– Я не бегала ночью?

Нахмурившись, Дороти подходит ближе и вытаскивает из моих волос листик.

– Что это у тебя на футболке? – спрашивает она.

Я откидываю одеяло и оглядываю себя с головы до ног: все мое тело и одежду покрывают следы травы и грязи.

К дверному проему подходит Уилл. Он бросает взгляд на мои колени, которым досталось больше всего, и морщится:

– Прости. Мне, по сути, э-э, пришлось повалить тебя на траву.

Я тяжело опускаю голову на руки. Пару секунд я правда надеялась, что не покидала постель этой ночью. Делать это одной и так плохо, а при свидетелях – еще хуже. Дороти тихо выходит из комнаты, и Уилл занимает ее место рядом с кроватью.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

Я киваю, а затем поясняю со вздохом:

– Просто это так неловко…

Уилл садится на край кровати, зажав ладони между коленями:

– Тебе не из-за чего смущаться.

– Конечно, это совершенно нормально, когда твоему тренеру приходится ловить тебя посреди ночи, чтобы ты не потеряла стипендию. Я тебя не поранила?

– Нет, но я довольно грузно упал на тебя, так что больше беспокоился о тебе.

Я сглатываю. «Пожалуйста, боже, пусть он скажет, что этим все ограничилось…»

– Я сказала или сделала что-нибудь… глупое?

– Не знаю, почему ты так переживаешь, – говорит Уилл, нахмурившись. – Никто не собирается винить тебя за те действия, которых ты даже не осознаешь, – уверяет он, но вообще-то это не отвечает на мой вопрос.

– Просто… Не люблю, когда наружу вырывается та часть меня, о которой я ничего не знаю, – объясняю я. – Я делаю достаточно глупостей, даже когда нахожусь в сознании.

– Ты не делаешь никаких глупостей. – Уилл встает с кровати. – На самом деле, когда спишь, ты куда привлекательнее, чем когда бодрствуешь.

– Так ты думаешь, что я привлекательная? – поддразниваю я, и он потирает затылок.

– Все люди привлекательны. Некоторые больше, некоторые меньше, – ворчливо отвечает он. – Одевайся. Мы выезжаем через десять минут.

Я быстро принимаю душ, переодеваюсь в форму и подхожу к входной двери, где меня уже ждут Уилл и Дороти.

– Спасибо, что пригласили меня, – говорю я Дороти, гадая, нужно ли пожать ей руку или что-то типа того.

Она притягивает меня к себе и обнимает так порывисто, что от удивления я теряю дар речи.

– Мне было очень приятно принимать такую гостью, Оливия, – отвечает она. – Приезжай в любое время.

Кажется, Дороти в самом деле так считает. Она машет нам на прощание, стоя на крыльце до тех пор, пока мы не скрываемся из виду.

– Твоя мама действительно милая женщина, – замечаю я, оглядываясь на ферму. – Как ты умудрился стать таким козлом?

Уилл закатывает глаза, но я чувствую, что он хочет улыбнуться:

– Ты единственная, кто так считает.

– Ты в этом уверен?

– Не совсем, – смеется он.

За время поездки на место соревнований моя безмятежность постепенно улетучивается. Да, я хорошо выспалась этой ночью, но все равно чувствую себя неважно. По прибытии мы обнаруживаем, что сегодняшняя трасса покрыта грязью, поэтому нам предстоит бежать в кроссовых шиповках, что мне совершенно не нравится. Я стискиваю зубы и начинаю нервно расхаживать взад-вперед, прижимая руки к животу и испытывая желание сбежать от всей этой суматохи, которую поднимает моя команда вместе с толпой зрителей.

«Все плохо, все очень плохо… Это новая трасса, и у меня новые шиповки. Вчера вечером я поела. Боже, зачем я только поддалась на уговоры Уилла и поужинала?»

Трасса на этом забеге представляет собой несколько кругов протяженностью в милю каждый. Мы медленно пробегаем круг один раз, чтобы привыкнуть к трассе, и, пока я бегу, конечности кажутся такими тяжелыми, будто на них повесили дополнительный груз. Когда заканчивается знакомство с маршрутом, Питер подходит, чтобы поговорить с нами. Несмотря на мое первоначальное недовольство из-за того, что моим тренером стал Уилл, теперь я начинаю подозревать, что на самом деле он мне подходит больше. Питер дает универсальные советы: не слишком ускоряться, прижиматься к краю трассы на поворотах и не расслабляться, если окажешься впереди. Все это советовал каждый тренер с тех пор, как изобрели кросс.

