Шогол-Ву ушёл ещё в сторону, обернулся и перехватил рукоять. С силой ударил черенком под рёбра — поселенец выпустил вилы. Подоспел ветер, сражаясь неясно на чьей стороне, забил уши криками, храпом рогачей. Полетела стрела, плохо пущенная, и легла, не добравшись даже до сруба. Страж, пославший её, упал.
Предводитель Длани застыл, глядя на дорогу, где мотал головой чёрный рогач, молодой, тонконогий, бил копытами. На спине его сидела Ашша-Ри с натянутым луком. Нагоняя её, чертя по земле концами крыльев, бежала нептица. За ней с лаем неслись псы, порой забегая вперёд и отскакивая от раскрытого клюва.
Один из стражей наклонился, поднимая лук упавшего товарища, а черноволосый всё стоял. Медлил. Стрела Ашши-Ри глядела ему в сердце, но медлила и она.
Человека теснили. Он упал, оступившись. Шогол-Ву бросился к колодцу, ударил вилами плашмя, позволяя спутнику отползти и подняться. Страж, рослый и крепкий, легко выдержал удар. Оскалился, занося топор.
Его отвлекли псы, гнавшиеся за нептицей. Один, жёлтый, крупный, ударил под колено, следом нептица тюкнула по плечу. Высоко пролетела стрела — черноволосый помешал стрелку.
— Эту тоже брать живой! Живой, я сказал!..
— Чего ждёте? — прозвенел голос Ашши-Ри.
Рогач под ней плясал, вскидывая голову. Черноволосый свистнул — рогач скосил на него глаз, но охотница стиснула бока коленями, дёрнула повод, и зверь отшатнулся, едва не налетев на стража, заходившего сбоку. Тот отскочил.
Человек запрыгнул на спину нептицы. Та закружилась и вскинулась, он съехал, но тут же вновь забросил ногу. Вцепился в перья, прижавшись к спине лицом.
— Давай, Хвитт! — крикнул он. — Уходим отсюда!
И пнул сапогом пса, подобравшегося слишком близко.
Ашша-Ри протянула руку. Шогол-Ву, отбросив вилы, схватил её ладонь и взлетел на спину рогача. Перехватил лук, охотница сжала поводья, стегнула, и они понеслись — под лай псов, людские крики и завывание ветра. Нептица с седоком бежала следом.
— Стреляй! — кричала Ашша-Ри. — Останови всех, кто идёт за нами!
Деревенские застыли у домов с раскрытыми ртами, не пытаясь вмешаться. Стражи гнались до околицы, до трактира, и там замешкались. Других рогачей Ашша-Ри пугнула, они ушли в поля за деревушкой, разбрелись и мотали головами, будто боялись и друг друга, и хозяев, что подзывали их.
— Почему не стрелял? Ты, порченый! Чем меньше их останется, тем легче уйти!..
— Я не стану убивать зря.
— Зря?.. Они заслужили, все до единого!
— Эй, эй! — подал голос человек. — Не потеряйте меня! Едва держусь!.. Поменяемся, может? Ай!..
Нептица крикнула, вытянув шею. Она спешила как могла, но отставала от рогача. За ней с хриплым лаем неслись псы.
Нептица расставила крылья, хлопнула раз, другой, невысоко пролетела над дорогой. Так и бежала дальше — то ногами, то на крыльях. Псы остались позади, но ветер ещё доносил их раздосадованный вой.
Дорога тянулась меж полей — не свернуть, не укрыться — и ползла на холм. Рощица осталась позади, дальше всё вырубили.
Ашша-Ри завертела головой.
— Ты зря не остановил их, порченый! Нам не уйти, нагонят, и стрелять придётся всё равно. Даже если бросим людскую падаль, много не выгадаем!
— Я всё слышу! — выкрикнул человек, поднимая голову. — Попробуйте только бросить!..
— Мы уйдём. За холмом река. За ней Косматый хребет. Если успеем, никто не найдёт.
Ашша-Ри мотнула головой, ударила рогача пятками, вынуждая скакать быстрее. Юный и сильный, тот всё же устал от бега, от двойной ноши. Он храпел, взбираясь по крутой дороге. Ветер свистел, обгоняя его, будто радовался, что может лететь без отдыха.
Шогол-Ву обернулся. Позади лежала дорога, ясно видная с холма: чёрные поля, серое пятно далёкой рощицы, косматые тёмные крыши — отсюда казалось, дома сбились в кучу, как овечье стадо. И там, по дороге, скакали уже первые всадники. У холма не настигнут, но до реки не успеть.
Нептица, подняв голову, крикнула. Она отставала, не могла лететь в гору и глядела на запятнанного будто с мольбой. Но человека стряхнуть не пыталась.
На холме возвышался храм. Пятикрылого, тут и гадать не нужно, раз место высокое. Как водится, в этом храме не было стен, только крыша под четырьмя столбами, чтобы ветер мог летать свободно. У одного из столбов покорно стоял рогач. Немолодой, с поредевшей гривой, но крепкий с виду. Он всхрапнул тревожно, завидев путников.
На дорогу вышел кто-то, пригляделся из-под руки. Видно, рассмотрел, кто едет — приложил ладонь ко рту, попятился и упал, споткнувшись о камень.
Ашша-Ри заставила рогача остановиться. Разгорячённый бегом, тот не сразу понял. Заплясал, зафыркал, кося глазом на чужого зверя.
Его хозяин прижался к ногам Пятикрылого, выставив перед собой руку. Тоже немолодой, бедно одетый.
— Пощадите!..
Пятикрылый глядел вдаль с улыбкой. Старый, даже камень изъело временем, с крылом за левым плечом — таким его изображали много жизней назад. Позже решили, что пятое крыло должно быть у правого плеча. Тогда меж землями Союза, Южным уделом и Степной лапой вышел раскол: в приморских южных краях хотели тесать статуи как раньше, несмотря на новый указ храмовников.
Последний указ всех примирил: теперь пятое крыло делали подвижным, на оси. Кто нёс подношение, мог сам решить, куда повернуть крыло.
Ашша-Ри спрыгнула, забрала свой лук и взялась отвязывать чужого рогача. В это время до храма добралась нептица. Остановилась, тяжело дыша, подняла морду, ткнулась в колено запятнанного. Чёрный рогач переступил ногами, отошёл.
Человек сполз на землю.
— Вот так удача, — присвистнул он. — Ну, удружил, Пятикрылый! А этого?..
Он кивнул на мужика.
— Не трону, — хмуро сказала Ашша-Ри. — Божье место. Нельзя.
Мужик затрясся ещё сильнее, огляделся — видно, чтобы убедиться, что точно находится на каменном пятаке между столбов. Подтянул ноги, поднял взгляд с мольбой и надеждой.
— Нельзя? Ты пытаешься убить каждого на своём пути, а этого нельзя? Те сейчас подъедут, он и выложит, что нас повстречал, да куда мы направились!
— Я ничего не скажу, ничего! Слово даю!.. Пятикрылый слышит, пусть меня покарает, если совру!
— Да соврёшь, поганец, по роже твоей видно. Сейчас мы тебя и покараем. Ну, вы всерьёз, что ли? Заткните ему рот!
— Спаси, Пятикрылый!.. Спаси!.. — забормотал мужик, прижимаясь теснее к каменным коленям.
Ашша-Ри подвела старого рогача, поглядела на Шогола-Ву.
— Пересаживайся. Не тяни! Так уйдём.
— Э, а я как же? Я на твари этой больше не хочу, и так чудом не свалился!
Шогол-Ву спустился, погладил рогача по спине, потрепал гриву. Поглядел на нептицу, что сидела на дороге и вычёсывала перья на спине, смятые человеком.
— Живо! Садись, и уезжаем!
— Зверь устал...
— Дался тебе этот проклятый зверь! Я уже слышу копыта их рогачей — ну, живо! Или уходим вдвоём, или не уйдём!..
— Что значит «вдвоём»? — возмутился человек.
Шогол-Ву толкнул его к рогачу.
— Садись.
Дважды просить не пришлось.
— Ты, знающий мать!.. Если отстанете, я не буду ждать!
Охотница, сплюнув, забралась на спину чёрного рогача, ударила пятками и понеслась с холма.
Шогол-Ву хлопнул по боку старого зверя, на котором сидел человек, и когда тот тронулся с места, побежал следом. Нептица поднялась, отряхнулась и затрусила за ними.
— Долго так бежать будешь? Садись давай! Я из-за тебя и подстегнуть эту тварь не могу!
Шогол-Ву быстро поглядел назад.
— Уходите вдвоём, — сказал он. — Встретимся у Заставы, у Четырёхногого. Уведу погоню.
— Да ты в своём уме? Догонят! Видел, как я от вас отстал? Эта если бы летать умела...
— Держись.
— Чего?
— Говорю, держись крепче.
Шогол-Ву хлопнул рогача по заду, отскочил, и зверь, испуганный, пустился вскачь. Седок вскрикнул, покачнулся, но удержался. Он оглянулся ещё, но послушал. Не остановился, поскакал за охотницей.
Шогол-Ву погладил нептицу по голове. Та довольно зажмурила тёмные глаза под красными бровями.