– Время от времени плакать – это нормально.

Мои плечи начинают трястись, я ничего не отвечаю, но больше и не сопротивляюсь. Небольшой взрыв вызвал целое землетрясение, и это пугает меня… Такое ощущение, что этому нет конца, будто во мне неисчерпаемый источник слез.

Так что я даю волю эмоциям. Я плачу так долго и отчаянно, что это поражает даже меня, но слезы все не заканчиваются. Уилл отводит меня к дивану и снова обнимает, притягивая к своей груди.

Рыдания все не утихают, и в конце концов даже мне это уже кажется нелепым.

– Я не могу остановиться, – шепчу я со смехом, который переходит в очередной всхлип.

Он проводит рукой по моим волосам.

– Ничего. Все в порядке.

Я плачу до тех пор, пока не выбиваюсь из сил, пока на меня не наваливается усталость, пока во мне не остается ничего невыплаканного. А потом наконец засыпаю.

Когда я просыпаюсь, в комнате уже светло. Я лежу к нему спиной и чувствую, как что-то настойчиво прижимается ко мне сзади, даже несмотря на мои джинсы и его. Это вызывает у меня смех.

– Похоже, ты уже проснулся, извращенец.

Он издает усталый стон:

– Это не делает меня извращенцем. Каждый раз, когда я пытался сдвинуться, ты снова прижималась ко мне своей задницей.

Я немного ерзаю – и не только слышу, но и чувствую его очередной стон. Мне нравится иметь над ним такую власть – и даже слишком.

– Что-то непохоже, чтобы ты пытался отодвинуться сейчас.

– Если бы ты с меня слезла, я бы это и сделал, – огрызается он. – Иногда с тобой очень трудно быть милым.

Я неохотно сажусь, и Уилл следует моему примеру, опираясь локтями на колени.

– Ну, по моим ощущениям, твоей девушке очень повезло.

Это, с одной стороны, правда, а с другой – достаточно похоже на извинение. Он по-прежнему сидит согнувшись, особо не обращая на меня внимания.

– Мы с ней расстались.

Мое глупое-преглупое сердце начинает биться быстрее. Я знаю, что это произошло не из-за меня, и знаю, что ничего не изменится.

– Почему?

Уилл продолжает смотреть в пол. Я не уверена, потому ли это, что он зол на меня или просто пытается унять эрекцию.

– Причины, по которым я был с ней, были неправильными, и мы с ней хотели разных вещей. Но вернемся к основной теме…

– К размеру твоего члена?

У него вырываются смех и утомленный вздох одновременно:

– Нет, Оливия. К моей маме.

– О.

Он бросает на меня короткий взгляд:

– Ты ведь знаешь, что она будет очень расстроена, если узнает, что ты соврала?

Мысль об этом разрывает мне сердце. Дороти была действительно добра ко мне, а в моей жизни было не так уж много людей, о которых я могла бы сказать то же самое.

– Ты же ей не расскажешь, правда?

– Не расскажу. Потому что ты сейчас поедешь к ней вместе со мной и сообщишь ей, что твои планы изменились. Итак, как я уже говорил часов восемь назад: собирайся.

Оливия

– Мам, я привез тебе ранний подарок на Рождество, – говорит Уилл, когда мы заходим в дом.

Дороти выглядывает из кухни, и на ее лице тут же расцветает улыбка, причем эта улыбка слишком широкая и появляется слишком внезапно, чтобы быть неискренней.

– Оливия? – изумленно выдыхает она. – А как же твоя поездка?

Я сглатываю комок в горле. Дороти в самом деле хотела, чтобы я приехала… Из-за этого у меня возникает чувство, что я снова могу расплакаться.

– Мои планы изменились. – Я перевожу взгляд с нее на Уилла и обратно. – Это ничего?..

Она пересекает комнату и заключает меня в крепкие объятия.

– Ничего? Это гораздо лучше, чем «ничего». Это восхитительно!

