– Потрясающе. Короче говоря, как только я научусь не делать во сне того, о чем даже не догадываюсь, – вот тогда ты будешь мной доволен.
Уилл вздыхает, двумя пальцами зажимая переносицу. Я уже успела выучить его настроения и значения его жестов: он так делает, когда расстроен или вынужден иметь дело с чем-то неприятным.
– Иди прими душ и приходи в мой кабинет, – говорит он, отворачиваясь.
Я не представляю, чем, по его мнению, мне поможет беседа в его кабинете. Вероятно, он снова отправит меня к этому тупому психотерапевту, которая даст мне очередное дурацкое задание на дом. В прошлый раз я должна была составить список вещей, которые меня радуют. «Например, пенная ванна, – сказала она. – Разве тебя не радует, когда ты принимаешь пенную ванну?» Я ей ответила, что пенная ванна напоминает о том, что я трачу свое драгоценное время впустую. Этот разговор до сих пор у меня вызывает смех, хотя мисс Дэниелс, похоже, мой ответ не очень оценила.
Я наскоро принимаю душ и прихожу в кабинет Уилла, где он уже меня ждет с особенно мрачным выражением на лице.
– Я не собираюсь возвращаться к психологу, если ты об этом. – Я опускаюсь на стул напротив него.
– Да, ты ясно дала понять о своем отношении. – Уилл почти улыбается.
– Послушай, – я вздыхаю, – я постараюсь не спать всю ночь. Обычно мне это не удается, но, может быть, сработает в этот раз. Еще иногда, если я как следует набегаюсь перед сном, то достаточно устаю, чтобы…
– Нет, – перебивает он. – Я хочу, чтобы на забеге ты была в лучшей форме, а так мы снова получим пародию на бег, которую ты выдаешь после ночи с кошмарами.
Я откидываюсь на спинку стула, изо всех сил стараясь не нагрубить ему:
– Тогда в чем твое волшебное решение?
Он наклоняется вперед с выражением мрачной решимости на лице, глядя мне прямо в глаза.
– Ты останешься у моей мамы.
От удивления мой рот распахивается, и на мгновение я замираю, пораженная абсолютным идиотизмом этой затеи.
– У твоей мамы? – наконец удается мне произнести. – С ума сошел? Я же пыталась тебя ударить! А что бы я сделала с ней?.. И как бы она вообще смогла меня остановить?
Его плечи слегка опускаются, и он тяжело вздыхает:
– Я тоже там буду. Это все равно неправильно, но остальным необязательно знать о моем присутствии. Я буду спать на диване, так что ты не сможешь улизнуть, не разбудив меня.
Что-то сжимается у меня в груди при взгляде на те усилия, которые он затрачивает ради меня. Эта приглушенная боль все распространяется, и я ужасно хочу уйти от этого разговора.
– Ты не должен все это делать, – бормочу я.
– Я этого хочу.
Когда я неохотно встречаюсь с ним взглядом, то понимаю, как сильно ему хочется, чтобы я преуспела – не для него, а для самой себя. Боль в моей груди усиливается, и я отвожу взгляд.
– Ладно, – тихо выдыхаю я.
Всего одно слово, которое и близко не выражает всего того, что я чувствую. Никто прежде не прилагал ради меня вообще никаких усилий.
Не знаю, почему мне больно от того, что их прилагает он.
В пятницу вечером Уилл появляется у моего дома.
– Мне как-то неловко, – бормочу я, точно недовольный подросток, забираясь на пассажирское сиденье его машины.
– Почему? – Он выгибает бровь.
– Твоя мама подумает, что я ненормальная, – отвечаю я, нервно сглатывая.
– И будет в этом не права, потому что?.. – спрашивает он с ироничной улыбкой.
Я бросаю на него свой самый грозный взгляд, но, похоже, у Уилла к нему развилась устойчивость, что довольно досадно.
– Она не подумает, что ты ненормальная, – продолжает он. – Мой брат ходил во сне, когда был маленьким. Разница не такая уж большая.
– Вообще-то разница чертовски большая, но ладно, – вздыхаю я.
– Мама наверняка много времени провела сегодня на кухне, так что не обижай ее и поешь, – предупреждает он.
Мне совершенно не хочется присутствовать на ужине с Уиллом и его мамой, это будет определенно неловко. Одному богу известно, о чем мы сможем поговорить.
