Я накладываю всего понемногу, и Уилл бросает недовольный взгляд на мою тарелку.

– Клади больше, Оливия.

– Тогда завтра мне станет плохо, – возражаю я.

– Тебе станет еще хуже, если ты будешь голодная, – отвечает он. – Мне напомнить, что случилось в прошлый раз?

Дороти не выглядит особо удивленной этим обменом репликами, значит, ей уже известно, что я потеряла сознание на забеге. Интересно, о чем еще она знает… Я накладываю себе больше еды, продолжая сверлить Уилла взглядом. Завтра я посмотрю на него, когда окажется, что я не могу нормально бежать, потому что у меня в животе полкило макарон.

Несмотря на мои опасения по поводу этого ужина, он оказывается по-своему забавным. Сразу видно, что Дороти обожает Уилла и его младшего брата (который сейчас учится в университете), однако без проблем ставит Уилла на место, когда тот зарывается. Давно пора кому-нибудь это сделать.

После того как с ужином покончено, мы с Уиллом убираем со стола. Я как раз заканчиваю вытирать миску, когда он заходит на кухню и говорит мне просто сесть и оставить ему остальное. Я его игнорирую, не отпуская миску.

– Куда это положить? – спрашиваю я.

– В верхний шкафчик.

Я встаю на цыпочки, пытаясь до него дотянуться, и Уилл подходит ко мне из-за спины.

– Давай я.

Он забирает миску и сам кладет ее на место. Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда он опускает руки от верхней полки, – и мы оказываемся друг перед другом так близко, что его грудь касается моей, и он задевает ее рукой, которая все еще продолжает свое движение от шкафчика.

Я ощущаю острый прилив желания внизу живота, и в этот момент та часть моего мозга, которая отвечает за здравый смысл, попросту отключается. Остается другая часть – которая обращает внимание на запах его кожи, крошечный шрам на переносице и выражение его глаз. Это выражение исчезает так же быстро, как и появилось, однако я совершенно уверена, что еще ни разу не видела у Уилла чего-то подобного.

На мгновение мне показалось, что его мозг тоже отключился.

После того как я переоделась в спортивную одежду для сна, раздается стук в дверь. А когда та приоткрывается, ко мне в комнату с улыбкой заглядывает Дороти.

– Просто хотела убедиться, что тебе ничего не нужно. Обычно я давала Уиллу стакан теплого молока перед сном накануне забега. Тебе принести?

Это вызывает у меня укол зависти и радость одновременно.

– Нет, спасибо, – отвечаю я, слегка запинаясь. – Мне ничего не нужно.

– Хорошо. – Дороти еще раз улыбается. – Спи крепко.

Я ложусь и выключаю прикроватную лампу. Я представляю, как когда-то здесь лежал Уилл, как мама поправляла ему одеяло перед сном… Отчасти я ему завидую, но все равно рада, что у него все это было в детстве. Даже если бы я могла отнять у Уилла это воспоминание, каким-то образом сделать его частью своего детства, я бы этого не сделала.

Я чувствую умиротворение, представляя, как он лежал здесь раньше, а также спокойствие от того, что он сейчас рядом, по другую сторону двери. Возможно, этой ночью у меня даже не будет кошмаров.

Уилл

Я с облегчением выдыхаю, когда она наконец ложится спать.

Весь последний час мне пришлось притворяться, что я вовсе не напуган случившимся на кухне. Когда она обернулась и оказалась едва ли не прижатой ко мне, со своими огромными глазами и с этими губами, которые способны навевать нежелательные мысли в любое время дня и ночи – и успешно навевают, – я не просто подумал о том, чтобы поцеловать ее. Я собирался это сделать. Какая-то низменная часть меня взяла верх и требовала совершить сотню разных вещей, пока я не пришел в себя.

Я был совершенно не в своем уме.

Вот как она воздействует на меня. Она так воздействует на всех вокруг, насколько я могу судить, но я беспокоюсь конкретно за себя. Дело ведь не только в том, что меня уволят. Дело в том, что это неправильно. Оливия доверяет мне. Она рассчитывает, что я помогу ей справиться с этой проблемой, помогу реализовать ее потенциал, – и в это же самое время я не просто представлял, как целую ее, но и действительно намеревался это сделать.

Она не может больше здесь оставаться. Утром я объясню ситуацию Питеру – как мне и следовало поступить с самого начала, когда я только узнал об этом. Если университет будет поставлен в известность о наличии этих проблем, он станет нести ответственность, случись с ней что-нибудь, – так что, вполне вероятно, ее выгонят из команды… Вот почему я до сих пор не говорил об этом Питеру. И все же, возможно, он сможет придумать иное решение. Может быть, если она согласится на психотерапию, он сможет найти ей компаньонку для ночей перед соревнованиями. Единственное, в чем я уверен, – мне эту роль больше никогда нельзя выполнять.

Заснуть на диване мне удается не сразу. И посреди ночи я резко просыпаюсь, с запозданием понимая, что меня разбудила Оливия, а за то время, пока до меня это доходит, она успевает покинуть дом. Я перелетаю через диван, выбегаю за дверь и спрыгиваю с крыльца, минуя все ступеньки. К тому моменту, как я оказываюсь снаружи, Оливия уже на полпути к конюшне: она буквально летит. С огромным усилием мне удается догнать девушку, однако попытка ее остановить выходит не слишком изящной – это скорее напоминает захват из регби, чем доблестное спасение, – и в результате мы оба падаем лицом на землю. Я перекатываюсь с нее, и Оливия порывается подняться, однако я обхватываю ее поперек туловища, так что ей не сбежать. Она кричит, умоляет и борется со мной. Ее невразумительные попытки освободиться выглядят поистине душераздирающе. Что бы сейчас ни происходило в ее сне, Оливия умоляет так, словно от этого зависит ее жизнь, – и делает она это голосом маленькой девочки.

Я притягиваю ее к себе, не обращая внимания на грязь и траву, которыми мы перепачкались, и крепко обхватываю руками, чтобы она не вырывалась.

– Все хорошо, Оливия! – отчаянно взываю я. – Все в порядке, поверь мне. Никто тебя не обидит. Это всего лишь сон.

Я повторяю это снова и снова, пока в конце концов она не перестает бороться. Глаза девушки закрываются, и мы лежим вдвоем посреди поля, поздней ночью, пока один из нас погружен в глубокий сон. Я осторожно беру Оливию на руки. Ее спокойное лицо, пожалуй, самое прекрасное, что я когда-либо видел. Какой бы красивой она ни была днем, то, что передо мной сейчас, в тысячу раз привлекательнее: в кои-то веки Оливия такая уязвимая и доверчивая. Из всех людей она положилась именно на меня, поверила, что я не причиню ей вреда, помогу ей пройти через это. Я смотрю в ее лицо и понимаю, что завтра ничего не расскажу Питеру. Я как-нибудь справлюсь со своими демонами.

В эту минуту меня заботит лишь одно: чтобы мы смогли справиться с ее демонами.

Оливия

Ранним утром раздается стук в дверь, и ко мне снова заглядывает мама Уилла.

– Проснись и пой! – звонко произносит она. Дороти просто чертовски жизнерадостна для этого времени суток, что в равной степени раздражает и умиляет. – Сегодня твой важный день!

И тут до меня доходит, что я по-прежнему в постели. Я резко сажусь, удивленно глядя на нее.