Когда Питер заканчивает наставления, нас окружают родители, друзья и другие близкие, которые приехали посмотреть на соревнования, и у меня возникает чувство, словно я не могу дышать. Кроме того, их волнение только усиливает дискомфорт в моем животе. Тем временем Николь знакомит меня со своими мамой и папой и спрашивает, путешествуют ли по-прежнему мои родители. При этом Уилл поворачивает голову в нашу сторону.

– Да, – отвечаю я, задаваясь вопросом, почему он слушает наш разговор. – Их не будет весь сезон.

– Должно быть, здорово, – произносит Николь, поворачиваясь к отцу. – Родители Финн путешествуют неделями. Почему бы вам не делать так же?

Ее отец ворчит, что кто-то должен платить за ее частые походы в Macy's, а я ускользаю от своих собеседников, направляясь к полю за нами.

Тут я снова принимаюсь расхаживать из стороны в сторону, крепко обхватывая руками живот. Мне казалось, что, сбежав из компании других людей, я стану волноваться чуть меньше, но это не так. Мне удалось выспаться этой ночью, поэтому сегодня у меня должен был быть невероятный день, идеальный забег – однако этого не случится. Я чувствую это всем своим существом. Теперь у меня есть все преимущества, в которых мне было отказано в предыдущих соревнованиях, – но я все равно облажаюсь. Что тогда будет с моей необоснованной верой в собственный потенциал?..

– Что-то не так, – шепчу я снова и снова, – что-то не так.

В этот момент ко мне подходит Уилл.

– Выглядишь неважно, – говорит он. – Ты в порядке?

– У меня плохое предчувствие. – Я качаю головой. – Тебе не следовало заставлять меня есть. Боже, зачем я тебя послушала? Я провалюсь.

– Лив, у всех бывает дурное предчувствие перед забегом, – посмеивается он. – Это называется «мандраж».

Я опять качаю головой. Он ошибается. Сегодняшний день обещает стать катастрофой. Я это чувствую. Я знаю это.

– Послушай меня. – Он кладет руку мне на плечо, заставляя встретиться с ним взглядом. – Ты. Справишься. Правда справишься. Просто иди – и пробеги собственную гонку. Знаю, Питер сказал тебе не отрываться от остальных бегунов вплоть до самого конца, но я говорю тебе другое. Будь дерзкой. Вырвись вперед, как только почувствуешь, что готова. И выложись на последней миле: после забега у тебя всегда остается что-то в запасе – сегодня же пусти в ход все свои силы.

Я смотрю ему в глаза и чувствую, как в моей тревоге появляется небольшая трещинка, крошечный дефект, допускающий возможность того, что Уилл прав. Признающий малюсенькую вероятность, что на этот раз он знает больше меня.

Мы вместе подходим к старту, и я занимаю позицию. Эрин приятельски пихает меня в плечо:

– У тебя все получится, подруга.

Я бросаю на нее взгляд. Это и ее соревнование тоже, а она беспокоится обо мне… Лучик света в моей груди становится чуть ярче.

– Спасибо, – шепчу я. – Удачи.

Раздается сигнал к старту. Вокруг меня суматошная мешанина, мы все бежим слишком близко, мне в лицо летит грязь из-под ног девушки впереди меня, и в бок прилетает чей-то локоть.

Я пытаюсь сосредоточиться на том, что сказал Уилл, но вместо этого слышу лишь собственные упреки.

«Я чувствую слабость».

«Мне не надо было есть».

«Мне мешают шиповки, это неудобно. Я должна была тренироваться в них чаще».

«На первой миле не должно быть так тяжело».

Однако Уилл – тот самый Уилл, который до сих пор всегда оказывался прав, когда говорил, что у меня что-то получится, или когда критиковал мою длину шага, или короткий финальный рывок, – он верит, что я справлюсь. И я всеми силами цепляюсь за его слова.