И тут она делает судорожный вдох.

Никогда еще не было звука слаще, чем этот вдох.

Я немного разжимаю объятия, ровно настолько, чтобы увидеть ее лицо. Мгновение она в замешательстве, как будто только что очнулась от глубокого сна, но стоит ей заметить меня, как на ее лице появляется легкая улыбка, радость от того, что я рядом, и это сжимает мне сердце. Меня поражает тот факт, что я способен вызывать у нее такую реакцию. Никогда больше я не буду принимать все это как должное.

И лишь когда взгляд Оливии падает на отца, по-прежнему лежащего без сознания, она, похоже, вспоминает, что произошло, и эта улыбка увядает.

Я притягиваю ее к своей груди, прижимая к себе изо всех сил.

– Черт побери, Оливия. Я думал… Черт. – Я даже не могу произнести это вслух. Просто знаю, что больше никогда в своей жизни я не хочу испытать такой ужас.

Спустя несколько секунд я неохотно отпускаю ее, чтобы позвонить 911, а также связать ее отца – хотя он вряд ли придет в себя в ближайшее время. А потом опять обнимаю ее, провожу рукой по ее волосам, пытаясь убедить себя, что с ней действительно все в порядке.

– Ты могла умереть, – произношу я, задыхаясь от этих слов, ведь такая возможность подобралась к нам невероятно близко. – Прости меня… Мне так ужасно жаль.

– Но ты не сделал ничего плохого.

– Я наделал кучу ошибок. И, клянусь богом, я все это исправлю.

Полиция прибывает с оружием наперевес, хоть я и предупредил диспетчера, что нападавший уже без сознания. Тем не менее сперва они направляют дула пистолетов на меня, и лишь после криков Оливии до них доходит, что я не преступник. Ее отец так и не пришел в себя к этому моменту. Пока его забирают, я испытываю облегчение уже от того, что наконец-то вижу его в наручниках.

Оливию увозят на «Скорой», несмотря на ее возражения. Все это время я не отпускаю ее руку ни на секунду. Вроде бы с ней все в порядке, но вряд ли я когда-нибудь забуду, как она выглядела, когда я только забежал в квартиру Шона.

– Полагаю, Эрин все тебе рассказала, – вздыхает она, когда мы остаемся наедине. – Я так и знала, что если ты узнаешь про шантаж Джессики, то начнешь винить себя и решишь, что должен отправиться за мной.

Я изумленно смотрю на нее:

– Я здесь не потому, что чувствую себя виноватым. И я не понимаю, как ты могла подумать, что я выберу свою работу, а не тебя.

– Но ты ведь в самом деле выбрал работу, а не меня. Ты выбрал работу, когда отослал меня на банкете, чтобы мы сделали вид, будто ничего не произошло. Я поняла, почему ты так поступил, но…

– Оливия, я уволился.

– Что? – Она удивленно распахивает глаза. – Не делай этого! Джессика получила то, чего хотела: я уехала. Она ничего не расскажет…

– Джессика тут ни при чем. Я уволился через несколько часов после банкета. Мне просто нужно было сделать это так, чтобы не поставить под угрозу твою стипендию и не навлечь на Питера неприятности.

– Не надо, – настаивает она. – А как же ферма? Учеба Брендана?

Еще неделю назад я задавал себе те же вопросы, а теперь не могу поверить, что когда-то считал, будто они для меня так же важны, как она.

– Я сделал свой выбор, когда последовал за тобой на банкете. Тогда я поставил тебя на первое место. Все остальное как-нибудь образуется.

– Ты не обязан этого делать, – возражает Оливия. – У нас был секс, а не помолвка. Ты не вводил меня в заблуждение и не говорил, что это может быть чем-то бóльшим, так что перестань играть в благородство и вернись на свою работу.

Я наклоняюсь к ней, легко скользнув губами по ее лбу.

– Мои поступки уже давно были далеки от благородства. И сейчас они не имеют к нему никакого отношения. Я здесь, потому что люблю тебя. Потому что так влюблен в тебя, что даже не могу ясно мыслить.

Она отворачивается от меня.

