Я смотрю на нее так, словно впервые вижу ее истинное лицо… вот только, по правде говоря, я замечал в ней это и раньше. Я видел это еще в старших классах, но только не мой отец. Он считал ее милой девушкой. Она была чирлидершей, королевой бала на выпускном, в то время как я частенько оказывался в наручниках на заднем сиденье полицейской машины. Отец мне раз сто намекал, что если я разгребу бардак в своей голове, то смогу жениться на ком-то вроде нее. «Вот Джессика Харпер, – говорил он. – С такой девушкой можно остепениться».

Неужели все это время я шел на поводу у человека, который никогда по-настоящему не знал Джессику, вместо того чтобы прислушиваться к своей интуиции? Возможно… Хотя в данный момент у меня в мыслях такой хаос, что я не уверен, могу ли сейчас доверять своему суждению. А единственная, с кем я хотел бы это обсудить, как раз и вызывает этот хаос. Оливия.

В субботу, покончив с мероприятиями в честь дня посещения родителей, я заезжаю за Джессикой на обратном пути. Она кричит мне из спальни, что уже почти готова, но затем выглядывает в коридор.

– Заходи, присядь, – говорит она с намеком в голосе. – До ужина у нас еще много времени.

Я качаю головой, избегая ее взгляда, и включаю телевизор.

– Мама просила меня вернуться пораньше. – Это ложь, но прямо сейчас меньше всего на свете я хочу спать с Джессикой. Она надувает губы.

– Пять минут?

– Я пока посмотрю игру, – отвечаю я, не оборачиваясь.

Оливии нет дома, когда мы приезжаем на ферму. Брендан, естественно, беззаботно развалился на диване и смотрит футбол. В такие моменты, когда я думаю о своих двух работах, которые мне нужны, чтобы его кормить и оплачивать его учебу, то вполне понимаю, почему отец был на меня зол. Он хотел, чтобы я ставил интересы семьи на первое место и начал брать на себя часть ответственности. Но, будучи мелким эгоистичным говнюком, я смотрел на ту кучу работы, которая ждала на ферме, – и со всех ног бежал куда подальше.

Джессика уходит искать мою маму, а я опускаюсь в кресло напротив брата и пытаюсь поддержать культурный разговор:

– Ну что, как твоя учеба?

Он пожимает плечами:

– А сам как? Хорошо иметь двух подружек?

– У меня нет двух подружек, – отвечаю я, возмущенно фыркнув.

– Ну конечно же, нет, Святой Уилл. Вчера ты пялился на ее задницу чаще, чем мне представлялось возможным, но, разумеется, у вас ничего не происходит.

– Я понятия не имею, о чем ты.

– Круто. Потому что если тебя она не интересует, то я и сам не прочь к ней подкатить.

У меня такое чувство, словно я не могу дышать. Я так легко могу представить его с Оливией… Вчера в баре они выглядели как пара, и, когда он схватил ее за задницу, лишь присутствие Джессики удержало меня от того, чтобы не оторвать ему руку.

– Я ведь уже говорил: не лезь к ней.

– Я помню, – смеется Брендан, – и я решил, что мне насрать. Рассказывай маме, что меня арестовывали. Давай, расстрой ее, просто потому, что хочешь оставить Оливию себе. Не тебе решать, с кем ей встречаться.

Верно, но и смотреть на это мне необязательно.

– Она может делать все, что ей заблагорассудится. Но пока живешь за мой счет – ты не можешь.

– Поздравляю, Уилл, – с горечью произносит он, поднимаясь на ноги. – Ты просто вылитый отец.

Он прав, однако в данный момент мне, черт подери, абсолютно плевать. У него и так есть все: свобода делать, что захочет, никакой ответственности за ферму. Он не получит еще и Оливию.

Оливия

Ненавижу Джессику.

