– Оливия, подожди…

– Подождать чего? – вспыхивает она. – Ты только что трахнул меня на столе, а теперь прогоняешь. Что еще ты хотел бы к этому добавить?

Она разворачивается и уходит. К тому моменту, как я одеваюсь и возвращаюсь на банкет, они с Эваном уже успевают уйти, что одновременно упрощает мне жизнь и расстраивает. Когда я опускаюсь за наш столик, ко мне поворачивается мама.

– У тебя все в порядке? – спрашивает она, и по ее тону совершенно ясно, что она и сама понимает, что это не так. Я смотрю на пустой стул Оливии.

– Я так облажался, мам, – тихо отвечаю я. Она проводит ладонью по моей руке.

– Тогда не теряй здесь время и пойди разберись с этим.

Как мне рассказать Питеру о том, что я натворил? И как оплатить последний семестр Брендана без источника дохода?

Я мог бы решить эти проблемы, просто солгав всем, но как я смогу жить с самим собой после этого? Как буду смотреть Оливии в глаза каждый день, зная, что снова пожертвовал ею ради мамы, фермы, работы?

У меня нет ответа. Всю ночь я лежу без сна, попеременно то ужасаясь своим поступкам, то прокручивая в голове произошедшее, желая повторения этого так сильно, что мои бедра вжимаются в матрас.

Лишь перед рассветом я оставляю попытки уснуть и решаю сделать то единственное, что всегда помогало мне прояснить мысли.

Я отправляюсь лазать.

Несмотря на то что я уже немного растерял хватку, я выбираю трудный подъем, требующий столько внимания, чтобы вытеснить все лишние мысли. Воздух такой холодный, что я чувствую, как у меня занемели руки, едва надев снаряжение. Однако я все равно начинаю восхождение, вбиваю первый крюк и двигаюсь выше. Изворачиваюсь и напрягаю все свои мышцы, быстро продвигаясь по скале, и вскоре моя футболка уже прилипает к спине, а глаза заливает пот. Я вщелкиваюсь в следующий крюк и снимаю флисовую кофту, сбрасывая ее на землю, прежде чем продолжать.

На полпути к вершине мне в голову приходит одна мысль: «Вот бы Оливия была здесь».

Когда-то это было моим любимым занятием – лазать в одиночку. Теперь же мои приоритеты сместились, расширились, добавив ее к списку необходимых условий. Ее отсутствие отдает ощущением пустоты. Ферма, работа, собственно моя жизнь когда-то были главными для меня, но теперь все это просто белый шум по сравнению с ней.

Я останавливаюсь, удерживаясь за небольшой выступ и опираясь на скалу лишь одной ногой, осознавая, что теперь Оливия не просто часть моей жизни. Она вся моя жизнь. Пусть я сегодня совершил ошибку, пусть я серьезно разочарую Питера и испорчу дела на ферме – я все равно найду способ последовать за ней, когда она уедет.

Потому что из всего на свете, что я люблю и перед чем у меня есть обязательства, она стоит на первом месте.

И именно за нее я не перестану бороться.

Оливия

Я сказала Эвану, что мне стало плохо.

Было нетрудно говорить убедительно: я никогда в жизни не чувствовала себя хуже. Когда Уилл последовал за мной, я решила, что он передумал. Секс с ним был за гранью всего, что я когда-либо представляла. А затем он открыл глаза и попросил вернуться к своему кавалеру. Сказал, что ему нужно подумать. В этом-то и состоит разница между нами.

Мне не нужно было думать.

Я знала.

И ему тоже следовало знать.

Я не ложусь спать. Я сижу, прислонившись спиной к изголовью кровати. Как мне теперь вообще здесь оставаться? Я не представляю, как смогу проучиться еще три сезона, все время тоскуя по нему, видя его ежедневно и вспоминая выражение его лица, когда уходила.

Кто-то стучится в дверь. Я распахиваю ее, вопреки всему надеясь, что это Уилл. Надеясь, что он принял иное решение, чем то, к которому он, казалось, склонялся ранее этим вечером.