Я слегка отодвигаюсь, впервые чувствуя тошнотворную вспышку неуверенности. Не знаю, какой реакции я от нее ожидал, но определенно не этой.

– Уилл, я не понимаю, как это может быть правдой, – тихо говорит она. – Мы оба знаем, насколько я ненормальная. С чего тебе хотеть быть со мной с учетом всего, что уже известно?

Я протягиваю руку и нежно беру ее за подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза.

– Я бы отдал все на свете, чтобы изменить твое прошлое, но в то же время оно сделало тебя такой, какая ты есть. Ты считаешь, что в тебе много ужасного, но я люблю в тебе эти вещи. Эту твою хрупкость: то, как ты замираешь, стоит кому-то попытаться обнять тебя, сделать тебе комплимент или показать, что ты ему небезразлична. Я не могу отделить все это от твоей личности, поэтому я люблю тебя целиком. И я должен был сказать тебе это давным-давно.

Она не отвечает, просто смотрит на меня, широко распахнув глаза, как будто все это стало для нее неожиданностью, хотя и не должно было. Все кроме нас двоих поняли это еще несколько месяцев назад.

Я провожу руками по ее волосам и наклоняюсь к ней.

– На случай, если ты не делала этого раньше: сейчас тебе полагается сказать, что ты тоже меня любишь.

– А ты делал это раньше? – спрашивает Оливия.

– Да, – ухмыляюсь я, – секунд пять назад. И она не сказала мне ничего в ответ.

– Я люблю тебя, – улыбается она.

Я касаюсь ее губ своими, желая навсегда сохранить в памяти этот жалобный звук, который она издает, когда я отстраняюсь.

– Еще, – шепчет Оливия.

Врач придет с минуты на минуту, но я поддаюсь ее уговорам, наслаждаясь мягкостью ее губ, жаром ее языка и… Проклятье.

– Мы должны остановиться, – хрипло произношу я, снова отстраняясь.

– Уилл, под больничным халатом на мне ничего нет, – говорит она с улыбкой, которая мгновенно отзывается в моем члене. – Хочешь проверить?

У меня вырывается громкий стон. Эта девушка меня доконает. Но, наверное, я и так это знал – с того самого дня, как мы встретились.

Оливия

Нас отпускают лишь во втором часу ночи, и мы отправляемся в гостиничный номер неподалеку. Я провела на ногах семь часов в стриптиз-клубе, а после этого чуть не умерла, так что, казалось бы, я должна чувствовать усталость, но… что-то в перспективе делить комнату с Уиллом оказывает на меня бодрящее действие.

Уилл бросает рюкзак на кровать, и наши взгляды пересекаются. Я хочу от него очень многого, но не раньше, чем смою с себя воспоминания о больнице, стрип-клубе и, да, о покушении на мою жизнь.

– Мне нужно в душ, – говорю я, закусывая губу.

На мгновение он замирает, и в его глазах появляется что-то немного дикое, но затем он кивает и садится на кровать.

– Да, давай. Тебе нужна?.. – Когда я снимаю юбку, Уилл на мгновение забывает, о чем говорил, и отводит взгляд. – Тебе нужна футболка для сна?

– Вообще-то теперь тебе можно смотреть, – приподнимаю я бровь.

– Думаю, лучше не стоит, – говорит он, сглотнув. – Просто иди в душ. Тебе надо немного отдохнуть.

Отдохнуть? Я в замешательстве издаю тихий смешок:

– То есть ты больше не мой тренер и мы одни в этом номере, но тем не менее ты хочешь, чтобы я немного отдохнула?

– Оливия. – Уилл вздыхает, потирая пальцами переносицу. – Всего несколько часов назад на тебя напали, и ты чуть не умерла. Ты только что выписалась из больницы. Так что да, в данном случае я хочу, чтобы ты отдохнула. У нас еще будет много времени, чтобы сделать все это правильно.

– О боже, – со стоном отвечаю я. – Ты же не собираешься устраивать что-то вроде свечей, лепестков роз и прочего дерьма, правда? Параллельно зачитывая стихи и, может, даже наигрывая медленную мелодию на гитаре?