– Ты можешь сделать так, чтобы они ушли, детективы? Я не хочу с ними говорить.

Я крепко зажмуриваюсь. Мой брат… Не могу об этом думать. Но все равно представляю, каким маленьким он был, каким хрупким…

– Меня сейчас стошнит, – шепчу я и наклоняюсь вперед.

Меня выворачивает в мусорное ведро. Уилл откидывает мои волосы с лица, пока я опорожняю свой желудок.

Когда рвота прекращается, я снова сажусь, притянув к себе колени и опустив на них голову.

– У тебя сегодня еще есть занятия? – спрашивает он.

– Астрономия, но я ее пропущу.

– Тогда пойдем, – мягко говорит он, помогая мне подняться. – Я тебя отвезу на ферму. Тебе нельзя весь день сидеть в квартире одной и продолжать прокручивать это в голове.

Тугой комок у меня в груди, и эта пустота в животе… Они никуда не исчезнут, не важно, одна я буду или нет.

– Ты не обязан этого делать. Со мной все будет нормально.

– Тебе не нужно со мной притворяться, – отвечает Уилл. Он кладет руку мне на поясницу, и мне становится легче.

Мы выходим в коридор. Нас сразу окружают полицейские, у которых еще остались вопросы, и Питер, который уговаривает меня вернуться в кабинет, – но на этот раз мне не нужно от них отбиваться, не нужно просить, чтобы они оставили меня в покое.

За меня это делает Уилл.

Уилл

В глазах Оливии появилась пугающая пустота.

Впервые она кажется такой же хрупкой днем, какой бывает во сне. Мы направляемся к машине; она идет рядом, не глядя на дорогу. Я даже не уверен, осознает ли она мое присутствие или что мы вообще куда-то идем.

– Ты в порядке? – спрашиваю я по пути.

– Ага, – отвечает она, но ее явно трясет. Я хватаю ее за руку.

– Все будет хорошо.

Она смотрит на меня и кивает, однако не отпускает мою руку всю дорогу до фермы.

Питер предупредил маму о нашем визите, и она ожидает нас на крыльце. Как только мы останавливаемся перед домом, она сразу оказывается рядом с Оливией и заключает ее в крепкие объятия.

– О, милая, – произносит мама, и слезы текут по ее лицу. – Мне так жаль.

– Все в порядке. Я в порядке, – бормочет Оливия, качая головой. Ее по-прежнему трясет, но, похоже, она этого даже не замечает.

– Думаю, ей нужно прилечь, – говорю я, и, положив руку на спину Оливии, отвожу ее в свою комнату. Взяв одеяло с изножья кровати, я плотно укутываю ее, но, когда встаю, чтобы уйти, в глазах девушки появляется паника. – Хочешь, чтобы я остался?

Она кивает, и я опускаюсь на старый стул рядом с кроватью, раздосадованный своей неспособностью хоть как-то помочь ей. Оливия безучастно смотрит куда-то поверх моего плеча, не переставая дрожать.

– Подвинься, – наконец сдаюсь я, и, когда она освобождает мне немного места, я забираюсь в кровать рядом с ней, просовываю руку ей под голову и прижимаю ее спиной к своей груди. Раньше мы уже лежали вот так, и не раз, хотя она и не догадывается об этом. Я бы не чувствовал себя столь виноватым, если бы какая-то часть меня не жаждала этого.

Когда Оливия засыпает, я осторожно выбираюсь из постели и выхожу из комнаты.

– Как она? – спрашивает мама.

Я опускаюсь на диван. Даже для меня утренние события были травмирующими, поэтому не могу и представить, что сейчас чувствует она.

– Уснула, – вздыхаю я. – В остальном – понятия не имею.

– Бедная, бедная девочка. – Мама смаргивает слезы. – Как думаешь, это как-то связано с причиной ее кошмаров?

Я и сам задавался этим вопросом после разговора с полицией, вот только время не совсем сходится. Ее брат сбежал (или что там с ним на самом деле произошло), когда ей было пять. Кошмары начали ей сниться лишь после того как она переехала к бабушке, а это было год спустя.

