Я начал спокойно и методично объяснять им, что это стандартный набор препаратов, показанных людям с подобным заболеванием для купирования симптомов тревожности и деменции. Во время нашего разговора мне вдруг бросилось в глаза странное поведение супруги клиента: пожилая женщина выглядела так, как будто что-то скрывала, и это ее беспокоило. Мне показалось это подозрительным, я стал активно расспрашивать ее о недавних событиях. Поначалу она лишь жаловалась на то, что ее мужу в последнее время заметно хуже, однако в конце концов не выдержала и под моим напором призналась, что с некоторых пор они с дочерью без моего ведома начали поить клиента некими травяными сборами и настойками, которые, судя по всему, вступили во взаимодействие с выписанными лекарствами и усугубили побочные эффекты. Как оказалось, народная медицина не очень хорошо сочетается с психотропными препаратами, и в результате такого самолечения поведение клиента начало принимать откровенно странные и экстравагантные формы.

В добавок к проблемам с памятью у клиента появились бредовые идеи, из-за которых он все время пребывал в тревожном возбуждении и чувствовал себя далеко не лучшим образом. Меня эта новость просто огорошила. Когда я проводил первую консультацию с клиентом, я предупредил его жену о том, что во время лечения категорически запрещается давать больному любые безрецептурные препараты, витамины, гомеопатические средства, травяные добавки и прочее, предварительно не посоветовавшись со мной. Женщина заверила меня, что ничего такого не было, нет и не будет. И на тебе!

Я еще раз объяснил им, почему так делать нельзя и что им нужно выбирать: или прописанное мной лечение, или их трава-мурава, причем супруга клиента, кажется, услышала меня и готова была признать свою ошибку. А его дочь мои объяснения не удовлетворили. По крайней мере, она не умерила свой пыл и все так же яростно обвиняла меня во всех смертных грехах и в полной профессиональной несостоятельности. Напоследок она пригрозила подать на меня в суд, а спустя какое-то время после нашей встречи написала директору клиники долгое и содержательное письмо о том, какой я мерзавец”, — удрученно вспоминал Лен Сперри.

Нам было ясно, что Сперри был последним, кого можно было винить в этом фиаско, тем не менее наш собеседник придерживался иного мнения. Главная ошибка Лена, по его словам, заключалась в том, что он утратил самообладание и слишком резко отреагировал на упреки дочери клиента. Вместо того чтобы занять конструктивную позицию и напомнить родственникам, что сейчас не время для споров и им нужно действовать сообща, чтобы обеспечить клиенту лучшее возможное лечение, он принялся защищаться, оправдываться и доказывать свою правоту.

“Только со временем я понял, что личностный стиль и динамика этой девушки напоминали мои собственные. Я смотрел на нее словно в зеркало, и это помешало мне успокоиться, проигнорировать ее нападки и посмотреть на ситуацию под другим углом”, — произнес Лен Сперри, признавая, что совершено упустил из виду собственную реакцию контрпереноса и не успел разобраться с ней, пока не стало слишком поздно.

“Я продолжал общаться с клиентом и его родственниками исключительно спокойно и вежливо. Только в самом конце сессии я не сдержался и позволил себе небольшой комментарий по поводу вопиющего нарушения моих врачебных рекомендаций, попросив родных впредь воздержаться от подобной самодеятельности, не уведомив меня заранее. С моей стороны это был абстрактный упрек, призванный выразить мое возмущение ситуацией, однако они восприняли его слишком лично и решили, что я обвиняю их в целенаправленной попытке отравить своего мужа и отца”.

Больше всего в этой второй истории нас поразила удивительная готовность нашего собеседника признавать и анализировать свои промахи. В конце интервью у нас не осталось сомнений в том, что Лена Сперри справедливо можно считать живым воплощением той самой саморефлексии и честности с собой, благодаря которым люди способны учиться на своих ошибках.