– Я уже ела, – отвечаю я.
– Что ты ела?
– Овсянку и яблоко. Я бы поела еще и в кампусе, но не хватило времени.
– Завтра забег, – недовольно ворчит Уилл. – Ты не можешь всерьез полагать, что этого достаточно. Вспомни, что случилось в прошлый раз.
– Прошлый раз был вроде как аномалией, – пожимаю я плечами.
– Ты ведь в курсе, что «аномалия» означает «необычное происшествие», да? – Уилл издает короткий, невеселый смешок.
– Вот почему я сказала «вроде как аномалией», – возражаю я.
Он бросает на меня быстрый взгляд.
– И поэтому ты вроде как поужинаешь у моей мамы.
Ух… Очевидно, этот спор мне не выиграть. На самом деле я не уверена, что выигрываю с ним хоть какие-то споры… Я отворачиваюсь к окну, наблюдая за тем, как мы удаляемся от кампуса. Город удивительно быстро сменяется сельской местностью, и открывающийся вид напоминает мне о том крае, где жила моя бабушка, о бесконечных дорогах, по обе стороны от которых были лишь леса и засеянные поля.
Вскоре Уилл выезжает на ухабистую гравийную дорогу, вынуждая меня подпрыгивать на сиденье аж до потолка его пикапа. Вдалеке я замечаю небольшой домик и солидных размеров сарай.
– Так вот где ты вырос? – спрашиваю я.
– Да. – Уилл вздыхает. – Я полагаю, у тебя по этому поводу есть какой-нибудь остроумный комментарий?
У меня он был, но после этой ремарки я склонна оставить его при себе.
– Вовсе нет, – возмущенно отвечаю я. – Я собиралась сказать, что здесь мило.
– Ну, разумеется.
Остановившись перед домом, Уилл выпрыгивает из машины, и я следую его примеру. Я робко захожу в этот дом, удивляясь тому, насколько больше он кажется внутри, чем снаружи, словно какой-то трюк восприятия из «Алисы в стране чудес». Справа расположена просторная гостиная с кухней, а слева – спальни.
Мама Уилла выходит из кухни.
– Ты, должно быть, Оливия, – говорит она, обнимая меня с таким энтузиазмом, что не остается сомнений: Уилл рассказал ей обо мне далеко не все. – Меня зовут Дороти.
Я отстраняюсь со смущенной улыбкой.
– До ужина еще далеко, – продолжает она. – Уилл, почему бы тебе не пригласить Оливию на небольшую конную прогулку?
Его губы тут же кривятся от ее предложения:
– Нет уж, спасибо.
Я раздраженно фыркаю. Это он заставляет меня оставаться здесь. Необязательно вести себя так, будто я какая-то противная прилипчивая девчонка, от которой он не может избавиться.
– Я действительно настолько ужасна? – возмущаюсь я. – Ты ведешь себя так, как будто тебя только что попросили отдать мне обе почки.
– Завтра забег. А ты можешь себе что-нибудь натереть.
– Я все лето ездила верхом, – возражаю я. – Ничего со мной не случится.
– Хорошо, Оливия, – говорит он с легкой язвительностью в голосе. – Не хочешь прокатиться верхом?
– Я покатаюсь одна. Мне не нужна нянька. – Я выхожу через парадную дверь, но Уилл тут же меня догоняет.
– Куда, черт возьми, ты собралась? – требует он. – Ты вообще умеешь седлать лошадь?
У меня вырывается раздраженный стон.
– Ты действительно думаешь, что я просто запрыгну на лошадь как есть, без седла, и поеду?
– Точно, как глупо с моей стороны, – отвечает он. – У тебя ведь репутация такой сдержанной и здравомыслящей девушки.
Я сердито направляюсь к конюшням, стараясь не обращать на него внимания. Мне мгновенно ударяет в нос резкий запах. Пахнет определенно неприятно – сеном, навозом и травой, запеченными на солнце, кроме того, ощущается слабый запах кожаной сбруи, – однако все это навевает хорошие воспоминания. В детстве я провела не одно лето, убирая конюшни неподалеку от дома бабушки. Когда я заканчивала, то могла покататься на лошадях, и это радовало меня гораздо больше, чем та дерьмовая зарплата, которую я получала.