– Перелома нет, – резко произносит он. – Просто прикладывай лед на выходных, ладно?

Я чуть не бегом покидаю его кабинет. Мысль о потере стипендии меня пугала, но то, что между нами сейчас произошло, в тысячу раз страшнее.

Уилл

Я отказываюсь думать о том, что сейчас произошло.

Ничего не случилось, абсолютно ничего.

Мы поговорили, я осмотрел ее скулу, она ушла проводить выходные, как посчитает нужным, – и я поступлю так же.

Ничего не случилось.

Да, возможно, из-за этого «ничего» я чуть усерднее работаю на ферме в тот день, снова опаздываю к Джессике и настолько рассеян, что едва могу поддерживать беседу все выходные… Но это не меняет того факта, что ничего не случилось.

У меня было много симпатичных девушек. Джессика, бесспорно, была самой красивой в нашей школе. Но все они воспринимались мной как… взаимозаменяемые. Однако в эту субботу, в тот момент в моем кабинете, Оливию заменить было невозможно. Потребность в ней была острой, настойчивой и болезненной, не похожей ни на что из того, что я прежде испытывал. В тот момент во всем чертовом мире не было ничего, чего бы я хотел больше, чем ее. Мне даже показалось, что я вообще больше ничего и никогда не захочу так же сильно… Это было какое-то безумие, и я воспринимаю его как предупреждение.

Мне нужно держаться от нее подальше.

В понедельник я ее игнорирую. Так будет лучше для всех. Я буду ее игнорировать, она разозлится, и все встанет на свои места. Я лишь надеюсь, что это произойдет поскорее, потому что все, о чем я могу думать на данный момент, – это ее губы. Когда они были всего в нескольких дюймах от моих, меня поразило осознание, что я хочу сделать с ней и получить от нее целую кучу вещей – и хочу этого лишь от нее.

Я даю девчонкам задание пробежать шесть миль и стараюсь задвинуть эти мысли как можно дальше. Я как-нибудь это исправлю. На следующих выходных, когда она останется у моей мамы, я… Не знаю, что я буду делать. У меня есть пять дней, чтобы разобраться с этим, но мне нельзя снова оставаться с ней наедине.

Я как раз собираюсь последовать за девочками, когда мне звонит секретарь Питера.

У нас полиция.

И они пришли к Оливии. К кому же еще?..

Оливия

В понедельник на тренировке Уилл обращается со мной так, словно я больна чем-то заразным, как будто все то дерьмо, что случилось в его кабинете, – исключительно моих рук дело. Я отправляюсь на шестимильную пробежку, а по возвращении обнаруживаю, что он как-то насторожен… но это необычная настороженность.

– В кабинете Питера полиция, – сообщает он. – Они хотят с тобой поговорить. У тебя есть какие-нибудь соображения, о чем может пойти разговор?

Мой желудок мгновенно скручивается в узел. Кажется маловероятным, что во сне я могла совершить что-то противозаконное, хотя я была так же уверена, что никогда не плакала во сне, и тут я определенно ошибалась… Возможно, Марк Белл все-таки решил написать на меня заявление. Или Бетси могла написать заявление. Да это может быть что угодно…

– Нет, – тихо отвечаю я.

– Я не хочу быть застигнутым врасплох, Оливия, – произносит Уилл. – Если ты что-то натворила, пожалуйста, скажи мне прямо сейчас.

Я не выдерживаю. Меня и без того обидело его поведение этим утром, а теперь он обращается со мной так, словно я преступница.

– Может быть, это насчет тех махинаций по подделке денег, которые я проворачиваю у себя в спальне. – Я закатываю глаза. – Уилл, у меня нет условного срока. И, как правило, я не совершаю преступлений.

