В глазах стоявшей передо мной женщины я выглядел жалким неудачником, которому лгали, который оказался слабаком и даже не смог удержать любовницу при себе. Ну уж нет, этой я не покажу своей слабости, она не должна узнать, как мне сейчас больно. Но Марго и не думала затыкаться.

— Извини, но ты доверяешь не тем людям, — продолжала она сыпать соль на свежую рану. — Неужели ты с самого начала не понимал, что она тобой пользуется? Ты ей столько всего дал. Квартиру, главную роль, деньги, себя в конце концов. А она… Так поступить с тобой – это настоящая подлость. Тварь неблагодарная.

Марго всего лишь озвучивала мои мысли, но слушать это именно от нее было особенно гадко. Мне мучительно захотелось, чтобы она заткнулась, хотелось прекратить эту пытку. Пусть уйдет, а я смогу дать волю эмоциям. При ней показывать боль я не стану.

— Мне плевать на нее, ясно? — прорычал я. — Если ты думаешь, что у меня с Элиной что-то серьезное, то сильно ошибаешься. Она – очередная подстилка, причем не самая способная, — я выплескивал из себя яд, которого оказалось внезапно много, но легче не становилось. Хотелось что-нибудь разбить, кого-нибудь ударить или хотя бы просто заорать. Но не при ней, не при Марго. — Я спал с ней только затем, чтобы не повторилась история с Жанной. Привязать к своей постели – самое действенное средство.

— Сегодня последний спектакль, Арт, — сладким голосом, продолжающим отравлять мою кровь, проговорила Марго. — Ты же не намерен держать ее в своих любовницах дальше?

— Разумеется, нет! — ответил я и тут же увидел, как торжествующий взгляд стервы метнулся ко мне за спину и обернулся сам. В дверях, которые я, оказывается, не закрыл, стояла Элли, бледная, как полотно.

Я скрестился своим злым, уничтожающим взглядом с ее, растерянным и шокированным. Что, фея моя, не думала, что я узнаю о твоих похождениях налево? Думала, сможешь и дальше мне сладко в уши петь о своей неземной любви? Дрянь, ненавижу. Мой взгляд сейчас был настолько яростным, что она без слов должна была слышать мои мысли. Я хотел, чтобы она их слышала, чтобы понимала, за что я ее наказываю. И я не буду пере ней оправдываться, я итак слишком сильно перед ней раскрылся.

Не знаю, чего я ждал. Истерики? Оправданий? Обвинений? Но снова ни одно, ни другое, ни третье. Элли просто шагнула в коридор и тихо прикрыла за собой дверь, и этим окончательно признала свою вину.

— Уходи, — потребовал я от Марго, и та, поняв мое настроение, быстренько ретировалась. А я плюхнулся в кресло и закрыл лицо руками.

Мне было очень больно. До сегодняшнего момента я не осознавал, как глубоко эта девчонка поникла мне в душу, как основательно проросла корнями в моем сердце. Я ведь знал, всегда знал, что нельзя доверять, нельзя отдавать всего себя, что я обязательно получу нож в спину.

Я вспомнил про теплые ощущения летнего меда, разлитого по моему сердцу, вспомнил, как смаковал это ощущению и жаждал сохранить его как можно дольше. Теперь же мне хотелось отскрести это себя эту патоку. Она оказалась вдруг вязкой, липкой и мешала дышать.

И что же мне делать сейчас? Видеть Элли не хотелось. Не хотелось смотреть в ее лживые глаза, слышать от нее слова, любые, потому что все они будут ложью.

Я сказал Марго почти правду. Больше с Элиной Вельт не будет отношений, и совместных ночей не будет, потому что такого предательства я не потерплю. Обманул я эту стерву только в том, что моя страсть к Элли была игрой, ради роли, театра и моего развлечения. Потому что это не так. Я просто был кретином, я обманулся, доверился, расслабился. Она подцепила меня на тот самый крючок, на который я клялся себе, что никогда не попадусь. Но жалеть о том, что Элли услышала мой обман, я не собирался. Она наверняка слышала весь разговор. Пусть знает, что я от ее предательства боли не чувствую. Никогда не покажу ей этого.

