Я люблю свою маму, но она просто мастерски препятствует моей сексуальной жизни. По дороге домой я получаю звонок, в котором она требует, чтобы мы без промедлений ехали на ферму: мол, они с Питером и Бренданом нас уже ждут, а сама она буквально стоит на крыльце.

Как только мы приезжаем, мама выбегает из дома в слезах и с объятиями набрасывается на Оливию.

– Давай дадим им минутку, – предлагает мне Питер, глядя, как они заходят в дом. У него такой вид, словно ему крайне неловко. Таким я его еще ни разу не видел.

Я готовлюсь к тому, что он может мне сообщить. Я ведь уже уволился: неужели Джессике все равно удалось создать нам проблемы?

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Я хочу обсудить с тобой пару вопросов, – говорит Питер, нахмурившись. Он засовывает руки в задние карманы брюк и упирается взглядом в свои ботинки. – Первый вопрос касается фермы. В конце прошлого года я общался с руководством университета от имени твоей матери о возможности на целый год сдать в аренду изрядную долю вашей земли факультету сельского хозяйства.

Это совершенно не то, о чем я думал. Я испытываю облегчение, и тем не менее это очень странно…

– Сдать в аренду? Зачем им это нужно? У них ведь есть своя земля.

Тогда Питер объясняет, что спрос на кукурузу упал и наша земля стала бы идеальной экспериментальной площадкой, чтобы продемонстрировать преимущества смены культур.

– Они готовы заплатить за аренду гораздо больше, чем вы когда-либо зарабатывали с продажи урожая, даже в лучшие годы. И вдобавок твоя мама получит двадцать процентов самого урожая, как только тот появится.

– А что будет, когда закончится срок аренды?

– Возможно, они захотят продлить контракт. – Питер пожимает плечами. – Если нет, я планирую уйти на пенсию в ближайшие несколько лет и как раз подумывал, не испробовать ли мне свои силы в фермерстве.

Я озадаченно наклоняю голову набок. Я знаю Питера всю жизнь и ни разу не слышал, чтобы он проявлял интерес к фермерству.

– Так, значит, ты хочешь ее выкупить?

– Не совсем. – Он немного колеблется. – На самом деле я бы хотел жениться на твоей матери.

Я в замешательстве моргаю, задаваясь вопросом, не ослышался ли.

– Что? – со смехом переспрашиваю я.

Он трет лицо руками.

– Дороти говорила, что ты пока не готов…

Прошлой ночью я поспал совсем мало, но, даже будь у меня больше сна, в этом разговоре все равно не было бы смысла.

– Не готов к чему? А она знает, что ты планируешь?.. – Я качаю головой. – Тебе не кажется, что сначала вам стоит хоть на свидание сходить?

– Уилл, – у него вырывается смешок, – мы с твоей мамой встречаемся уже больше года.

Я перевожу взгляд на дом. Оливия с мамой стоят у окна, наблюдая за нами. Оливия даже смеется. Я не понимаю, какого черта тут происходит…

– Но как? То есть – когда вы это успевали?

Но еще не закончив вопрос, я уже вспоминаю о Дне благодарения – о том, сколько у них оказалось общих знакомых, и о том, что они вместе пришли на банкет. А еще мама впервые услышала об Оливии от Питера, а не от меня…

А потом я вспоминаю утро после банкета: Питер как раз возвращался домой, когда я приехал к нему. Я вздрагиваю.

– На самом деле я не хочу этого знать.

Мы вместе направляемся к дому, пока я (невероятно медленно) укладываю это у себя в голове. Думаю, в этом есть смысл. Моя мама знала Питера еще до моего рождения, к тому же я столько переживал, что она здесь совсем одна…

Я почти возвращаю себе способность изображать адекватное поведение, но затем мы заходим внутрь… и я вижу, как Брендан обнимает мою девушку. Стоит ему меня заметить, и его улыбка тотчас угасает – возможно, это как-то связано с тем, что у меня внезапно жутко зачесались кулаки. С преувеличенным вздохом он выпускает ее из объятий:

– Остынь, чувак. Я просто с ней поздоровался.

