Я снова иду к барной стойке и перехожу от пива к виски. Обычно я много не пью, но сегодня особый случай. Либо так, либо я слечу с катушек на глазах у сотен свидетелей.

Нам подают еду, вкуса которой я не различаю. Вручают награды, на которые я не обращаю внимания. Она для меня намного реальнее, чем что-либо еще в этом зале или за его пределами; она – единственное, что я способен замечать.

Никто так не знает ее страхи, как их знаю я. Никто не знает, какая она на самом деле хрупкая и нежная. Все эти люди не знают, что она плачет во сне и прижимается ко мне всем телом так, словно хочет оказаться внутри меня. Но я знаю все это. И несмотря на все наши ссоры, в этом зале нет двух людей, которые были бы созданы друг для друга так, как мы двое. Мой мир целиком построен из искусственных правил, устанавливающих, что я должен другим – отцу, семье, университету. Но почему-то все эти правила исключают из моей жизни то единственное, что для меня по-настоящему важно.

Ее.

Если бы не проклятые ферма и универ, она бы сегодня была здесь со мной.

Я наблюдаю, как она что-то говорит Эвану, и он кивает, обняв ее за талию и притягивая к себе, пока она встает из-за стола. Он целует ее. Это просто легкое касание губ, даже близко непохожее на то, что устроил мой чертов братец, но для меня это последняя капля.

– Хватит, – тихо произношу я, вставая.

Не уверен, что` заставляет меня последовать за ней. Я знаю каждой клеточкой своего тела, что это неправильно. Что у меня нет на нее никаких прав. Но я увидел этот поцелуй, увидел выражение его лица, говорящее о том, что в скором времени он намерен уйти отсюда с ней, – и сразу же оказался на ногах.

Я настигаю ее уже в середине коридора. Услышав мое приближение, она взволнованно оглядывается через плечо, но слишком поздно: я уже рядом. Я хватаю ее за локоть, прежде чем она успевает среагировать, и затаскиваю в ближайшую классную комнату.

Она напрягается и вырывается из моей хватки, как всегда сразу готовая к бою. Выпрямившись, Оливия стоит, сверкая глазами и уперев руки в бока. Кипя от негодования, хотя я еще даже не сказал ни слова.

– Ты не имеешь права…

Вот тогда-то я и обхватываю ладонями ее лицо и завладеваю этими губами, о которых мечтал весь гребаный вечер.

Оливия

Его губы накрывают мои, пресекая мою жалкую попытку возразить. Он захватывает их целиком, с такой уверенностью, как будто всю жизнь готовился именно к этому моменту. Его руки запутываются в моих волосах, его язык находит мой, в то время как сам Уилл всем телом прижимается ко мне. Его поцелуи спускаются вниз по моей шее, и у него вырывается стон, в котором слышны одновременно удовольствие и отчаяние.

– Неделю назад я была тебе не нужна, а сейчас вдруг все изменилось? – Я начинаю отстраняться, но он обнимает меня крепче.

– Я никогда не говорил, что ты мне не нужна. Я просто не хочу, чтобы ты застряла в дерьмовом маленьком городке после выпуска.

Я знаю, что есть вещи, которые я должна помнить, другие причины, по которым должна возражать, однако они от меня ускользают. Сейчас все, что от меня осталось, – это мое тело, готовое, беззащитное и томящееся; боль и удовольствие одновременно. Я слишком долго хотела этого – чувствовать, как его руки касаются моей кожи, как мое тело прижимается к нему, а его губы оставляют дорожку из поцелуев на моей шее.

Все это так правильно.

За всю свою жизнь я ни в чем не была так уверена, как в происходящем прямо сейчас. Я знаю, что ничего и никогда не буду желать так же сильно; что во всем мире для меня не может быть ничего важнее этого.

Его руки перемещаются с моих бедер к груди, а затем он стягивает одну бретельку платья, оставляя медленные, развязные поцелуи на моем плече, на ключице; действуя почти благоговейно. Покусывая, а затем заглаживая языком. Он спускает платье мне на талию и одной рукой расстегивает лифчик, после чего обхватывает ладонями мои груди и приникает к ним ртом, в той же манере: остро и в то же время нежно, вызывая во мне настолько сильное желание, что оно граничит с болью. Я жадно хватаю ртом воздух и выгибаюсь ему навстречу, полностью подчиняясь ему, запрокидывая голову к стене.