– Я не знаю.

Мама берет меня за руку.

– Я рада, что ты ее поддерживаешь.

Я просто киваю. Поддержка – единственное, что я могу ей предложить. И этого совершенно недостаточно.

Я возвращаюсь в кампус, чтобы провести дневную тренировку, и по дороге звоню Джессике.

– Одна из студенток сегодня узнала о смерти члена семьи, – поясняю я. – Она осталась ночевать у моей мамы, так что я не смогу прийти сегодня вечером.

– Ничего страшного, я могу просто приехать к тебе, – радостно заявляет она. – И принесу нам с тобой ужин.

Я вздрагиваю от этого предложения, немного потрясенный тем, что моя девушка решила превратить трагедию Оливии в романтический вечер для двоих. Я мягко отговариваю ее, однако в голосе Джессики отчетливо слышны недовольные нотки, когда она наконец соглашается, что меня также удивляет. До сих пор она столь понимающе относилась к тому, что я много времени уделяю своей маме, но, очевидно, это великодушие не распространяется на помощь студенткам.

После тренировки я направляюсь в квартиру Оливии, чтобы привезти ей какие-нибудь вещи. Наверное, ей понадобится ноутбук, и одежда тоже, хотя здесь мне придется быть осторожным. У меня достаточно проблем, связанных с Оливией, и без лицезрения ее нижнего белья.

Я достаю ключ, спрятанный под цветочным горшком (просто ужасное место для тайника), и захожу в квартиру, однако замираю как вкопанный еще на пороге.

Комната пуста.

Здесь нет ни дивана, ни стола, ни фотографий – ни даже чашки. Если бы я не видел своими глазами, как она неоднократно входила и выходила из этой квартиры, я бы решил, что ошибся дверью. Когда я приезжал, чтобы поговорить с Оливией, мне было ясно, что она что-то или кого-то скрывает, однако мне и в голову не приходило, что она может скрывать это.

В спальне обнаруживаются хоть какие-то признаки ее пребывания, вот только увиденное тревожит меня еще больше. Ее одежда по-прежнему лежит в раскрытом чемодане. У нее есть ноутбук, но нет книг, письменного стола, лампы или кровати – лишь спальный мешок на полу.

Я прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза, впервые осознавая, насколько все плохо и насколько же она одинока. Осознавая, что все ее скромное богатство зависит от сохранения стипендии… которое, в свою очередь, зависит от меня.

К моему возвращению она уже проснулась и сидит на диване, завернувшись в одеяло. Как только она замечает свой чемодан, ее взгляд становится жестче.

– Почему ты не рассказывала, что живешь в таких условиях? Я бы помог тебе.

Оливия открывает рот, но потом снова закрывает.

– Я не нуждаюсь в благотворительности, – наконец тихо произносит она. – У меня есть все необходимое.

Мама выходит из кухни, где она занималась своим любимым делом в периоды стресса – готовкой. Она ставит на стол тарелку со свежеиспеченным печеньем и переводит взгляд с одного из нас на другого.

– Вам надо пойти и заняться скалолазанием. Уилл – отменный инструктор. Ему это всегда помогает, когда дела идут неважно.

Последнее, что мне нужно в данный момент, – это чтобы Оливия в страховочной обвязке крутила своей задницей у меня перед носом в течение нескольких часов.

– Уверен, ей сейчас не до скалолазания, – бормочу я.

Оливия вскидывает голову, встречаясь со мной взглядом. Возможно, ее подстегивает нежелание, сквозящее в моем голосе, но, как бы то ни было, она тут же встает, отбрасывая одеяло в сторону.

– На самом деле я не против.

Дни моего альпинизма остались в прошлом, и это в любом случае плохая идея для времяпровождения с Оливией. Но, судя по всему, я ни в чем не смогу ей отказать даже при наиболее благоприятном раскладе, так что сегодня мне это не удастся и подавно.