Я быстро принимаю душ и поднимаюсь в кабинет Питера. Когда захожу, больше всего меня нервирует не присутствие полицейских, а выражение лица Уилла. В нем есть что-то уязвимое и шокированное, и это не сулит ничего хорошего. Что, черт возьми, я могла натворить? Я сажусь рядом с ним, внезапно ощущая чудовищный холод, пробирающий до мозга костей.

– Оливия, эти люди пришли, чтобы поговорить о твоем брате, – говорит Питер.

У меня сразу же учащается сердцебиение, и я начинаю потеть. Мне в голову приходит мысль просто встать и уйти, однако Уилл, кажется, это чувствует. Он предупреждающе опускает ладонь мне на плечо, без слов уговаривая остаться.

– Как вы знаете, ваш брат считался погибшим… – начинает один из детективов.

– Нет, – перебиваю я его. Они не имеют права так утверждать только потому, что не справились со своей гребаной работой. – Его не нашли. Это еще не значит, что он мертв.

– В расследовании появилась новая зацепка, – говорит второй детектив.

У меня перехватывает дыхание. Что бы он ни собирался сказать, я не хочу этого знать. Я испытываю желание заткнуть уши и начать петь, только чтобы его не слушать. Я хочу убежать.

– В прошлом месяце, – продолжает тот, – были найдены останки ребенка, закопанные в лесу примерно в миле от вашего старого дома.

У меня начинает звенеть в ушах, я не могу вдохнуть полной грудью. Я вскакиваю на ноги, однако Уилл преграждает мне путь, хватая за руки и удерживая меня на месте.

– Оливия. Тебе нужно их выслушать.

– Нет, не нужно, – настаиваю я, пытаясь высвободиться. Я чувствую, как паника просачивается в мои вены, а это всегда дурной знак. – Не знаю, кого они там нашли, но это не мой брат.

– Мисс Финнеган, – мягко говорит полицейский, – мы сделали тест ДНК. Его личность подтвердилась.

Мой пот превращается в лед. Я сейчас же ухожу. Я не собираюсь больше слушать ни слова из этого бреда. Я пытаюсь заставить свои ноги двигаться к выходу, прочь из этого кабинета, однако они почему-то не реагируют на команды.

– Была проведена аутопсия, – снова говорит один из них.

– Хватит, – шепчу я. – Прекратите. – Почему я не могу пошевелиться? О господи, мне нужно выбраться отсюда, мне нужно это так сильно, как я еще никогда ни в чем не нуждалась. – Пожалуйста, пусть они прекратят. – Я умоляюще смотрю на Уилла, но страдальческое выражение его лица указывает на то, что он не поможет.

– Мисс Финнеган, нам очень нужно ваше содействие. Ему свернули шею.

Мне нужно уйти.

Мне нужно уйти.

Мне нужно уйти.

Мне нужно уйти.

Я делаю всего один шаг, а затем наступает полная темнота. Передо мной появляется длинный темный туннель, и я проваливаюсь в него…

Самым первым я вижу перед собой лицо Уилла. На дворе уже октябрь, а он до сих пор загорелый. И у него красивые глаза. Такие бледные на фоне его кожи – они будто светятся.

– Я позвонила в девятьсот одиннадцать, – произносит женский голос.

– Нет, – шепчу я. – Мне не нужна помощь.

Женщина начинает спорить, но Уилл прерывает ее, по-прежнему глядя на меня. У меня такое чувство, словно я тону, и его глаза – единственное, что не дает мне пойти ко дну.

– С ней все в порядке. Ей не нужна помощь. – Он поднимает голову и смотрит на полицейских. – Думаю, сейчас вам всем лучше уйти. Ей просто нужна минутка, чтобы прийти в себя.

Я слышу щелчок закрывшейся двери, а затем наступает тишина. Я сажусь, и Уилл слегка отодвигается, но остается рядом со мной.

Мне бы очень хотелось заплакать. Меня переполняет печаль, она настолько бесконечна и беспредельна, что, казалось бы, сейчас я не должна быть способна ни на что другое.