— Думается мне, ты рано говоришь о свадьбе. У нас траур.

Траур был почти в каждой семье Стаи, так что Греттир не считал нужным откладывать свадьбу еще на год. Даже на месяц отсрочки он был не согласен. Даже на день.

— Я сочувствую вашему горю. Думаю, из-за траура мы устроим скромную церемонию. Надеюсь, моя невеста на меня за это не обидится.

Невеста подняла голову и бросила на него быстрый взгляд. Греттиру показалось, что температура в комнате сразу поднялась градусов на десять. Эта новая Вендела слегка подросла и заметно округлилась по всех нужных местах, но глаза у нее остались прежние — два серо-голубых магнита.

— Ты меня не понял, Греттир. Я думаю, что траур в нашей семье из-за тебя.

Освивр, хромая, подошел к столу и бросил на него длинную ленту. Греттир узнал подарок Венделы, тонкий пояс, вот только красная нить на нем выцвела и золото сильно потускнело.

— Да, это мое, — он не собирался отпираться.

— Знаешь, откуда у меня этот пояс?

— Думаю, что с шеи твоего сына. Он добровольно принял свою судьбу. Это был лучший для него исход. У меня есть свидетели, они подтвердят.

— Знаю. — Освивр смотрел на будущего зятя исподлобья, как бык, готовый броситься в любой момент — Я говорил с Кьяртаном и Боле.

— Тогда ты понимаешь, что я спас твоего сына и честь твоей семьи.

— А ты в свою очередь должен понять, что теперь все между нами изменилось. Вендела не может выйти за убийцу брата. В Стае теперь много свободных девушек, ты сможешь получить любую.

Вот только ему не нужна была любая. Пять лет были достаточным сроком, чтобы подумать, и Греттир твердо решил, что хочет только Венделу. Он дал девушке время из уважения к ее семье, и в эту минуту уже сожалел о своей щедрости. Если бы они поженились пять лет назад, у него уже был бы сын, а может быть и двое.

— Мне нужна моя невеста. Такова воля моего отца. Я выплатил за нее вено, точно выполнил все свои обещания. Мы заключили сделку. Пришла твоя очередь исполнить ее, Освивр.

Старик поднял ладонь, словно отгораживаясь от доводов Греттира:

— Ты знаешь наш закон. Убийство есть убийство. И ничего тут не поделаешь.

Так оно и было. Глаз за глаз, кровь за кровь, смерть за смерть. Убийство было убийством, независимо от обстоятельств — что умышленное, что случайное — и Освивр имел право взять жизнь Греттира, как тот взял жизнь его сына. Вот только сил у него для этого не было. Он и так едва стоял, и Греттир видел бурые пятнышки крови просочившейся сквозь бинты и ткань синей рубашки.

Старик не жилец, подумал он. Обычно раны у эйги заживали быстро, почти не оставляя следов, но если кровь не останавливается, значит, конец уже близок. И ничего тут не поделаешь.

А, может быть, Освивр просит еще одну отсрочку, чтобы не отдавать собственными руками дочь убийце ее брата? Может быть, он надеется уйти к Хель с миром? Жаль, конечно, что ему не придется сидеть с Тимом за одним столом в чертогах Одина, но от судьбы не уйдешь. И с этим тоже ничего не поделаешь.

— Хочешь оскорбить меня, Освивр?

— Я не могу отдать тебе свою дочь, Греттир. Но могу выкупить твою честь. — Старик подвинул к краю стола костяной ларец и откинул крышку.

Греттир взял в руки лежащие сверху бумаги. Его собственный чек, подписанный им пять лет назад, так и не представленный в банк. Денежное обязательство семьи Турханд. Ого, сумма более чем щедрая. Но оттого не менее оскорбительная — как будто его можно купить за деньги. Под бумагами лежало золото: монеты и украшения. Греттир подцепил пальцем маленькую сережку, она была в ухе Венделы в день его сватовства. Вот, значит, как? Его невеста готова снять с себя последнюю цацку, лишь бы отделаться от него.

Под черепом словно огненный шар взорвался, на секунду перед глазами все заволокло красной пеленой. Греттир смял бумаги в комок и швырнул их поверх золота. Эти чертовы Турханды один раз уже развели его как… как чай в стакане! Больше этого не повторится.