На пороге стоит Джессика. Ее тушь размазана, а на платье что-то пролилось. Она проталкивается в мою квартиру мимо меня, и, будучи в шоке, я ей никак не препятствую.

– Я бы пригласила тебя войти, – говорю я, обретая дар речи, – но ты уже сама позаботилась об этом.

– Я все знаю, – шипит она, сузив глаза. – Я знаю о тебе с Уиллом.

Хотя вся моя жизнь полна блефа и лжи, в этот раз все не так просто, потому что не мне придется расплачиваться, если все пойдет наперекосяк. Я пытаюсь принять скучающий вид, но понятия не имею, удается ли это:

– Тут нечего знать.

– Я проследила за вами! – кричит она, и я слышу дрожь в ее голосе. – Я видела, как он бросился за тобой на банкете, и последовала за ним. И уж поверь мне, вы были далеко не тихими.

Мое сердце начинает бешено колотиться, но все же я сразу принимаюсь придумывать оправдание. Сейчас есть только ее слово против нашего. Ее история не имеет никакого веса, если я сама ее не подтвержу.

– Понятия не имею, о чем ты. Я ходила в туалет. Куда ходил Уилл, я не в курсе.

– Ах ты, лживая маленькая сучка, – говорит она.

А затем толкает меня.

Я чувствую ярость внизу живота, доставшуюся мне от отца, и все-таки, ради Уилла, я отталкиваю прочь эту тьму. Я не могу позволить себе усугубить ситуацию…

– Я не знаю, как много тебе известно обо мне, – произношу я, впиваясь ногтями в свои ладони, – но могу гарантировать, что если ты еще хоть пальцем меня тронешь, то пожалеешь об этом.

Она скрещивает руки на груди и заходится гневным смехом:

– Жалеть будешь ты. Знаешь, сколько у меня на него компромата? У меня есть фотографии, на которых он подвозит тебя к твоему дому в семь утра. Ты пила с ним, хотя тебе еще не было двадцати одного. Я сама была свидетелем. Кроме того, я достала счета за гостиницу – у вас, черт побери, были смежные номера! Давай-ка посмотрим, будет ли он тебя по-прежнему хотеть, если на следующей неделе его уволят из-за тебя.

Мне становится дурно. Она загнала его в угол, и это полностью моя вина. Все, что мне остается, – сказать правду… Хотя еще есть небольшой шанс, что ее удастся переубедить.

– Если он тебе хоть немного небезразличен, – шепчу я, – ты не поставишь под угрозу его работу. Ты же знаешь, что им действительно нужны эти деньги.

– А если он тебе хоть немного небезразличен, – Джессика выгибает бровь, – ты оставишь его в покое. Ты действительно считаешь, что сделаешь его счастливым? Подумай сама, сколько у тебя проблем. Можешь ли ты честно сказать, что ты та девушка, с которой ему следует провести свою жизнь? Та, с кем ему было бы лучше растить детей? Просто задумайся о том, как ты рисковала его карьерой, втягивая Уилла в свои проблемы. Разве это любовь, Оливия?

Мне хочется просто послать ее, но я не могу отрицать, что в ее словах есть смысл. Мой перевод в УВК совсем не пошел ему на пользу. Разумеется, я не смогу сделать его таким же счастливым, каким он будет с кем-то другим – с кем-то уравновешенным, из хорошей семьи и, ну, не сумасшедшим.

Я чувствую, словно стою на краю обрыва и единственное, что мне остается, – это прыгнуть, поэтому, тяжело вздохнув, я готовлюсь к прыжку.

– Чего ты от меня хочешь?

– Это же очевидно, – отвечает Джессика. – Я хочу, чтобы ты исчезла.

Уилл

Когда я подъезжаю к дому Питера, он и сам как раз останавливает машину на подъездной дорожке.

В любой другой день мне бы показалось странным, что он успел куда-то съездить и вернуться в такую рань, но прямо сейчас у меня голова больше занята собственными проблемами. Он бросает на меня всего один взгляд и спрашивает: