— Да если люди там ждут конца и брагу хлещут, как в Плоских холмах, — сказал Нат, — то мы и без тебя могли бы пройти с песнями и плясками, никто и не заметил бы!
Клур смолчал.
Разбуженный промозглой моросью, поднялся ветер. Встряхнулся, качая травы, и побрёл, негромко воя. От его голоса, низкого, ровного, закладывало уши.
Рогачи трясли головами, прядали ушами: видно, ветер донимал и их.
— Впереди путники! — воскликнул Зебан-Ар. — Двое.
— Два рогача, — сказала охотница, приглядевшись. — Людей трое. Торопятся.
— Что с того? — спросил Клур. — Путники на этой дороге — не диво. Час, правда, ранний...
Всадники спешили, нахлёстывая рогачей: старик и двое помладше. Клур вскинул руку, призывая их остановиться.
— С дороги!.. С дороги!.. — прокричал старик, не сбавляя хода.
Чёрный рогач прянул в сторону, взвизгнул пёс, и всадники пронеслись мимо, только грязь брызнула из-под копыт. Их рогачи храпели, выкатив глаза, роняя пену. Поводья были обрезаны.
— Что такое? — нахмурился Клур.
— Видно, каждый спасается как умеет, — сказал Нат. — Может, к морю едут.
Дальше по дороге нашлась оставленная телега, гружённая тяжело. Ось не выдержала, сломалась.
Телега накренилась, и поклажа, не закреплённая, съехала, часть её вывалилась на дорогу: посуда, целая и битая, сундук с отлетевшей крышкой, корзины с припасами. Пропитывались грязью расшитые рубахи, дробились осколками расписные блюда, и тонули в колее, выпав из короба, каменные фигурки богов.
Старуха, седая, простоволосая, бродила рядом, заламывая руки.
— Что случилось, мать? — спросил её Клур, останавливаясь.
— Бросили меня, паршивцы! — забормотала старуха, глядя в сторону. — Меня бросили, оставили меня!.. Ай!..
Она подняла глаза.
Кто знает, что её испугало — Клур, охотница с луком за его спиной или белые рогачи, только старуха заскулила, вскидывая узловатые руки, попятилась и бросилась прочь. Запнувшись о жёсткие стебли, упала и поползла по траве, воя.
— Нужно ей помочь! — воскликнула дочь леса.
— Как, если она боится нас? — возразил Клур. — Будешь гоняться за ней по полям? И чем поможешь? Едем дальше.
Они тронулись.
Шогол-Ву свистнул, подзывая нептицу — та уже влезла на телегу и рылась в чужих припасах. Пёс тоже что-то подъедал, сунув морду в корзину. Эти двое неохотно, но послушались, с сожалением оглядываясь на брошенную добычу.
Впереди лежала река, алая под алым небом. Мост, потемневший от влаги, соединял берега, и чёрная его тень плясала в неспокойной воде.
Ветер был здесь. Он плескался под аркой, гудя, и поднятые им волны с шумом разбивались о каменную ногу моста.
К мосту тянулись люди — кто пешком, налегке, кто верхом. Чуть поодаль грузили лодку. Две телеги на той стороне застряли, сцепились колёсами. Рядом стояли трое, махали руками — видно, ругались.
Город лежал впереди тёмным холмом, и дым клубился над ним.
— Что в городе? — спросил Клур у мужика, спешащего по обочине.
Тот кренился под тяжестью узла и откликнулся, не поднимая головы:
— Храмовники шибко лютуют... Если дело ваше не больно важное, поворачивали бы!
Он крякнул, перехватывая груз удобнее, и продолжил путь.
Следом за ним ехала женщина, молодая, напуганная. Она удерживала перед собой девочку, видно, дочь, а та плакала. Их рогач, безрогий, с седой мордой, храпел, косясь на всадниц большим тёмным глазом, и то и дело пытался повернуть назад. Женщина выбивалась из сил, пытаясь удержать дитя, поводья и спадающую с плеч накидку.
— Стой! — воскликнул Клур, вытягивая руку.
Старый рогач послушал, замычал испуганно, замотал головой и попятился. Всадница, не понимая, глядела, расширив глаза, и дёргала поводья.
— Дай свою накидку. Дай, я заплачу тебе!
Он рванул одежду с плеч, и женщина закричала, отстраняясь:
— У меня ничего нет, ничего! Отпусти!
— Мне нужна только эта вещь, ты, дура! И я не краду, а покупаю. Стой...
Накидка осталась в его руке. Женщина заплакала. Она била рогача коленями, заставляя его отъехать, но тот лишь мычал и мотал головой.
— Мама, мама! — испуганно закричала девочка.
Клур дёргал пояс непослушными пальцами.
— Да уймитесь! — сердито прикрикнул он. — Ашша, возьми эту тряпку!.. Подожди же, сейчас я расплачусь с тобой...
— Молю, не трогай нас, молю! Отпусти! — зарыдала женщина, прижимая дочь к груди. — Молю, отпусти...
Пёс завыл.
— Да что ты за человек! — не выдержал Нат. — По-людски не можешь?.. Не бойтесь, мы вас не тронем!
Клур обернулся к нему, его рогач ушёл в сторону, всадница хлестнула своего и проехала мимо.
— Куда ты, стой! — воскликнул Клур, протягивая руку.
Серебряные половинки рассыпались, упали в грязь. Женщина оглянулась, заплаканная, испуганная, но не остановилась.
— Тьфу! — сказал Клур и бросил под ноги всё, что держал в ладони. — Будто слов не понимает... Ашша, лук на телегу, возьми накидку, укрой лицо!
— Ты слышал: в городе неспокойно. Я не стану прятать оружие!
— Нет, ты станешь! Если что-то пойдёт не так, ты всё равно не продержишься долго, с луком или без лука.
— Что должно пойти не так? Ты сказал, что проведёшь нас. Сказал, нам безопасно с тобой! Обещал, что Косматый хребет будет возвращён детям тропы, и никто не возразит. Что должно пойти не так?
— Я не знаю, что там! — ответил Клур, сердясь. — Я могу обещать за себя и за тех, кто мне верен, но говорить, будто он справится с чем угодно, может только глупец. Так укройся! Лучше всего, если нас не заметят.
— Нас или меня? Ты больше никого не просишь таиться. Но я не слаба! Я могу постоять за себя, и я не стану прятаться...
— Ашша! — зарычал Клур, и нептица крикнула тонко и пронзительно. — Ашша, я говорю, ты выполняешь. Видят боги, проще управиться с отрядом мужчин, чем переспорить одну бабу! Убирай лук!
— Прикажи мне умереть, защищая тебя, и я умру. Но трусостью пятнать себя не стану!
— Я проткну своё сердце, и идите дальше как знаете! Вижу, вы все достаточно умны, чтобы обойтись без моих советов.
Он сполз с рогача и протянул руку.
— Решай, ты даёшь мне лук?
Мимо проскакали ещё двое, нахлёстывая рогачей и не глядя по сторонам.
Пёс сел и принялся чесать за ухом.
Ашша-Ри смотрела, стиснув зубы и сведя брови. Наконец, уступила, сняла лук и отдала Клуру. Тот положил его на телегу, под полотно.
— Телегу бы лучше бросить, — сказал он, глядя вперёд, где двое за мостом, наконец, кое-как разъехались.
Лицо Ната тут же стало хмурым и злым, и Клур вскинул ладонь.
— Посмотрим, как пойдёт. Ты, сорви перо, сойдёшь за человека. На избитой роже пятен не заметят. Чуть что, резать ремни и уходить верхом, это ясно?
— Я не оставлю тётушку, ты...
— А что, думаешь, городские её бросят гнить на улице? Уж снесут на упокоище, как положено. Вы с камнем должны проехать, а мёртвым уже всё равно. Теперь ты, дочь вождя...
Он посмотрел на Хельдиг.
— Садись на моего рогача, вперёд.
— Я не брошу Гаэра и Броку!
— Кто говорит бросать? На твоём звере поеду я. Надеюсь, на двух женщин не поглядят, а к белой твари и её всаднику присмотрятся, так лучше уж это буду я. Скажу, зверь Вольда. О звере они, должно быть, уже слышали, а о судьбе Вольда пока некому было рассказать. Вы двое едете первыми...
— Я не поеду с ней! — воскликнула охотница. — Хочешь отдать ей своего рогача — что ж, отдай, но тогда я сяду на телегу. И лук будет под рукой.
— Мы уже обсудили это! Даже не думай браться за оружие. Мне нужно, чтобы вы оставили город за спиной так быстро, как только возможно — не оглядываясь, не поджидая остальных... Что ты жуёшь перо? Я же велел тебе спрятать волосы под накидкой, чтобы никто не заметил эти твои перья!
— Я не поеду с ней, — повторила Ашша-Ри, — не поеду! Не хочешь садить меня на телегу, пойду ногами. Я могу идти быстро и скоро вас нагоню.
