Беременную жену конунга и все еще бледную после больницы жену Орвара усадили на стулья на крыльце, но все остальные — мужчины, женщины, старики — стояли. Освивр Турханд тоже стоял, и со стороны могло показаться, что он крепко держится на ногах, но Вендела знала, чего это ему стоило.

Перед тем, как выйти из дома, он поцеловал жену и дочь, обнял тещу, и всем без слов стало ясно — это прощальные объятия. Освивр не планировал вернуться с тинга[18] живым.

— Я заявляю, что подписал брачное соглашение с Венделой Турханд пять лет назад. Родители дали согласие на брак, и невеста не сказала, что я не нравлюсь ей. Я полностью выплатил вено и сдержал все свои обещания.

Греттир с Освивром стояли плечом к плечу перед Конунгом, и не смотрели друг на друга.

— Это так? — Конунг посмотрел на Освивра.

Тот кивнул:

— Да.

— Я заявляю, что вчера пришел в дом Турханда, чтобы договориться о свадьбе, но мне отказали и предложили подождать еще год.

Освивр снова кивнул:

— Да.

— Я заявляю, что отметил Венделу Освиврдоттер своей меткой и имею законное право забрать ее из дома отца в любой момент.

— И это правда?

Освивр молчал.

— Мы можем, — предложил Конунг, — попросить женщин проверить невесту.

Вендела непроизвольно прикрыла рукой высокий ворот платья. Метка с ее плеча, конечно, никуда не делась, просто превратилась в полукруглый шрам от клыков Греттира. Оставленная им ранка давно зарубцевалась, что говорило о двух вещах: она не отвергла жениха, и к ней не прикасался другой мужчина. Сто лет назад любая девушка эйги гордо открыла бы плечо перед всей Стаей, но сейчас… эй, на дворе двадцать первый век! О гендерном равенстве слышали даже в забытом богами Гренланде. Вот уж не думала она, что Конунг такой же шовинист, как ее будущий-бывший-жених.

— Не нужно, — отец говорил с таким трудом, словно камни жевал. — Метка есть.

— Тогда, — Конунг поднял подбородок и обвел глазами всех собравшихся во дворе, — перед лицом Стаи я объявляю, что Греттир может забрать из дома Освивра Турханда любое его достояние, какое пожелает. Но только то, что сможет унести в руках за один раз.

По толпе прокатился тихий гул. Трактовать решение Конунга можно было двояко. С одной стороны, оскорбленный жених мог забрать все, что было ценного в семье Турханд. А с другой… Греттиру и думать было не нужно. В два шага он оказался рядом с Венделой и подхватил ее на руки.

— Ха! Держи крепче, а то сбежит!

Греттир нашел в толпе лицо Боле с огромным синяком под левым глазом, и пообещал себе поставить этому говномуту второй, под правым для симметрии. И тут Вендела в его руках дернулась.

— Тихо, — он сжал ее сильнее. — Не скандаль на людях, дома поговорим.

Она промолчала, только зыркнула на него своими невероятными глазами. Н-да, если бы взглядом можно было убить, он был бы уже о-о-очень мертвым.

И тут раздался раздался рев. Точнее, РЕВ. На Греттира с обнаженным мечом бежал будущий тесть. И на ногах он держался вполне уверенно, так и не скажешь, что вчера был готов отдать богам душу в любой момент. Греттир поставил Венделу на землю и задвинул за спину. Пока Освивр приближался, ему осталось времени только обнажить меч и вздохнуть. Как же трудно с этими Турхандами. Какие же они упрямые.

Даже еще упрямее! Освивр все никак не хотел падать. Он был уже весь в порезах, силы уходили из него быстрее, чем кровь, и все же он снова и снова бросался на меч Греттира.

— Перестань старик, ты же знаешь, что мы можем уладить дело, и никто тебя не осудит, — тихо, чтобы никто не услышал, процедил Греттир.

Освивр сделал еще одну неудачную попытку достать противника. Порезанный рукав рубашки — вот все, чего он добился.

— Я сам… себе судья, — прохрипел старик. — Мою дочь ты получишь только через мой труп.

И закашлялся. На губах выступила кровь с пузырьками воздуха.