Последние десять лет Скотт Миллер в сотрудничестве с группой исследователей занимался научными изысканиями, направленными на развитие надежных, проверенных и эмпирически подкрепленных принципов психотерапевтической практики. В соавторстве с Марком Хабблом и Барри Дунканом Скотт Миллер выпустил знаковую книгу The Heart and Soul of Change (Сердце и душа изменений), в которой была предпринята уникальная попытка собрать воедино все известные рабочие методы терапевтического вмешательства и подарить практикующим специалистам исчерпывающее и всеобъемлющее руководство на тему эффективной психотерапии. В других книгах, таких как The Heroic Client (Героический клиент), Escape From Babel (Побег из Вавилона) и Psychotherapy with Impossible Cases (Психотерапия невозможных случаев), Скотт и его коллеги рассуждали о критически важной роли клиента в успехе собственного лечения.

Из-под пера Миллера также вышел ряд содержательных трудов на тему краткосрочной терапии, ориентированной на решение проблемы, включая такие работы, как Handbook of Solution-Focused Brief Therapy (Справочник краткосрочной терапии, ориентированной на решение проблемы), The Miracle Method (Чудодейственный метод) и Working with the Problem Drinker (Работа с проблемным алкоголиком). Отличительной чертой исследовательской и преподавательской деятельности Скотта Миллера является поразительное сочетание научного мышления и тонкого восприятия человеческого опыта.

В настоящее время Миллер активно применяет знания, которые ему удалось накопить за годы теоретических исследований и практической деятельности, для решения реальных проблем общества. Так, последние несколько лет наш собеседник уделяет немало времени и сил работе с неблагополучными и малообеспеченными слоями населения, выступая одним из руководителей социальной клиники, специализирующейся на помощи бездомным.

Тема нашего интервью крайне заинтриговала Скотта Миллера, дав обширную пищу для его острого, живого ума. Применяя свой фирменный методичный и систематический подход, наш собеседник охотно пустился в обсуждение различных разновидностей терапевтических катастроф и уроков, которые можно получить на почве подобных неудач.

Для начала мы решили поинтересоваться у Миллера, о чем он думал, когда готовился к интервью. У нас не было сомнений в том, что такой организованный и ответственный человек, как Скотт, наверняка подойдет к ответам на наши вопросы с той же завидной методичностью, какую он обычно проявляет в других сферах своей деятельности, и наш собеседник не только не разочаровал, но и превзошел самые смелые ожидания.

“Что ж, должен признаться, что некоторые истории из моей практики действительно оставили после себя нечто сродни посттравматических воспоминаний, — без предисловий начал Скотт. — Причем я говорю не о тех ситуациях, где я сам по тем или иным причинам был не в восторге от проделанной работы, а о куда более неприятной и досадной разновидности терапевтических неудач, когда клиент остался настолько недоволен результатом, что поспешил сообщить мне об этом в самых недвусмысленных выражениях”.

По мнению Миллера, психотерапевту всегда намного проще смириться со своим провалом, если человек, огорченный отсутствием прогресса, просто тихо исчезает без лишних объяснений, чем когда раздосадованный клиент возвращается, чтобы напомнить о себе и своем недовольстве. Скотт знал, о чем говорил, поскольку у него в карьере было несколько подобных историй, воспоминания о которых до сих пор терзают его.

“Честно говоря, это была первая мысль, которая посетила меня, когда я узнал о сути вашего проекта. Впрочем, чем больше я обдумывал эту тему, тем больше понимал, что для меня такие терапевтические неудачи стали едва ли не главным двигателем моего профессионального прогресса. Каждый мой промах в индивидуальной работе с клиентами, каждая ошибка в понимании концепций и принципов психотерапии оставили во мне неизгладимый след, навсегда изменив мои теоретические взгляды и прикладной терапевтический стиль”, — признался Скотт Миллер, добавив, что, по сути, весь тернистый путь развития его идей и методов представляет собой длинную череду проб и ошибок, каждая из которых, впрочем, помогла Миллеру стать лучше как специалисту.