Сейчас я не понимал, что должен делать дальше. Выгнать ее из театра, из квартиры? Пусть идет на все четыре стороны? Или дать ей возможность высказаться? Но нет, я не прощу, и говорить нам не о чем. Значит все-таки выгнать из своей жизни.

Но поставить точку в наших фальшивых отношениях сегодня я был не в состоянии. Я сделаю это тогда, когда она не сможет прочитать боль в моих глазах; тогда, когда я снова заточу свое сердце в броню.

Не желая никого видеть, даже Марата, я покинул театр и уехал домой. Там меня ждал бар с дорогими напитками, в которых я и собирался утопить свою боль. А она… пусть делает все, что хочет.

Хочу не видеть больше эти лица.

Сбегу в туманы северной столицы.

Пьеса «Заблуждения»

Что это, черт возьми, было? Что я только что услышала? Артур действительно это сказал? Что я – подстилка, очередная его девка, что он со мной ради спектакля, сравнил меня со сбежавшей Жанной?

Я добежала до своей гримерки, влетела в нее и закрылась изнутри. Я стояла, прислонившись спиной к двери и дышала так, будто пробежала марафон. Воздуха не хватало, легкие резало. Или это сердце? Да, определенно оно. Колотится, как сумасшедшее, будто ему тесно в грудной клетке, и с каждым ударом оно, как хрустальное, раскалывается на мелкие осколки. Слезы лились из глаз, я не понимала, за что Артур так со мной поступил. Неужели все, что он наговорил сейчас – правда, а то, что было между нами – лишь его игра? Я снова обманулась, снова поверила в то, что могу быть любима кем-то. Но это не так. Ему не нужна я, он лгал, искусно и красиво. И никто не смог бы обвести меня вокруг пальца лучше, чем Артур Данилевский.

Я весь сразу, с первого взгляда поняла, что он – демон, дьявол, но не прислушалась, отмела эти мысли. А теперь вот, расплачиваюсь. За свою доверчивость, глупость, за то, что просто влюбилась.

Я вдруг поняла, что Данилевский вот-вот может прийти сюда. Чтобы что? Поговорить? Нет, я не хочу его видеть. Он таким презрением меня окатил, что мне еще там захотелось отгородиться от голубых глаз, прожигающих во мне дыру, хотя бы дверью. Больше не хочу испытывать на себе адское пламя его взгляда. Я начала метаться по гримерке, переодеваясь и собирая свои вещи. Я должна бежать отсюда, и как можно быстрее. Я не хочу его видеть, не хочу слышать его жестоких слов. А ведь именно такими они будут, и мне, как всегда, будет нечего ему противопоставить.

Почему-то наше расставание я представляла себе проще. Думала, он просто скажет, что я ему больше не интересна, возможно, смягчит свои слова заверениями, что ему со мной было хорошо. Но вот так… Говоря это даже не мне, а стерве Марго. И такие вещи! Нет, я не смогу простить, принять этого. Никогда.

На улицу я выбежала через черный выход. Он был ближе, и там было меньше вероятности встретить Артура, да и других актеров тоже. Видеть сейчас кого бы то ни было я не хотела, была не в состоянии. Чтобы они все увидели, как меня разломали на части и выкинули на помойку? Ни за что!

К такси я бежала, не оборачиваясь, и только когда села в машину, оглянулась на театр. В последний раз. Я сюда больше не вернусь. Я исполнила обещание, отыграла спектакль, контракт закончился, а об увольнении сообщу удаленно. Сквозь пелену слез я смотрела на ставший родным особняк, и к боли расставания добавилась невыносимая тоска. Я успела привязаться к этому месту, я думала, что моя жизнь будет связана с ним намного дольше. Оказалось, я и тут ошиблась. Разом лишилась всего, что у меня было.

Я понимала, что в квартире на Остоженке мне больше нельзя оставаться. Но куда податься? Да, деньги теперь есть, заслуженные, заработанные. Но чтобы найти приличный вариант, нужно время, которого у меня нет, и силы, которых тоже не осталось. Ни физических, ни моральных. Меня словно выжали, как лимон.

К родителям ехать сейчас я тоже не готова. Мы с ними только помирились, только научились принимать друг друга, и я понятия не имею, как они воспримут мою ситуацию. Разочаровывать их в очередной раз я не собиралась. Да и рассказывать пришлось бы слишком много, а я сейчас к этому не готова.