Бля?

Волна теплого, густо пропитанного жасмином воздуха ударила в лицо с такой силой, что он едва не отступил.

— Ми-и-илый!

Он уже был готов увидеть на своей постели длинноногую блондинку в одних чулках и туфлях на шпильке, и потому не поморщился.

— Турид. Что ты здесь делаешь?

Какого черта ты сюда явилась?

— Жду тебя, ми-и-и-илый. Я соску-у-у-училась. — Турид грациозно поднялась на ноги и двинулась ему навстречу. Зацепила ногтем ворот свитера и потянула. — А теперь скажи мне, что ты тоже скучал. Ты ведь скучал?

Вообще-то, нет.

— Как ты узнала, что можно вернуться? С тобой кто-нибудь еще приехал?

А вдруг Вендела уже здесь? Тогда надо побыстрее сплавить Турид от греха подальше.

— Никого. Не нервничай так. — Турид надулась, словно прочитала его мысли. Впрочем, Греттир давно подозревал, что дурой она не была, только притворялась. — Я одна. Когда я сходила на берег, поднялся ветер, так что остальные приедут через день-два. Еще вопросы будут?

— Будут. Где твои трусы?

Среди собранной им в коридоре одежды их не было. На Турид тоже. Ее ярко-красные губы растянулись в дразнящей улыбке. Турид подняла палец вверх, Греттир проследил за его направлением и чуть не поперхнулся: высоко под потолком на латунном рожке люстры болтался еще один кусочек красного кружева. Черт, он ведь мог и не заметить. Ребята его своими подколками до волчьего бешенства доведут, если узнают.

— А теперь ты наконец скажешь, что рад меня видеть?

Турид уже деловито теребила пряжку его ремня. Греттир бросил ее тряпки на кровать и мягко, но твердо отодвинул любовницу в сторону.

Поправка: бывшую любовницу.

— Все. Порадовались пять минут, теперь можешь уходить.

Турид откинула за плечи волосы и с вызовом уставилась на Греттира. Тот отвел глаза в сторону. Хм… ну да… сиськи у нее всегда были хоть куда.

— А разве ты не хочешь отпраздновать победу, как делают это настоящие мужчины.

Вообще-то больше всего он хотел сбросить провонявшую потом и кровью одежду, постоять минут десять под горячим душем, а потом накатить грамм сто из вон той бутылки на подоконнике. За отца. И еще столько же — за брата. И заснуть, если получится.

— Эта победа досталась нам слишком дорогой ценой. Я потерял отца и брата, так что праздновать неохота. Иди уже.

— Оу. Мне очень жаль. Прими мои соболезнования.

Нихрена тебе не жаль. И ты даже не удивилась.

Теперь становилось понятно, почему Турид прискакала к нему в койку в одних чулках, раньше-то дорогим бельем не баловала.

— Бедня-я-яжка, значит, ты теперь сирота. Теперь на твоих плечах такой большой дом, такое большое хозяйство…

А еще немалая доля в бизнесах Стаи, счета в банках, золото в сейфах и так далее. Есть где порезвиться такой жадной стерве, как ты, Турид.

— Тебе понадобится хозяйка.

— Хозяйка уже есть. — Греттиру надоело ждать, когда Турид соберет свои тряпки и уйдет. Он начал раздеваться сам, сбрасывая на пол грязную одежду. — Ты забываешь, что у меня есть мать. — На ботинки сверху лег свитер, затем майка. — Она отлично справляется.

Глаза Турид проследили за полетом одежды, затем снова вернулись к лицу Греттира:

— Ну, не знаю. Последние дни на острове она выглядела какой-то больной. — Красные губы брезгливо искривились. — И кашляла. А вдруг у нее чахотка началась?

Не дождешься, сука!

Греттир в сердцах швырнул на пол штаны вместе с трусами.

— Чего ты хочешь, Турид? Не мотай мне кишки, говори.

— Женись на мне!

Ну, наконец они говорили, как взрослые люди — коротко, четко и по делу.

— Нет.

— Подумай еще раз. Я то, что тебе нужно. Я красивая, хорошо образованная.

Это была правда, Греттир не спорил.

— Хорошо понимаю мужские потребности, и, если надо, могу закрывать глаза на некоторые слабости.