Я думала, что ненавижу Бетси, но оказалось, мои чувства к ней больше похожи на легкое раздражение в сравнении с тем, что я испытываю к девушке Уилла. И, честно говоря, сегодня вечером она не делает ничего плохого, по крайней мере на первый взгляд. Тем не менее меня бесит, как перед ужином она сидит на коленях у Уилла; как поглаживает большим пальцем его запястье и как он не задумываясь приобнимает ее за талию. Меня бесит, что на ее лице при этом появляется какое-то торжествующее выражение – торжествующее надо мной, – хотя она даже не смотрит в мою сторону.

Уилл уходит на кухню с Дороти, и, когда оттуда раздается его смех, Брендан закатывает глаза.

– Похоже, он нашел свои таблетки от хмурости или типа того. Все выходные он был угрюмым засранцем, – говорит он.

Джессика нам подмигивает:

– Просто ему нужно было немного снять напряжение, если вы понимаете, о чем я.

Сучка.

– Может быть, мне стоит навещать его на работе в течение дня. – Она улыбается, глядя на меня. – Ну знаешь, чтобы он мог выпустить пар.

Именно в этот момент я осознаю, что уже не просто ненавижу ее, но была бы рада увидеть, как она цепляется за жизнь… Хотела бы я, чтобы еще какое-то время она была в сознании и успела понять, что это я спускаю курок.

Весь вечер мне приходится то сжимать кулаки, то стискивать зубы. Расслабляться я начинаю, только когда они собираются уходить.

– Эй, послушай. – Джессика отводит меня в сторонку, когда Уилл выходит из комнаты. – Мне так жаль твоего брата.

Ей нисколько не жаль. Мы обе это знаем. Но я киваю и жду, когда она озвучит то, что на самом деле хочет сказать.

– И поэтому мне ужасно не хочется тебе это говорить, – продолжает она, – но прямо сейчас Лэнгстромы правда не в том положении, чтобы оказывать кому-либо помощь. Им приходится нелегко, и я просто не уверена, что они справятся с дополнительным бременем.

– Я не просила их о помощи.

– Да, но ты ведь знаешь, что я имею в виду: эмоциональную помощь, источник стабильности. Сейчас они не готовы заменить тебе семью, у них достаточно своих проблем. Дороти и Уилл, конечно, никогда этого не скажут, но это же и так очевидно, правда?

Я ненавижу каждое ее слово, однако еще больше я ненавижу то, что, скорее всего, она права.

В воскресенье я возвращаюсь к себе, решив, что отныне буду оставаться у Дороти лишь в случае крайней необходимости. Но давление меня выматывает: люди от меня ждут, что на следующей неделе я смогу прийти первой.

В понедельник мне снится кошмар, поэтому, когда я приползаю на стадион во вторник утром, мои ноги совершенно убитые. Уилл сжимает зубы, но ничего не говорит.

В среду я опять прихожу измученная, и на моих предплечьях видны небольшие порезы – и, похоже, это переполняет его чашу терпения.

– Сегодня ты остаешься у мамы. У тебя стресс, а я не могу допустить, чтобы ты получила травму или переутомилась прямо перед забегом.

Я смотрю себе под ноги.

– Все в порядке. Я не буду ночью бегать.

– Ты же знаешь, что не можешь дать такого обещания. И я думал, тебе нравилось гостить у мамы?..

Я с трудом сглатываю. Мне действительно нравится оставаться у Дороти. И я буду по этому скучать.

– Мне не нужна благотворительность. Я очень ценю то, что вы с мамой сделали для меня, но дальше я справлюсь сама.

– Благотворительность тут ни при чем, – шипит он. – И если не ради себя, сделай это хотя бы ради команды. Ты приблизила нас к тому, чтобы мы впервые завоевали титул. Подумай, как много это будет значить для всех.

Я так устала, что хочу просто свернуться клубком на трибунах и уснуть. Я не смогу победить… Если остаток недели я буду продолжать в том же духе, то всех подведу. И я никак не могу этому помешать, если только не приму помощь от тех, у кого полно своих проблем.

– Ладно. Я поеду.