Ну, молчать, не шевелиться и пялиться в потолок он тоже умел. Наконец, она попыталась перевернуться и коротко вздохнула. Греттиру не нужно было спрашивать, отчего ей не спится — в воздухе витал все тот же запах крови и боли.

— Ну-ка, иди сюда, — он резко повернулся и потянул Венделу к себе.

Она дернулась:

— Ты обещал!

— Раз обещал, значит, выполню. Где болит? Там?

— Нет! Убери руки, дурак!

— А где? Плечо?

— Да.

Он подцепил ногтем пластырь и быстро дернул. Вендела сжалась, но молчала. Да, метка выглядела хуже, чем он ожидал. Греттир провел по вспухшей коже кончиком языка.

— Не надо, — в голосе Венделы не было уверенности.

— Надо.

Он принялся зализывать ранку, постепенно усиливая нажим. Судя по тому, как расслаблялось в его руках тело Венделы, древняя терапия действовала. Греттир заурчал, одновременно успокаивая и укачивая ее. Нежная женская кожа словно таяла на языке. Очень хотелось подняться вверх по шее и сунуть нос в маленькую раковину ее ушка. А потом зарыться лицом в волосы. Но нельзя. Потому что обещал.

Лучше потом еще раз сходит в душ. Встанет под горячую воду и снимет напряжение быстро и аккуратно. А потом под холодную.

Уже сквозь сон Вендела почувствовала, как исчезло то большое и твердое, что упиралось ей в поясницу. Кошмар, такие вещи надо носить в футляре для винтовки, а не в штанах. Но хорошо, что не сегодня. Он обещал.

В принципе, Греттир оказался не таким уж и людоедом, жить с ним было можно, хоть и не очень весело.

А где сейчас было весело? Не с бабушкой и мамой, потому что Вендела ни за что не хотела их расстраивать подробностями своей странной жизни с Греттиром. Отговаривалась, что все хорошо, и не надо беспокоиться. А они делали вид, что верят и не беспокоятся. Так и ходили все втроем вокруг да около, словно по яичной скорлупе.

Женщины Стаи продолжали собираться в ратуше, как было заведено до сражения на Королевских курганах, хоть одеяла и новая одежда уже не требовались. Беженцы из дальних уделов разъехались по своим городкам, а своих мужчин в Стае… Только сейчас, глядя на синие платья женщин, Вендела начала понимать, какие страшные потери понесла Стая. Почти каждая из этих женщин, девушек, старух потеряла мужа, сына или брата. Видимо, сидеть одним в четырех стенах и знать, что их любимые уже никогда не вернуться домой, было совсем невыносимо, вот все и собирались вместе. Становилось ли от этого легче? Кто знает…

Поэтому каждый день, дождавшись, когда внизу закроется за Греттиром тяжелая дубовая дверь с медным кольцом-ручкой, и стихнут на брусчатке его шаги, Вендела быстро вставала, приводила себя в порядок и спускалась на кухню.

Как правило, там уже занималась домашними делами Маргрета. Приняв из рук несостоявшейся свекрови чашку кофе со сливками, Вендела выпивала ее, кивала и улыбалась на все вопросы и как можно скорее сбегала из дома туда, где чувствовала себя немного свободнее — на курганы или в ратушу. Когда поздно вечером Греттир возвращался домой, она уже лежала под одеялом на своей стороне кровати и делала вид, что спит.

А он не будил. Тихо ложился рядом, тихо придвигался и зализывал ее ранку на плече. Каждую ночь, снова и снова.

А потом отпускал и отодвигался.

— Слушай, тебя что, дома не кормят?

— Что? — Рассеянно переспросил Греттир.

Он держал в руке наполовину обглоданную индюшачью ногу, а на тарелке перед ним лежали три уже отполированные кости. Напротив него с такой же ногой сидел Хельги.

— Я говорю, у нас все женатики обедают дома. Даже Орвар, у которого жена, кроме яичницы и скандала ничего изобразить не умеет. И ест, не кукарекает.

Греттир только хмыкнул в ответ. У Хильд особо не покукарекаешь, уж он-то знал.

