Непроизвольное желание осуждать, обвинять или клеймить клиентов диагностическими ярлыками всегда было для Сьюзан главным “тревожным звоночком”, предвещающим скорую катастрофу. “Для меня терапевтическая катастрофа — это ситуация, когда я попадаю в порочный круг реактивного цикла и начинаю патологизировать клиента, лишая его положенного права на беспристрастное отношение к себе. Если при этом я начинаю заниматься каким-то поверхностным коучингом и назидательно рассказывать человеку, что ему нужно контролировать свою агрессию, плачевный результат становится практически неизбежным”, — подытожила она.
Сьюзан Джонсон подметила, что, когда сессия начинает идти не по плану, у терапевта невольно возникает огромный соблазн свалить всю вину на клиента. Только не стоит забывать, что некоторые люди обращаются за помощью к специалисту потому, что не умеют выстраивать отношения с окружающими и жалуются на сложности с поддержанием эмоциональных связей.
Я УМЫВАЮ РУКИ
Мы обратили внимание на то, что, несмотря на видимую готовность прямо и открыто говорить о своих ошибках, наша собеседница все же выбрала для своего рассказа случай, который нельзя отнести к разряду настоящих терапевтических катастроф: Сьюзан столкнулась со сложностями, однако вовремя успела отреагировать и уже к следующей сессии успешно “реабилитировалась”. Нас такой пример не удовлетворил, и мы попросили ее рассказать другую историю, когда ей не удалось так быстро понять причину проблемы и оперативно спасти ситуацию. Недолго думая, Сьюзан Джонсон вспомнила случай одной пары, которой она стремилась помочь, но загнала себя в тупик. Все ее попытки адаптировать свою модель под специфику их ситуации были тщетными, и на каком-то этапе у Сьюзан не осталось другого выбора, кроме как признать, что она в безвыходном положении.
“Мне запомнился один мужчина, который во время наших сессий постоянно оскорблял свою жену. В соответствии с моделью ЭФТ терапевт должен пытаться сдерживать такие негативные эмоции, разбирать их в контексте страхов, потребностей и привязанности клиента, а потом анализировать в рамках цикла взаимодействия. Теоретически это должно открыть подобному клиенту глаза на то, каким образом он строит отношения и как такое поведение влияет на его пару. В результате человек начинает брать на себя больше ответственности за свои действия и постепенно приходит к тому, что в этих отношениях есть еще что-то, кроме гнева. Именно так я и пыталась работать. Моей задачей было разговорить мужчину и постепенно перевести тему беседы на другие чувства, например на его неуверенность в себе. Это должно было открыть новые пути для построения эмоциональных связей между ним и его супругой, но, к сожалению, теория и практика слишком часто расходятся. Уже после первых нескольких сессий я поняла, что процесс пошел не по плану и движется совершенно в ином направлении.
Мужчина категорически отказывался брать на себя ответственность. Каждый раз, когда мы упирались в какую-то болевую точку и я пыталась указать ему на ошибки в его поведении, он принимался оправдываться и перекладывать вину на супругу. Фактически во время сессий мне приходилось все время защищать жену от его нападок. А ведь известно, что, если подобная ситуация приобретает систематический характер и клиент никак не реагирует на попытки терапевта сдержать его оскорбительное поведение, это верное противопоказание для семейной психотерапии”, — начала свой рассказ Сьюзан.
Она всерьез задумалась о том, а не отказаться ли ей вообще от этой пары. С каждой сессией она все больше давила на мужа, пытаясь повлиять на его ригидное агрессивное поведение и постоянные попытки контролировать жену. “Он грязно обзывал свою супругу в моем присутствии, так что мне приходилось останавливать его и говорить: «Прощу прощения, но пока вы в моем кабинете, я запрещаю вам говорить со своей женой в таких выражениях». Пожалуй, именно на этом этапе я и поняла, что ситуация плавно заходит в тупик. Он стал проявлять по отношению ко мне неприкрытую враждебность и не давал мне ни анализировать его опыт, ни комментировать его поведение”.
