— Артур Богданович, да если бы я хоть знал, хоть подозревал… Да я бы ему собственноручно все кости переломал! Не сомневайтесь, все сделаю, чтобы он тут больше не появился.

Я кивнул и направился обратно в гримерку, к Элли, по дороге думая, что все-таки надо нанять агентство, потому что мои охранники больше напоминают вахтеров и способны разве что предотвратить обычное хулиганство. Чего-то более серьезного я от них и не требовал, даже не подозревая, сколько всего может происходить прямо у меня под носом.

Стоило задуматься и об установке камер в театре. Сигнализации, на которую театр ставили на ночь, явно было недостаточно. Я должен знать, что здесь происходит. Обязательно обсужу это с Маратом.

Я вдруг представил, что случилось бы, если б я сегодня не приехал в театр. Или приехал чуть позже, или сидел бы в кабинете и ничего не слышал. Да ублюдок просто изнасиловал бы девчонку! По спине пробежал мороз, кулаки снова сжались. Может, и хорошо, что Эдик отделался только разбитой мордой, потому что моя месть будет страшнее, чем нанесенные побои. Пусть Элли и не хочет подавать на него заявление, я использую другие методы, более действенные. Я достаточно хорошо знаю человека, с которым успел плотно поработать. Знаю все его слабости, все страхи, по ним и буду бить.

Дверь в гримерку болталась на одной петле, из треснувшего косяка торчал вырванный с мясом замок. Что ж, это минимальный ущерб из всех возможных. Дверь-то можно поменять, а вот исправить последствия изнасилования уже невозможно.

Да, я был мерзавцем, который не церемонится с чувствами женщин. Но я никогда не принуждал их, они всегда знали, чего я хочу и что собираюсь с ними делать. Поэтому у меня в голове не укладывалось, каким уродом надо быть, чтобы кайфовать от женщины, которая тебя не хочет и сопротивляется.

Я зашел в комнатку и посмотрел наконец на Элли. Она, слава богу, была уже полностью одета и теперь тихонько сидела в кресле, зажав ладошки между стиснутых коленей. Элли уже не плакала, но у нее был такой испуганный и потрепанный вид, что сердце защемило от жалости и сострадания. Лучше бы она билась в истерике, чем смотрела так растерянно, беспомощно своими широко распахнутыми глазами. Она словно безмолвно спрашивала: «За что он так со мной? Разве можно так обращаться хоть с кем-то?»

Я присел перед Элли на корточки, взял за руку, стиснул тонкие пальчики в своих руках. Они были ледяными, и я только сейчас заметил, что Элли бьет мелкая дрожь.

— Ты как? — тихо спросил я, внимательно вглядываясь ей в лицо.

— Н-ничего, все нормально, — запинаясь ответила она, но стоило ей разомкнуть челюсти, как зубы мелко застучали друг об друга, выдавая сильнейшее нервное потрясение.

— Он больше ничего тебе не сделает, слышишь? — попытался я успокоить Элли хотя бы этим обещанием, но она только коротко кивнула, отводя от меня взгляд.

Пришлось приподнять ее лицо за подбородок, заставив посмотреть на меня.

— Ты должна мне верить, — это прозвучало так, будто я говорил не только о ее безопасности. Очень хотелось бы, чтобы она поняла это.

— Спасибо Артур. Я верю. Если бы не ты… Он, как боров. Огромный, сильный и мерзкий.

Элли вдруг сморщилась, зажмурила глаза и из-под ресниц показались слезинки, которые она поспешно вытерла свободной ладошкой.

— Теперь все хорошо. Я успел, и это никогда не повторится, — снова пообещал я, потому что просто не знал, как еще могу успокоить ее.

Тонкая полоска царапины, пересекавшая всю щеку, немного кровила, и я провел пальцем по нежной коже вдоль ранки. Элли вздрогнула, и я убрал руку.

— Больно? — прошептал я внезапно севшим голосом.

— Нет, — тихо ответила она.

— Он тебе что-то повредил? Болит где-нибудь?

Но Элли замотала головой.

— Нет, не успел.

— У тебя ранка на щеке. Надо обработать.

Элли тут же провела пальцем прямо по ссадине, после чего изумленно уставилась на пальцы, на которых осталось немного крови. Похоже, она все еще находилась в сильнейшем шоке, раз даже не заметила царапины. Та, хоть и мелкая, но должна, саднить, щипать.