— Просто не хочу никого напрягать. А здесь готовят нормально.

Хотя, если честно, эти ноги у него уже в горле стояли.

— А ты и не напряжешь, — пообещал Левша. — Во всех семьях, где мужик домой с курганов живым вернулся, женщины только рады на кухне похлопотать. А ты утром до света на работу, вечером по темноте домой, твои хозяйки, наверное, уже и забыли, как ты выглядишь.

— Так ведь… дел много.

— Не больше, чем у других, — наседал настырный мужик. — Так что хватит жрать. Иди, посмотри, что у тебя дома происходит.

Проводил Греттира контрольным взглядом в спину и вздохнул. Ох, нелегкая это работа, из болота тащить идиота. Никаких нервов не хватит на этих молодых дураков с их играми в любовь-ненависть.

И помахал костью официанту:

— Мне еще пару ножек. И пива.

А дома было тихо, но зато вкусно пахло жареным мясом и еще чем-то пряным. Вот только ни на плите ни в духовке ничего съедобного не нашлось.

Маргрета лежала у себя в комнате, но не спала, смотрела в окно. Она повернула голову на звук открывающейся двери и улыбнулась:

— Сынок, я тебя не ждала.

У женщины был усталый вид. И похудела она еще больше, словно злая мара[28] ночь за ночью тянула из нее жизнь. Греттир мягко удержал засуетившуюся мать:

— Лежи. Я не голодный, пообедал с ребятами.

— Ну, хорошо. А то я сегодня не готовила.

— А чем это так вкусно пахнет?

— Вкусно? — Маргрета улыбнулась бледными губами. — Это Вендела сделала запеканку для женщин в ратуше. Она там каждый день работает.

Ну, конечно, подумал Греттир. Для женщин. А где, блин, моя запеканка? Пора было выяснить.

Вендела не завтракала в доме Греттира не потому, что отказывалась принимать пищу врага, нет. Просто было очень тяжело смотреть на его мать. После гибели мужа и сына Маргрета худела и бледнела на глазах. Что будет с ней, если умрет и Греттир?

И что будет со Стаей, которая в такое тяжелое время потеряет одного из лучших воинов? Перед этой огромной общей бедой собственный долг перед семьей казался не таким уж и обязательным.

Но потом по дороге к ратуше Вендела заходила навестить бабушку и маму, и словно невидимая рука переключала в ней полюса, заставляя мысли течь в противоположном направлении. Она не могла принадлежать себе и принимать собственные решения, потому что целиком и полностью принадлежала семье и роду. В истории было немало случаев, когда семья, поссорившись с конунгом или королем, выходила из Стаи и уезжала на новые земли. Ее предки Рауда переселялись таким образом дважды, и так и не возвратились на родное пепелище.

А на курганах молчаливым укором стояли каменные столбы над могилами отца и брата… и Финна. Кто отомстит за них? Вот у Финна, например, остались только мать и десятилетний братишка.

А ведь всем известно, что неотомщенный покойник становится драугом[29], который начинает без разбору губить и правых и виноватых. Семье Хорфагеров еще повезло, что Магнус после смерти приходит только к жене, иначе пришлось бы принимать крайние меры. Мама не выдержит, если над прахом отца поставят камень с заклятием или вобьют кол в могилу.

Вендела вздохнула и с удвоенным рвением принялась прокладывать стежки по цветному полю одеяла. Какой простой казалась ей жизнь пять лет назад. Она была помолвлена, ждала свадьбы и училась вести хозяйство. Пусть она не очень нравилась жениху, но впереди была вся жизнь, чтобы привыкнуть друг к другу и маленькими шагами день за днем идти к любви и счастью.

А теперь о счастье и речи быть не могло. Она должна была совершить злое дело, и своими руками похоронить все свои полудетские мечты. И никакого выбора никто ей дать не мог.

— Ой, — игла с такой силой вонзилась в палец, что из глаз брызнули слезы.

Вот и хорошо, подумала Вендела, пусть все думают, что она плачет из-за глупого пальца.