Да он же еле дышит, внезапно понял Греттир. Наверняка легкие задеты, и это рана не сегодняшняя, а старая, которая так и не может зажить.

— Чего ты хочешь, Освивр? Чего добиваешься?

Глаза старика говорили больше, чем позволяла гордость. Они молили о… Боги, обреченно подумал Греттир, почему опять я? За что мне все это? И выставил клинок перед собой.

Треугольное острие вышло у Освивра между лопаток. Греттир медленно опустил меч, и тело, соскользнув с клинка, с глухим стуком упало на землю. Греттир отошел в сторону, давая возможно жене и дочери Освивра попрощаться.

Гутрун гладила лицо мужа, в надежде поймать его последний взгляд. Он посмотрел в небо и из последних сил улыбнулся. Хильд проследила за его взглядом и тоже подняла лицо к серым облакам.

— Они уже здесь, — сказала она.

Высоко в небе кружили крылатые посланницы, ее сестры. Видеть их могли только двое — она и тот, кто лежал сейчас на земле с красным пятном на груди.

— Зачем они плачут? — Спросила она Фрейю, ее лучшую подругу в Стае. — Он умер, как герой.

Фрейя смотрела на трех женщин у тела Освивра Турханда:

— Это плачет их человеческая половина. Они расстаются с ним навсегда.

А вот это была правда. Один успел забрать павшего героя первым, так что Освивир будет пировать в Вальгалле, и забудет свою жену и дочь. Если уж быть честной, Хильд не любила Вальгаллу. Одни драки, пьянки и безобразия. С утра герои садились за столы, затем, напившись в хлам, начинали задирать друг друга, потом ссоры переходили в кровавое сражение, и поубивав друга, наконец, все падали на землю. На следующее утро все повторялось заново. Дурь несусветная.

То ли дело в чертогах прекрасной Ванадис, тезки ее подруги Фрейи. Ее палаты стояли посреди луга вечной молодости. И туда могли войти верные и любящие жены! Те, которые взошли на погребальный костер вместе со своими мужьями. Хильд твердо решила, что если Орвар умрет раньше нее, их похоронят вместе. Чудесные травы вернут им молодость и силы, и они каждую ночь будут засыпать в объятиях друг друга среди цветов. Это был хороший план.

Греттир оглядел Стаю. Ни один эйги не покинул двор, все хотели до конца досмотреть трагедию. Увидеть, что он будет делать. Он был победителем. Более того, право было на его стороне, и он доказал это с мечом в руке. Он, наконец, мог забрать Венделу, но не мог заставить себя прикоснуться к ней. Не сейчас, когда у него руки по яйца в крови ее отца.

Это решение далось ему трудно. Ну, хорошо. Пусть она сама решает, как ей поступить. В конце концов, женщина тоже человек… то есть эйги.

Три женщины — старая, зрелая и молодая — стояли над телом Освивра и смотрели на него. Он подошел и точными взмахами меча срезал с их поясов каменные бусины. Судя по всему, этими дешевыми безделушками они дорожили больше, чем золотом и серебром.

— Вот твой утренний дар, Вендела, — он поднял кулак с зажатыми в нем бусинами, — думаю, ты захочешь его получить. Даю тебе три дня, чтобы принять решение. На четвертый ты либо станешь моей женой, либо выбирай себе, кого хочешь. А потом я займусь твоим избранником.

Вендела захлопнула крышку сундука. В нем, переложенные мешочками с лавандой, лежали ее лучшие платья и подаренная отцом шубка из голубой норки. Конечно, перевозить одежду в чемоданах или чехлах было практичнее, но Стая жила по законам, установленным сотни лет назад, и старинные обряды и правила исполнялись здесь с почти религиозным рвением. Этот сундук должен был возглавить свадебный поезд, который пойдет по улицам города от дома невесты к дому жениха.

Правда, Финн, друг детства, не забывший Венделу за пять лет разлуки, уже предложил ей выйти за него и даже уехать из Стаи, если она того захочет. И девушка испытывала большой соблазн поддаться на его уговоры, но… Но последние слова Греттира все еще звучали в ее ушах: выбирай себе, кого хочешь, а потом я займусь твоим избранником.