— Мне нужно домой, там все сделаю. Я сейчас вызову такси, хочу уехать отсюда, — заговорила она и начала шарить рассеянным взглядом по комнате, явно выискивая свои вещи.

Сумка лежала на полу, а телефон я увидел на гримерном столике, но я и не подумал отдать ей вещи. Какое, к чертям, такси? Какое «домой»? Куда ей в таком состоянии?

— Нет, — твердо произнес я, внезапно приняв решение, которое очень мне понравилось. — Тебе нельзя сейчас оставаться одной. Поедем ко мне.

— Артур, я не буду с тобой спать, — тут же нахмурилась она, и глаза снова налились влагой.

— Элли, я что, похож на Эдика? За кого ты меня принимаешь? — разозлился я, и обида моя была почти искренней. Почти – потому что я собирался отвезти к себе Элли на ночь не только из альтруистических соображений, но и для того, чтобы она была сегодня со мной. Только я действительно не был уродом и приставать к девушке, пережившей только что такой стресс, не собирался. Сегодня мне будет достаточно даже просто обнять ее.

Мысли о наличии целых двух соперников, Влада и Макса, о лживости Элли и всех женщин в этом мире, о предательстве, я старательно затолкал в самый темный чулан своей души. И вытащу я их только тогда, когда получу желаемое и выкину Элли из своего сердца. Уверен, что как только она станет моей, я смогу легко это сделать. Потому что моя реакция на девчонку – это аномалия, болезнь, от которой нужно просто вылечиться, а лучшего лекарства от душевных терзаний, чем секс, еще никто не придумал. Сейчас я такой добрый только потому, что действительно переживаю за Элли. Ну и потому, чтобы она смогла довериться мне. А мое ликование связано лишь с тем, что появился предлог затащить ее к себе домой, и анализировать глубже свои чувства я не стану. Не сейчас.

Элли посмотрела на меня с изумлением, но, к моей радости, не стала сопротивляться. Просто равнодушно пожала плечами и опустила глаза.

— Хорошо.

Элли была в легкой футболке и джинсах, а к вечеру успело похолодать и стал накрапывать дождь, так что к машине я вел ее, приобняв за дрожащие плечи, потому что у меня не было ни одной чертовой теплой вещи, чтобы накинуть на Элли. И зонт я не прихватил. Был вариант дойти до костюмерной и взять что-нибудь там, но мне не хотелось терять время. Я решил, что до машины недалеко, а в доме подземная парковка, так что мерзнуть ей будет негде. А в своей квартире я уж точно помогу ей согреться. Горячий напиток, теплый плед, ванна и мои объятия помогут оттаять и успокоиться. Но на деле мы дошли до машины, изрядно промокнув, и в салоне пришлось включить обогрев на полную мощность.

Мы ехали молча. Я не хотел спугнуть ее покладистость, боялся, что она вдруг начнет протестовать и требовать отвезти ее домой. Я бы тогда не стал возражать и сделал, как она просит. Но Элли продолжала молчать и дрожать, обхватив себя за плечи.

Я видел, как Элли то и дело шевелит губами, будто неосознанно проговаривает шепотом свои мысли. Кажется, она даже не видела, куда мы едем, потому что встрепенулась и посмотрела на меня только тогда, когда мы въехали на подземный паркинг.

— Мы уже приехали? — тихо и как-то бесцветно спросила она.

— Да, это мой дом.

— Понятно, — только и ответила она, и меня стало тревожить ее пассивное состояние. Все-таки я не ошибся, решив отвезти ее к себе. Пусть лучше побудет под моим присмотром. И истерики пусть устраивает на моих глазах, незачем ей переживать это в одиночестве. Но до истерики было еще далеко, и меня это настораживало, ведь чем дольше она молчит, тем сильнее и тяжелее будет взрыв, когда она отойдет от шока.

Мы зашли в квартиру, и здесь Элли впервые проявила любопытство. Она осмотрелась, и я даже прочел удивление на ее лице.

— Какое тут все странное, — протянула она, застыв посреди гостиной, куда я ее привел. Я пока оставил ее стоять там, потому что нужно было срочно найти вещи, в которые промокшая и продрогшая Элли смогла бы переодеться.