Возможно, только сейчас это не казалось большим плюсом.

— Умею считать деньги и правильно их тратить.

Практична, функциональна и долговечна. Греттир вдруг подумал, что они встречаются больше трех лет, а он привязался к ней не больше, чем к своему гребному тренажеру.

А, может, это он сам такой, чурка бесчувственная? И что-то так хреново стало от этой мысли…

— Ну, хватит!

Турид вздрогнула от резкого окрика и нахмурила тонкие брови:

— То есть, ты не хочешь жениться на мне?

Греттир покачал головой:

— Нет.

Она обхватила себя за плечи, словно только вспомнила, что стоит перед ним с обнаженной грудью.

— Но почему? Мы вместе уже четыре года, Греттир. И я знаю, что ты мне не изменял.

Но только потому, что ему никогда не нравились бордели, а тратить время, цепляя в барах одноразовых подружек, было банально лень. Работал много, некогда было.

— Скажи мне, Турид, с чего ты взяла, что я вообще хочу на тебе жениться? Мы что, ходили на свидания? Держались за руки?

Она отступила:

— Нет. Но мы делили ложе.

Койку, если точнее.

— И что, мы лежали вместе до утра? Обнимались после секса? Писали друг другу записки? Дарили подарки. — И сам себе ответил: — Нет. И тебя это не беспокоило.

Наоборот, она из кожи вон лезла, чтобы никто ничего не заметил. И Греттир не обижался, потому что с самого начала видел ее насквозь: расчетливая, меркантильная, амбициозная женщина. И признавал за ней право быть такой… до сегодняшнего дня. Его жена, мать его детей, хозяйка его дома должна быть другой, совсем другой.

— Поэтому одевайся и уходи. У меня уже есть невеста. Разговор окончен. — Он развернулся и, как был, в чем мать родила, пошел к двери. — Когда вернусь, чтобы тебя здесь не было.

Ответом было молчание и шорох одежды. Уже коснувшись дверной ручки, он остановился:

— Кстати, как ты узнала, что можно вернуться?

— Боги подали знак. — Турид отвечала холодно и с достоинством, даром что все еще стояла перед ним полуголая. — И, кстати, насчет твоей невесты…

— Что такое?

— Не уверена, что дочка Освивра Турханда теперь захочет выйти за тебя.

Греттир с треском хлопнул дверью и тяжелыми шагами двинулся по коридору к ванной комнате. Чертова баба, все же уколола в самое больное. Ему и самому не давало покоя исчезновение Тима. Боги, конечно, покровительствовали эйги и все такое, но иногда могли выкинуть такое, что ни на какую голову не налезало. Если они собирались втянуть их с Венделой в свои игры и разборки… От этой мысли выпить захотелось с двойной силой.

Когда минут через пятнадцать Греттир вернулся в свою комнату, ни Турид, ни ее трусов там уже не было. Хорошо.

И бутылки на подоконнике тоже не было. Она лежала поверх его одежды. Пустая. В воздухе витал запах спирта.

Четрова баба.

И еще одна мысль заставила Греттира вспотеть. А вдруг они все такие?

Цвет траура у разных народов разный — черный, белый, пурпурный, даже красный. Для эйги цветом смерти был синий.

За спиной Освивра Турханда стояли три женщины в одинаковых темно-синих платьях. Издали их можно было принять за сестер, но уже за пятьдесят шагов становилась заметна разница между тремя поколениями женщин одной крови. Серебро, бронза и золото. Их заплетенные в косы волосы сияли, как отполированный металл.

С таким богатством и драгоценности не нужны, подумал Греттир. Драгоценностей и не было — ни самой тонкой цепочки, ни самой малой бляшки на поясе. Только странного вида плоские бусины, подвешенные к поясу на тонком ремешке — у старухи черная, у женщины янтарная, у девушки прозрачная.

Судя по хмурым лицом хозяев, в этом доме ему не были рады. Поэтому Греттир тоже решил не церемониться и сразу преступил к делу:

— Сегодня заканчивается отсрочка нашего договора, Освивр. Я пришел договориться о свадьбе.

Тяжело опираясь на подлокотники кресла глава семьи встал и выпрямился.