Вендела вышла из ванной, прошла к кровати и села в ногах.

— Надо подождать десять минут.

— Знаю.

Он приоткрыл окно и присел на подоконник. Здесь запах чужого самца почти не чувствовался.

— Хочешь знать, какими были последние его слова?

— Нет.

— Почему? Сомневаешься, что он в свою последнюю минуту думал о тебе? Или пожалел о том, что сделал?

— Я думаю, что в твоем исполнении даже самые красивые слова прозвучат грязно.

— Грязно брать чужое!

— Я не вещь! Меня нельзя забрать.

— Твой отец обещал тебя мне.

— Вот и женился бы на моем отце.

— А ты не возражала, когда мы заключали помолвку.

— Я было молодой и глупой. Я не разбиралась в мужчинах.

А теперь, значит, стала разбираться? Греттир дернул воротник рубашки. Надо было срочно выпить еще.

Он опрокинул в рот остатки шампанского, затем повторил процедуру с порошком и выпил еще. На дне бокала оставалось немного, чуть больше глотка. Вендела выхватила у него бокал и допила.

— Не важно. Все сказано и сделано. Теперь ты моя, пока я сам тебя не отпущу.

Она улыбнулась блестящими от вина губами:

— А если я все-таки ношу ребенка Финна? Что тогда?

Похоже, последняя надежда на ее порядочность рассыпалась в прах. Дочь Освивра Турханда все-таки была шлюхой. Дерзкой, лживой, упрямой шлюхой.

Греттир подошел к ней почти вплотную и, преодолевая отвращение, наклонился так, что кончики их носов почти соприкоснулись. Вендела не дрогнула, даже не моргнула, смотрела в глаза все с тем же дерзким вызовом.

— Тогда я на твоем месте молил бы богов о легкой смерти.

И снова ни проблеска страха, только радужка стала светло-зеленой, как ледник под солнцем.

— Десять минут истекли, Греттир Валлин. Можешь проверить тест.

Он медленно выпрямился.

— А ты не хочешь посмотреть?

— Нет. Это твоя затея. Сам играй в свои глупые игры.

Греттир вышел в ванную и пропал. Он что заснул там, или глазам своим не верит, с раздражением подумала Вендела. Язык пощипывало от мескалина, но не так сильно, как бывало обычно от настойки мухомора. Дэгрун Рауда не признавала этих новомодных средств, и питье для полета души готовила по старинному, веками проверенному рецепту. Жаль только, что после бабушкиной мухоморовки ужасно болела голова и во рту словно кошки нагадили. Чтобы прогнать неприятный вкус Вендела налила и опустошила еще один бокал шампанского. На дне бутылки плескалось жидкости еще на два пальца. А, ладно. Она допила все до капли.

Греттир вышел из ванной сосредоточенный и какой-то неприятно довольный. Волосы его были мокрыми, а на груди белой рубашки расплывалось пятно воды.

— Тест отрицательный.

Знаю, идиот.

— Жаль.

Он сощурился:

— Жалеешь, что не залетела от любовника? От полукровки?

— Да, жалею. Он был настоящим эйги даже с половиной крови. И от него были бы сильные дети.

Она бы помогла. С тремя-то веретенами можно было спрясть такую нить, хоть Фенрира[26] связывай.

— Наши дети будут сильнее.

— Какие еще «наши дети»?

Вендела, конечно, должна была убить Греттира, но собиралась сделать это тихо, чисто и аккуратно, без вот этого средневекового хоррора и треша из старинных саг. Никогда не надо впутывать в родовую месть детей.

— Которых ты мне дашь. И до свадьбы я должен убедиться, что ты не бесплодна.

— И как же ты собираешься убедиться?

Греттир ухмыльнулся так, что захотелось запустить в него бутылкой, только боялась не попасть, потому что он, хитрый, все время раздваивался.

— Я знаю только один способ. А ты?

Да что у него в голове? Полтора таракана? Ни один эйги не предложил бы порядочной девушке такую унизительную сделку.

— А я ухожу.

Как ни странно, он не попытался ее задержать. Отступил, давая дорогу.

— Только учти, что второй раз предлагать не буду. Тебе сильно повезло, что я все еще хочу тебя после всей этой истории с мальчишкой Густавсоном.

