– Да, я рассказывал тебе о ней.

Она втягивает щеки и словно пытается прожевать недовольство.

– Она хорошенькая.

Ее слова – это ловушка. Если я соглашусь, то открою гребаный ящик Пандоры. Но и отрицать это бессмысленно: нужно быть слепым, чтобы не заметить внешность Оливии. В последнее время мне все чаще кажется, что я не способен замечать ничего другого…

– Наверное.

– Так прошлый вечер ты провел с ней?

– Джесс, – у меня вырывается усталый стон, – не делай эту ситуацию странной. Она просто одна из моих учениц.

– Похоже, она-то этого не осознает.

– Уж поверь мне, Оливия прекрасно осознает тот факт, что она одна из моих учениц. Еще никогда в жизни мне не приходилось с кем-то столько бороться.

– Я не это имела в виду, Уилл. Она ведет себя как… – Джессика замолкает, но я чувствую, что ее недовольство растет.

– Как кто?

– Не важно. Просто я не понимаю, почему она должна оставаться с твоей мамой.

– Она только что узнала, что ее брата убили, Джессика. – Я замечаю, как в мой голос проскальзывает раздражение. – Ты действительно хочешь ее упрекнуть за то, что ей нужен кто-нибудь рядом, пока она с этим справляется?

– Нет, но этим «кем-нибудь» необязательно должны быть ты или твоя мама. Это нужно прекратить.

Я чувствую, что начинаю выходить из себя, и делаю все возможное, чтобы мой голос оставался ровным.

– И почему же?

– Потому что это выглядит плохо. Я работаю в отделе по связям с общественностью, и я тебе ответственно заявляю, что никто не поверит, будто ты проводишь время с девушкой, которая выглядит так, просто по доброте душевной.

– Мне плевать, кто и во что поверит, – огрызаюсь я. – Она способна стать бегуньей мирового класса, и с ней наша женская команда одержит победу впервые за десятилетие. Если ей идет на пользу, когда она ночует у моей мамы, – значит, она будет ночевать у моей мамы.

– Пока она для тебя всего лишь шанс на победу – хорошо, пусть будет так.

Я соглашаюсь, потому что это должно быть правдой. Обязано быть правдой. Без вариантов.

Я возвращаюсь домой к маме около одиннадцати. Джессику определенно не порадовало, что я не остался на ночь, но с учетом того, что ситуация Оливии вызвала у нее ноль сочувствия, мне на самом деле плевать.

Я только начал засыпать, когда из комнаты Оливии раздается шум. Она мечется в постели, повторяя что-то снова и снова. По мере того как я тихо приближаюсь к ней, она становится все более взволнованной.

– Хватит плакать, – умоляет она шепотом.

Я сажусь на кровать.

– Оливия, – я провожу рукой по ее спине, как успокаивал бы ребенка, – все в порядке. Все хорошо.

Она хватает меня за руку, и ее глаза распахиваются.

– Перестань плакать, – умоляет Оливия. – Ты должен перестать.

– Оливия, это просто сон. Все хорошо.

– Прошу, перестань плакать, – произносит она, а затем начинает издавать такие тихие детские всхлипы, что мне тяжело их слушать. Я прижимаю ее к своей груди.

– Все в порядке, Оливия. Поверь мне, все хорошо.

– Не плачь, – повторяет она снова и снова. – Не плачь.

Когда она наконец вновь засыпает и я выхожу из ее комнаты, снаружи меня ожидает мама, обхватив голову руками.

– Ты слышала? – спрашиваю я, и она кивает.

– Господи боже, что же произошло с этой девочкой и ее братом?

Хотел бы я знать. Но в равной степени боюсь, что когда-нибудь – и очень скоро – я это узнаю.

Оливия

В среду я возвращаюсь к себе в квартиру.

И Дороти, и Уилл уговаривали меня остаться, даже настаивали, но я отказалась. Наверняка все это мешает Уиллу: ему нужно работать на ферме, а не развлекать меня, и он рискует своей работой в университете всякий раз, когда проводит время со мной. Полагаю, мое присутствие также должно вызывать у них проблемы с Джессикой, хотя это меня не так уж волнует.

