Я рассчитывал, что второе образование позволит мне восполнить пробелы в знаниях, закрыть бреши в супервизии и наверстать все то, что я упустил в студенческие годы. Так вышло, что мне пришлось начинать свою карьеру в крайне неудачное время, когда такие понятия, как аттестация и лицензия, толком не успели сформироваться. В те годы можно было запросто “срезать углы” и пробиться во многие профессии обходными путями, не получив и доли той подготовки, которую молодые специалисты получают в наши дни.
БОРЬБА С КОМПЛЕКСОМ НЕПОЛНОЦЕННОСТИ И НАРЦИССИЗМОМ
Поскольку последние 20 лет я постоянно пишу об индивидуальной психотерапии Адлера, вполне закономерно, что тема комплекса неполноценности занимает в моих мыслях далеко не последнее место. Объективно я понимаю, что, невзирая на вечные сомнения, я немалого добился на своем поприще и мне есть что предложить коллегам. В конце концов, когда мы готовили серию учебных видеороликов с лучшими психотерапевтами нашего времени, моя запись тоже вышла в ее составе. Я искренне люблю свою работу и горжусь тем, что делаю. Последние несколько лет — особенно с тех пор, как мне, наконец, удалось доказать себе, что я знаю, что делаю, и действую не в слепую, — я чувствую себя намного увереннее.
Когда Джеффри пришел ко мне на съемки и мы записали его демонстрационные сессии, мне показалось, что он чувствует примерно то же самое, что и я. Мы с ним выросли на обучающих фильмах подобного толка, а теперь вдруг сами оказались по ту сторону экрана, наставляя новое поколение юных психотерапевтов, которые восхищаются нашей работой в кадре, а на самом деле разбираются в профессии намного лучше, чем мы.
Ирония судьбы заключается в том, что, помимо комплекса неполноценности, вторым главным бичом моей карьеры всегда был и остается мой нарциссизм. Я вырос младшим ребенком в семье, на восемь лет младше других детей. Меня откровенно разбаловали и привили чувство вседозволенности. Я знал, что всегда и во всем прав. Моя мать отличалась на редкость напористым характером и вечно на меня давила. Мне кажется, я до сих пор полностью не избавился от своих детских проблем, и мне по-прежнему приходится работать над собой, чтобы не позволять им слишком ощутимо влиять на мою жизнь.
Когда в кресле клиента напротив меня оказывается мой брат по несчастью с такими же нарциссическими тенденциями, мы часто начинаем пререкаться. Меня часто застают врасплох. Прямо сейчас у меня идет ожесточенная борьба за власть с администратором нашего университета. Мои коллеги очень мне помогают, но мне по-прежнему невероятно сложно поставить себя на место этого человека и прикинуть, каково это — быть администратором. В общем, не буду врать: когда в дело вступает нарциссизм, это, мягко говоря, не помогает мне лучше выполнять мою работу.
ПРИМЕР ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ КАТАСТРОФЫ
Как и многие другие участники проекта, поначалу я долго не мог определиться с тем, о каком случае из практики рассказать читателю. Во многих ситуациях, когда во время сессии что-то шло не по плану, я по старой привычке перекладывал вину на клиента. После долгих размышлений я все же выбрал для книги одну историю, которая не дает мне спать по ночам вплоть до сегодняшнего дня. Это была настолько из ряда вон выходящая ситуация, что, признаться, я даже не знаю, как мне правильно к ней подступиться.
В общем, была у меня одна клиентка — молодая женщина, крайне серьезно настроенная на то, чтобы развестись с мужем. Раз за разом она приходила ко мне в кабинет и жаловалась, до чего же ужасный это был человек и насколько гадко она чувствовала себя после каждой встречи с ним. Здесь нужно сразу отметить, что я живу и работаю в небольшом городке, где все жители неизбежно знакомы друг с другом. Я знал эту женщину и ее мужа, потому что они были прихожанами той же церкви, куда я часто ходил со своей семьей. Именно местный священник изначально и направил ее ко мне, чтобы я помог ей разобраться с семейными делами.
В дополнение к нашим сессиям клиентка часто вызывалась поработать в церкви на добровольных началах и при каждой удобной возможности жаловалась священнику на свои проблемы с мужем. В то время моя частная практика как раз набирала обороты. В один прекрасный день ко мне в кабинет постучалась секретарша и сообщила, что уже не справляется со всей канцелярской работой и нам нужно нанять еще одного сотрудника. Я не возражал, и все бы было ничего, если бы ей не пришло в голову предложить вакантное место той самой клиентке. Она решила, что бедной девушке не помешают лишние деньги, а раз она будет заниматься исключительно бумажной работой, не взаимодействуя со мной напрямую, это никак не может расцениваться как двойные отношения. Позвольте напомнить, что дело было в начале 1980-х годов, когда правила и требования по поводу двойных отношений существенно отличались от современных. Моя история является наглядной иллюстрацией того, почему со временем многие нормы кодекса профессиональной этики было решено пересмотреть и сделать на порядок строже.