— Я своей честью не торгую, Освивр. Я ждал свою невесту пять лет, и получу ее, чего бы это мне ни стоило.

— Только через мой труп.

— Как скажешь.

Греттир приблизил свое лицо к лицу Освивра. Ему казалось, что у него искры из глаз летят и дым из ноздрей валит — такой огонь жег его изнутри — но старик и глазом не моргнул.

— Но я не дерусь с калеками, Освивр. Если завтра ты не пришлешь приданое моей невесты на рассвете, встретимся у Конунга на дворе в полдень. Я все сказал, Освивир!

Старый ты сукин сын!

— Я тебя услышал, Греттир!

Сосунок ты паршивый!

Греттир повернулся, вышел из дома и хлопнул дверью.

Освивр устало опустился, почти упал в кресло. Жена присела рядом и поднесла к губам стакан с мутноватой жидкостью. Он одним глотком осушил горькое пойло, которым потчевали его уже второй день. Дрянь ужасная, но, по крайней мере, дает силы встать на ноги.

— Еще! — Он протянул стакан жене.

— Не могу, любимый, — Гутрун кусала губы, чтобы сдержать слезы. — Сердце не выдержит.

Мне бы хоть немного этого зелья, подумала Вендела. Пусть это глупое сердце не разрывается в груди, путь остановится навсегда.

Греттир быстро шел вниз по улице. Пара поворотов, и он замер, прислушиваясь к знакомому звуку. Поднял голову, на ветру покачивалась и скрипела в петлях знакомая вывеска: вырезанный из дубовой доски волк с оскаленными зубами. Облезлая позолота над мордой зверя позволяла прочитать буквы: «Пасть».

Погребок в Старой Уппсале, с первого дня облюбованный его кровными братьями. Свежее пиво, шестидесятиградусный снапс — это плюс. Все его братаны и друганы наверняка перебрались сюда после тризны на ратушной площади и красиво проводят время здесь — это минус. С другой стороны, можно будет начистить рыло Боле и Кьяртану за излишнюю разговорчивость. Плюсы однозначно перевешивали минусы, так что Греттир спустился по лестнице вниз.

Полутьма переделанного в таверну подвала встретила его густой смесью запахов пота, хмеля, сигаретного дыма и пьяного куража.

— А вот и наш ж-ж-жених! — Кьяртан-трепло-без-тормозов пьяно покачивался с полной рюмкой кристально чистой жидкости. — На свадьбу пригласишь?

Греттир выхватил у него рюмку и опрокинул в рот. Затем вернул хозяину.

— Еще одна такая шутка, и будешь улыбаться горлом.

К счастью, Кьяртан-даже-в-дымину-пьяный, знал, когда нужно заткнуться. Зато Боле не знал:

— Еще снапса нашему другу! Лей в пивную кружку, трактирщик. Похоже, невеста поставила нашего Греттира на лыжи и отправила грустить.

Греттир поднял к потолку глаза. Как, когда, откуда эти волкИ позорные успели узнать, что Турханды отказали ему? Думать об этом было слишком неприятно, поэтому он предпочел сосредоточиться на своем кулаке, летящем в челюсть Боле.

Поздно вечером, когда Освивир все еще сидел в кресле у окна, а Гутрун задремала на диване под пледом, в комнату вошла Дэгрун.

— А-а-а, друг мой теща, — тихо сказал он. — Садись, посидим напоследок.

Упрямый ты осел, с горькой нежностью подумала старуха. На ногах не держишься, языком ворочаешь едва-едва, а все никак не сдаешься. Хорошего мужа выбрала себе моя дочь. Весь в моего Сигурда. Это была высшая похвала мужчине, на которую была способна Дэгрун Рауда.

— Значит, ты решился? — Спросила она.

— Решиться-то решился, вот смогу ли?

Она протянула свою иссохшую руку и сжала его запястье:

— Сможешь. Я сварю тебе питье. У меня еще остались кое-какие травы. На пару глотков хватит.

— А мне больше и не нужно.

После победы Стаи над колдунами и их недоделанными оборотнями в городе больше не было проблем с жильем. Альпы, гномы, тролли и прочая нечисть из Старой Уппсалы убралась, а туристы еще не понаехали. Конунг перебрался в большой дом на ратушной площади с обширным задним двором, где к полудню и собралась вся Стая (вернее, то, что от нее осталось).