К нам выходит Брендан в футболке и пижамных штанах, приглаживая рукой свою взлохмаченную шевелюру.

– Офигеть, ну вы и шумные.

Заметив меня, он пару раз моргает, и по его лицу расползается хитрая ухмылка. Уилл делает шаг вперед, загораживая меня от его взгляда, как будто я стою голая.

– Эй, Гудини, – смеется Брендан, – ты же понимаешь, что от этого она не стала невидимой, да?

За завтраком Дороти предлагает Уиллу заняться со мной скалолазанием, но тот отказывается, добавив что-то о сломанном двигателе, на который хочет взглянуть. Понятия не имею, правда ли это или просто предлог, чтобы не оставаться со мной наедине. В прошлую субботу он чертовски ясно дал понять, что ему от меня нужно, а именно – ничего. Полагаю, несмотря на сегодняшнее утро, в этом его намерения не изменились.

– Я отведу ее, – заявляет Брендан.

– Ни за что, – отвечает Уилл. – Я не хочу, чтобы моя главная бегунья выбыла до конца сезона из-за того, что ты где-то накосячил с ее страховкой.

– Наш сезон уже закончился благодаря мне, – вздыхаю я.

– Благодаря команде мы не едем на региональные, – поправляет он. – А ты не забыла, что через две недели у тебя «Купер инвитейшенел»? Это привлечет внимание национальных СМИ: для тебя это намного важнее, чем региональные.

– То есть у нее две недели даже не будет никаких забегов, а ты плачешь о том, что со мной она может получить травму? – возмущается Брендан. – Да иди ты! Я сейчас, наверное, лазаю даже больше, чем ты, и у Оливии нет никаких причин сидеть и скучать только потому, что тебе захотелось поиграться с двигателем.

Уилл награждает его таким взглядом, который кого угодно заставил бы поежиться, но Брендан в ответ лишь улыбается, показывая ему средний палец.

– Я не хочу лазать, – сообщает мне Брендан, как только мы садимся в его машину. – Все равно сегодня чертовски холодно.

Я посмеиваюсь: чего-то подобного я и ожидала.

– Пожалуйста, хватит втягивать меня в свои планы о том, как раздраконить Уилла. И чем же мы будем заниматься следующие несколько часов?

– Кое-чем гораздо более увлекательным, чем скалолазание, – ухмыляется Брендан.

Он отвозит меня в маленький городок примерно в двадцати минутах езды (городок настолько крошечный, что в нем всего одна главная улица), где мы вдвоем напиваемся в течение следующих пяти часов, а затем еще два часа гуляем по окрестностям, пытаясь протрезветь. Домой мы возвращаемся уже к ужину, и, когда Дороти спрашивает, как прошло восхождение, мы оба начинаем смеяться.

– Я что-то упускаю? – спрашивает Уилл, и та мышца на его челюсти опять подрагивает.

– Да, – отвечает Брендан, широко улыбаясь мне. – Ты упускаешь много интересного.

На следующее утро я встаю в шесть, чтобы помочь Дороти на кухне. Мне нетрудно вставать в такое время, поскольку я все равно делаю это каждый день, однако мне непросто заставить себя так рано подняться с кровати ради готовки.

Когда я, пошатываясь, показываюсь на кухне, Дороти протягивает мне мешок с картошкой, и я тупо смотрю на него.

– Эм… что мне с этим делать?

– Сделай пюре.

Я перевожу взгляд с картошки на нее:

– Э-э, хорошо. Мне ее сначала запечь или типа того?

Как я уже говорила, мои кулинарные способности невероятно ограниченны. За исключением яиц, объем моих навыков включает лишь приготовление говяжьего фарша и соуса для спагетти.

– Ты не шутишь? – посмеиваясь, спрашивает она.

– Ну, картошка должна стать мягкой, верно? – уточняю я, нахмурившись. – Раньше мне приходилось готовить только картофельное пюре из коробки.