Сьюзан окончательно утвердилась в мысли, что семейная терапия вряд ли поможет этой паре. У мужчины были явные проблемы с гневом, которые нужно было решать в более безопасной и менее щекотливой обстановке. Она уверяла себя, что в этой ситуации сделала все, что могла, однако ее по-прежнему не покидала мысль, можно ли было сделать что-нибудь по-другому, чтобы все-таки достучаться до мужчины.
“Этот вопрос до сих пор мучит меня, в том числе и потому, что с первой сессии мне было ясно: эта женщина не собирается от него уходить. Я очень за нее переживала. Она выглядела крайне подавленной. Однажды в конце сессии он пулей вылетел из кабинета, хлопнув дверью, и она осталась наедине со мной. Меня тревожило ее состояние, и я попыталась поговорить с ней о том, что происходит. Я была настолько обеспокоена, что попросила у нее разрешения обсудить ситуацию с ее индивидуальным психотерапевтом. Она молча выслушала меня, тихо всхлипывая, поблагодарила за сочувствие и жалобно попросила этого не делать. В тот момент меня переполняло острое чувство беспомощности”, — призналась Сьюзан.
Она до сих пор уверена, что в ситуации с этой парой она не особо могла помочь. Сьюзан Джонсон старалась как могла, но пара оставалась невосприимчивыми ко всем ее увещеваниям. Казалось, беспомощность клиентов, которые тщетно пытались изменить свой паттерн взаимодействия, невольно передалась Сьюзан. Как и в предыдущем примере, она снова была бессильна установить со своими подопечными прочный терапевтический контакт.
СЛОЖНОСТЬ И НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ
Один из главных мифов, окружающих нашу профессию, заключается в том, что если мы будем достаточно умны и находчивы, будем добросовестно учиться, прилежно работать, повышать квалификацию, ходить на супервизию и наберем много часов практики, то никогда не столкнемся с тупиковой ситуацией и всегда будем знать, что творится в душе клиента. Если у нас не получается что-то непосредственно на сессии, со временем мы сможем найти правильные ответы на все вопросы. Только реальная жизнь намного сложнее. Часто бывает так, что, сколько бы ни ломали голову, мы все равно понятия не имеем, что пошло не так и что мы сделали неправильно.
Когда мы поинтересовались у Сьюзан Джонсон, какие выводы она сделала из этого эпизода, она развела руками и ответила со свойственной ей обезоруживающей честностью: “Не знаю. Когда ты учишься на своих ошибках и выносишь из ситуации какой-то урок, всегда можно сказать себе: «Теперь я знаю, что нужно было сделать иначе». В моем случае я ума не приложу, что еще можно было попробовать с этой парой. Я как могла старалась достучаться до него и объяснить, что своим поведением от стреляет себе в ногу. Когда один из супругов не испытывает эмпатии к другому, я обычно пытаюсь работать через его стремления и потребности, апеллируя к его эгоистическим интересам и пытаясь донести, что своими действиями он вредит себе. В подавляющем большинстве случаев все получается, но этот мужчина…” — голос Сьюзан дрожал от разочарования и обиды. Она до сих пор часто думала об этом случае, пытаясь разобраться в хитросплетениях обстоятельств и понять, почему ее методика ее подвела; и сейчас, спустя много лет, ответ на этот вопрос по-прежнему оставался для нее загадкой.
“Честно говоря, я так и не поняла, зачем этот человек вообще пришел на терапию. Обычно, если у меня не получается установить эмоциональную связь с клиентом и подстроиться под него, я стараюсь примерить на себя его точку зрения и быть на его стороне. В тот раз, вопреки всем усилиям, мне не удалось выстроить с клиентом прочный альянс, и психотерапевтический процесс так и не сдвинулся с мертвой точки”, — сокрушалась Сьюзан Джонсон.
Похоже, подобный ответ ее не удовлетворял. Впрочем, это знакомая ситуация. Подавляющее большинство терапевтов не любят разбираться в своих провалах и делать работу над ошибками. Мы стремимся стыдливо замести наши терапевтические катастрофы под ковер и сделать вид, словно ничего не было. В лучшем случае мы обвиняем клиента, называя его невосприимчивым, немотивированным, сложным, неконструктивно настроенным или слишком запущенным. Немногим из нас, таким как Сьюзан Джонсон, хватает смелости честно признаться себе: мы ошиблись, но понятия не имеем, как и почему.