– В следующий раз используй слова, – советую я, буравя его взглядом.

– Но у Оливии такие классные объятия, – не соглашается он, переводя взгляд на ее грудь. – Это ведь чашечка D? Если не больше.

Она смеется и пересекает комнату, обнимая меня за талию.

– Это было твое последнее объятие, придурок.

Мое настроение не настолько великодушное, как ее. Воспоминание об их поцелуе еще не скоро перестанет выводить меня из себя.

– Сейчас середина недели, – говорю я, изо всех сил стараясь оставаться вежливым. – У тебя разве не должны быть экзамены?

Он качает головой:

– Мне разрешили сдать их пораньше. Я подумал, что тебе здесь может понадобиться помощь.

Брендану было плевать на ферму с того самого дня, как он родился. В детстве он зачастую приходил домой и предлагал разнообразные варианты, где он мог бы работать помимо фермы. Как будто отцу просто не приходило в голову, что на свете бывают профессии, скажем, пилота или пожарного.

– Помощь?.. – В моем голосе сквозит недоверие. Я надеюсь услышать соль шутки, но ее все нет и нет.

– Да. Это когда один человек оказывает содействие другому.

– Я знаю, что это значит, идиот. Хочешь сказать, что ты вернулся для того, чтобы помочь с фермой?

– Если только ты не хочешь, чтобы я помог поухаживать за твоей девушкой – к чему я также готов. – Он пожимает плечами.

Я почти улыбаюсь. Почти.

– Возможно, тебя это удивит, но нет: к этому не готов уже я.

Когда мы собираемся домой, начинает идти снег. Снежинки ложатся на ее ресницы и волосы, отчего она становится похожа на гостью из другого мира, светясь изнутри. Она смотрит в небо и хохочет с таким восторгом – почти как ребенок, – что меня переполняет тепло. Я так сильно ее люблю, что даже не уверен, хватит ли места у меня в груди, чтобы вместить это чувство.

– Что это за взгляд? – спрашивает Оливия. – Больше не хочешь со мной встречаться, раз я тащусь от снега?

Я качаю головой и подхожу к ней ближе, обнимая ее за бедра и впитывая всю эту картину: ее улыбку до ушей, глаза, освещенные лунным светом, и снежинки, сверкающие в волосах.

– Как раз наоборот, – мягко говорю я. – Смотрю на тебя и думаю, возможно ли, что мне так повезло.

Тут ее улыбка меняется с восторженной на какую-то иную, такую теплую, удивленную, пропитанную тихой радостью.

– Нам обоим повезло, – отвечает она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы дотянуться до моих губ.

К тому моменту, как мы залезаем в машину, наши волосы насквозь промокли, и мы оба дрожим от холода. Я включаю обогреватель на максимум, и мы отправляемся в путь. Но выехав на магистраль, я не сворачиваю в сторону кампуса.

– Мы куда? – спрашивает Оливия.

Мне даже в голову не пришло отвезти Оливию в ее квартиру. Полагаю, мне следовало ее спросить… А вообще – к черту: я больше не позволю ей и шагу ступить в этот район.

– Ты же не думала, что я собираюсь спать в твоей квартире? – поддразниваю я. – Я, конечно, крут, но все-таки не пуленепробиваем, к тому же на этой неделе мы уже сталкивались с полицией.

– Ладно. Но ты же не будешь вести себя странно? Ты был очень странным в тот раз, когда я впервые спала в твоей квартире.

– Точно, это когда моя горячая студентка вдруг села и продемонстрировала свой бюст? – Я закатываю глаза. – Действительно, с чего тут быть странным.

– Просто я думала, что ты видел женскую грудь до встречи со мной.

– Но твоя грудь исключительная, – говорю я, заезжая на парковку.

От одного воспоминания о том утре я становлюсь твердым как камень… Я достаю ее сумки и направляюсь к дому.

– И все-таки чем-то эта ночь будет похожа на твою первую ночь здесь, – предупреждаю я, отпирая входную дверь.

– Правда? И чем же?

Я заношу сумки внутрь и затаскиваю ее вслед за собой, не теряя времени на то, чтобы зажечь свет.