Итак, девушка начала подрабатывать у меня в офисе, параллельно продолжая ходить ко мне в качестве клиентки. Пару раз она даже привела с собой на сессию мужа. Я пытался поработать с ними как с парой, но семейная терапия у них складывалась не лучше, чем их семейные отношения. Честно говоря, мне кажется, она изначально не слишком-то стремилась наладить с ним отношения, а он скорее для виду притворялся, что пытается спасти брак. Оба они отличались крайне бескомпромиссным характером и не горели желанием идти друг другу на уступки.
В конце концов моя клиентка решила окончательно разъехаться с мужем. Однажды, когда они уже жили отдельно, она пришла ко мне и сообщила, что ее супруг ужасно злится и стал вести себя очень странно. Я спросил ее, что она имеет в виду, и она ответила, что он почему-то решил, что все это время у нее был роман со мной. Должен признаться, меня это просто огорошило. Конечно, если хорошенько задуматься, она действительно проводила много времени у меня в офисе, и, если ее муж был на сто процентов уверен в существовании любовника, моя кандидатура на эту роль казалась не такой уж невероятной. Но я-то знал, что никогда не вступлю в интимную связь с клиенткой, так что поначалу воспринял всю эту ситуацию как вполне безобидную и в чем-то даже забавную глупость.
В течение следующих нескольких сессий она снова и снова возвращалась к теме подозрений мужа о ее якобы измене. Наконец, я не выдержал и спросил, что побудило ее супруга поверить этим слухам, и тут она огорошила меня во второй раз. Немного помявшись, клиентка призналась, что у нее действительно был любовник, связь с которым тянулась достаточно долгое время, просто раньше ей не приходило в голову мне об этом рассказывать. “И кто же это, позвольте спросить?” — поинтересовался я. Ее ответ окончательно поверг меня в шок. Оказалось, все это время у нее был роман со священником!
После этого ошеломительного признания я чувствовал себя преданным и обманутым сразу на нескольких уровнях. Во-первых, клиентка с самого начала скрывала от меня этот “скелет в шкафу”, утаивая критически важную информацию, из-за чего вся наша предыдущая работа была не более чем пустой тратой времени. С другой стороны, настоятель моей церкви — тот самый человек, который направил ко мне эту женщину, — все это время своими же руками разрушал ее брак. Я был зол, растерян и не знал, что делать. Чувствовал себя морально раздавленным.
Долгие годы священник был моим другом и наставником. Он проводил духовные встречи для семейных пар, которые мы нередко посещали вместе с женой. Я был лично знаком с его детьми и супругой. Конечно, как я ни старался, я не мог не воспринимать эту ситуацию как личный удар. Мне врали, меня держали в полном неведении.
Тем не менее это был еще не конец. Вскоре после того, как клиентка подала документы на развод, мне поступил неожиданный звонок от юриста. Наш городок был, по сути, большой деревней, так что юрист тоже был знаком со мной не первый день и звонил чисто по-дружески, чтобы не для протокола предупредить меня о том, что бывший муж клиентки намеревается подать против меня судебный иск. Юрист изо всех сил пытался отговорить его от этой затеи, но оскорбленный супруг был решительно настроен пожаловаться на меня в аттестационную комиссию, обвинить меня в том, что у меня роман с его женой, и добиться отзыва моей лицензии за неэтичное поведение. Вот тут-то я окончательно впал в ступор. Я был обязан защищать конфиденциальность клиентки и не мог сказать никому, даже юристу, что на самом деле у нее роман не со мной, а со святым отцом. Мне не оставалось ничего другого, кроме как сообщить об этом звонке ей и попытаться вместе найти выход из сложившейся ситуации. На этом этапе ни о какой психотерапии не могло быть и речи. Отныне все наши встречи вращались исключительно вокруг вопроса о том, как мне не потерять лицензию. Клиентка попыталась уговорить священника признаться в их связи, но он был категорически против этой идеи, поскольку ее бывший муж был чуть ли не его лучшим другом. К тому же он был счастливо женат и не намеревался рушить свой образ примерного семьянина.