— Мне повезло? Если это шутка, то не смешная.

— Какие шутки? После сегодняшнего твои шансы выйти замуж — ноль. Никто не захочет взять за себя порченую девку.

— Не очень то и хотелось!

Финн умер, Греттир оказался гадом, остальные, видимо, не лучше. Слава богам, в наше время, муж не единственный свет в окошке для образованной современной девушки.

— И вся Стая будет тыкать пальцами в вашу семью.

— Наплевать.

Все равно бабушка предложила уехать. В конце концов, где-нибудь в деревне тоже жить можно. Скучно, конечно, но зато воздух чистый, и природа и все такое.

— Отлично. Я пришлю тебе приглашение на мою свадьбу.

— Не утруждайся.

— Надеюсь, моей молодой жене понравится мой утренний дар.

Плечо над ключицей вдруг прострелило такой болью, что Вендела едва не вскрикнула. Хорошо, что успела прикусить губу.

— Какой дар?

Греттир насмешливо поднял бровь:

— Уже забыла?

И дернул рубашку так, что пуговицы брызнули по всей комнате. На мощных плитах грудных мышц лежали три бусины, хрустальная, янтарная и гагатовая, нанизанные на толстую цепочку. Вендела замерла, зачарованно уставившись на светящиеся даже без солнца камни.

— Ты отдашь их мне?

Она непроизвольно облизнула губы. Греттир сглотнул.

— Да. Но условия сделки изменились. Хочешь узнать?

Греттир бросил взгляд на бутылку. Пустая. В горле пересохло, то ли от страха, то ли от надежды. Может быть, он и дурак, но вдруг Вендела все же любила этого мальчишку? Тогда она повернется и уйдет. Не могут же эти дурацкие побрякушки стоить столько, чтобы поступиться ради них гордостью и честью.

Пусть решает сама.

— Говори.

— Вот этот камешек получишь завтра утром. Если останешься. Остальные два — за рождение сыновей.

Вендела моргнула:

— Но это два года, как минимум. Я столько не выдержу.

— Серьезно? — Он улыбался, а глаза были холодны как камень: — Тогда можешь идти. Тебя никто не держит. Но помни, ты должна мне две жизни. Другой платы я не приму.

Вендела изо всех сил пыталась сосредоточиться. Перед глазами плыло, плечо горело, пол под ногами равномерно то поднимался, то опускался, как палуба большой лодки.

— Ладно.

— Что?

— Я сказала, что остаюсь.

Его сердце сжалось, а затем заколотилось, как бабочка на стекле.

— Повтори условия сделки. Я хочу быть уверен, что ты все поняла.

Она сделала глубокий вдох.

— Я пересплю с тобой сегодня. И дам тебе две жизни. Устраивает?

— Вполне. — Радость, смешанная с разочарованием и презрением — странный коктейль чувств. — А теперь раздевайся. Совсем. Если через минуту не будешь стоять передо мной голая, твои тряпки полетят в окно.

Вендела проснулась среди ночи. Небо за окном было полно звезд, значит, до утра было еще далеко. Хорошо, что она помнила не все, что случилось с ней вчера. Видимо, ничего хорошего, о чем явственно говорила боль между ног. И еще мучительно ныло когда-то давно укушенное Греттиром плечо.

Тогда, после помолвки, оно зажило очень быстро, остался только полукруглый рубец. Когда Вендела переплетала на ночь косы, она спускала бретельку рубашки и трогала его пальцами. Подтверждение их связи, знак принадлежности.

Теперь метка болела. Наверное, воспалилась. Если рана вскроется, и слюна Греттира выйдет вместе со свежей кровью, она сможет жить дальше без него. Хотела ли она этой свободы?

Вчера Греттир проследил, как ее красное платье невесты упало к ногам, затем, не дожидаясь окончания стриптиза, сбросил с себя рубашку и начал расстегивать брюки.

— Сорочку тоже снимай.

Он уже стоял у кровати голый и бесстыдно пялился на нее.

Вендела потянула тесемку под горлом. Тонкий лен сам соскользнул с плеч, но она успела поймать его и прижала к груди.