Он отстраняется ровно настолько, чтобы увидеть мое лицо. Его глаза такого яркого голубого цвета, когда он заглядывает в мои, ища в них что-то, в чем он отчаянно нуждается… Разрешения. Ему нужно мое согласие: как будто я могла бы ему отказать.

– Да, – шепотом говорю я. – Прошу.

– Ты уверена? – Его голос хриплый от желания.

После моего кивка он стягивает платье вниз с моих бедер, позволяя ему соскользнуть на пол. Его руки проделывают тот же путь, двигаясь вниз по моим бедрам, и в результате я остаюсь перед ним лишь в туфлях и трусиках.

– От этого чертового платья я чуть не свихнулся, – говорит он, поглаживая мою кожу и снова целуя меня. Он прижимает меня еще ближе – ощущение его костюма на моей обнаженной коже – и я животом чувствую его пульсирующую эрекцию, точно он отчаянно нуждается в трении.

Уилл просовывает палец под резинку моих трусиков. В тот момент, когда он меня касается, все мое тело содрогается.

– Черт, – шипит он сквозь зубы, зажмуривая глаза. – Ты уже такая влажная.

Его палец скользит назад и вперед, едва касаясь, двигаясь мучительными кругами – прежде чем наконец войти в меня.

– О боже, – шепчу я, изгибаясь к нему всем телом. Он добавляет второй палец, и на этот раз его стон громче моего.

– Господи, Оливия, – рычит Уилл. – Ты будешь моей погибелью.

Я расстегиваю его ремень и молнию на брюках и просовываю руку, чтобы вытащить его из боксеров. Он большой и тяжелый; когда мои пальцы обхватывают его и начинают нежно двигаться по его длине, Уилл издает тихое шипение.

– Стой, – выдыхает он спустя минуту. – Я долго не продержусь, если ты продолжишь в том же духе, а я хочу еще успеть так много всего.

Он стягивает с меня трусики и почти в тот же момент приподнимает меня, а затем, развернувшись, опускает на ближайший стол и оставляет на моих губах еще один быстрый, но страстный поцелуй.

– Ложись на спину, – приказывает он.

Уилл опускается на колени и раздвигает мне ноги, открывая меня своему взору, и скольжение его пальцев заставляет меня выгибаться над поверхностью стола. Внезапно к действиям пальцев присоединяются быстрые движения языка.

– О боже мой, – выдыхаю я. – Уилл… просто…

Его губы и язык лижут, потягивают и ласкают, создавая крошечные язычки пламени, которые распространяются оттуда до самых кончиков пальцев. Я делаю попытку отодвинуться, но он хватает меня свободной рукой за бедро, удерживая на месте.

– Я мечтал об этом каждую чертову ночь последние несколько месяцев, Оливия. Так что позволь мне.

Я не могу даже кивнуть, потому что внезапно все внутри меня перемешивается, превращаясь в размытый водоворот, и нарастает так стремительно, что я уже не знаю, где нахожусь и куда меня уносит этот поток.

– Ох-х, – вырывается у меня.

Но это и близко не передает мои ощущения в данный момент. Для меня это совершенно незнакомая ситуация – уступить контроль кому-то другому, быть перед кем-то настолько беззащитной. Меня переполняет чрезмерное наслаждение, на границе боли, вызывая у меня непроизвольные возгласы. А затем его пальцы проникают в меня, и я взрываюсь криком экстаза и изумления, выгибаясь навстречу его рту.

Он не отстраняется, а вместо этого просовывает руки под мои бедра и притягивает ближе, зарываясь лицом и вызывая одну волну за другой, приливы чего-то совершенно неожиданного для меня.

Когда это состояние начинает отступать, когда моя поясница вновь опускается на стол, а я обретаю способность говорить, Уилл наконец поднимается, и на его лице ярко написаны вожделение и ликование одновременно.