Уилл подвозит меня домой перед утренней тренировкой и помогает достать чемодан из багажника. На его лице появляется намек на улыбку:

– Надеюсь, ты приятно проведешь время дома…

Прежде чем уехать, он дожидается, пока я не вставлю ключ в замок, а когда я захожу внутрь, у меня отвисает челюсть.

Я растерянно моргаю. Затем моргаю еще раз. Наконец я делаю два неуверенных шага в свою квартиру и закрываю за собой дверь. Эта комната была пуста, когда я ушла в понедельник утром. Теперь здесь есть диван, журнальный столик, обеденный стол с двумя стульями и телевизор.

Когда он все это сделал? И как?

Я продолжаю обход своей квартиры. В спальне появились кровать, тумбочка, а также небольшой комод.

Я набираю номер мобильного Уилла, чего никогда прежде не делала.

– В моей квартире произошел акт вандализма, – сообщаю я, когда он берет трубку. – Кто-то ко мне вломился и обставил ее.

– Это возмутительно, – отвечает он. – Бывают же ненормальные люди.

Я начинаю смеяться, а затем замолкаю. Для меня нет ничего тяжелее, чем то, что последует дальше.

– Спасибо, – неловко произношу я. – Не знаю, что и сказать.

– Это было не так уж трудно. Почти у всех, кого я знаю, есть что-нибудь, что им не нужно. Тебе также предложили шкаф для пирогов – что бы это ни было – и напольные часы, если захочешь.

Когда разговор завершается, я прижимаю телефон к груди, пытаясь разобраться в клубке эмоций. Я чувствую себя наполненной, счастливой и печальной одновременно. Впервые, с тех пор как я переехала из общежития на первом курсе, у меня появилась мебель – и это приводит меня в восторг, но какая-то часть меня жалеет, что он это сделал. Наверное, потому, что сейчас я испытываю те же чувства, которые бывают после времяпрепровождения с Уиллом.

Словно у меня появилось то, что будет жаль потерять.

В следующую пятницу Уилл снова заезжает за мной, чтобы отвезти к Дороти, но на этот раз меня будут принимать не из благотворительности: Дороти попросила меня остаться и помочь с лошадьми, потому что Уилл будет занят в университете на мероприятиях, связанных с днем посещения родителей. Я бы в любом случае согласилась, но поскольку мне не терпится оказаться подальше от кампуса в эти выходные, это однозначное «да».

Приехав на ферму, мы видим машину Брендана на подъездной дорожке.

– Не знала, что сегодня здесь будет твой брат.

– Я тоже не знал, – цедит Уилл сквозь зубы.

Дороти и Брендан выходят из дома.

– Оливия! – кричит Брендан так, будто мы старые друзья, хватая мой чемодан и обнимая за плечи. – Я это отнесу. Кто где спит?

– О, Уилл не останется…

– Она в моей комнате, а я на диване, – решительно перебивает Уилл.

Я резко втягиваю воздух. В эти выходные нет соревнований, и у него есть собственное жилье, а это значит, что он будет здесь ночевать лишь для того, чтобы защитить свою маму от меня. Не могу его винить за такие опасения, и все же я не ожидала, что будет так больно.

– Волнуешься, что я стану буянить? – спрашиваю я.

– С чего бы мне волноваться? – ухмыляется он. – При мне ты всего-то дважды пыталась с кем-то подраться, не считая того случая, когда замахнулась на меня.

– Пойдем. – Дороти затаскивает Брендана в дом. – Дадим им минутку поговорить.

Как только они заходят внутрь, я поворачиваюсь к Уиллу. Подозреваю, что будь я способна на слезы, то заплакала бы прямо сейчас.

– Я бы никогда не причинила вреда твоей матери.

– Я это знаю, Оливия. – Его лицо смягчается. – Может, я просто хочу остаться. Или, может быть, мне невыносима мысль, что ты заблудишься в лесу. Как бы то ни было, я остаюсь.