— Много. — Вздохнул Угрюм. — Но ты не ответил на вопрос. Достал оружие? — Гвоздев кивнул. — Тогда пошли отбиваться, вдвоем осилим тварей я думаю, с божьей помощью, больше тут некого с собой брать.

— Нет, не пойдем. Менквы ушли. Как детки в садике, за ручки взялись и все семеро свалили. — Максим сел, устало привалившись к стволу дерева.

— Как семь? — Недоуменно выпучил глаза Угрюм. — Их же тринадцать, и они уходят только все вместе, или когда остается около половины.

— До половины я не дотянул. Не успел, сбежали сволочи. — Усмехнулся Гвоздев.

— Так ты что? Шестерых в одиночку уделал, пока мы как зайцы от них бегали? — Присвистнул хозяин поселения. — Ты в каких войсках служил парень?

— Писарем, при штабе. — Максим устало прикрыл глаза. — Потом правда проштрафился и на кухню перевели, подсобником. — Накатила такая усталость, что он едва не вырубился. — Я покемарю чуток?

— Вот враль. — Захохотал Угрюм. — Не хочешь не говори, это не важно, а важно то, что на тебя положиться можно, и не ошибся я в тебе Художник. — Он развернулся к прислушивающимся к их разговору жителям Сытухи. — Все, отбой тревоге. Опасность миновала. Художник отбил нашествие. Возвращаемся домой.

Пока Угрюм раздавал команды своим людям, и распоряжался возвращением домой, Максим уснул. Проснулся он все на той же кровати, на которой когда-то очнулся после укуса пиявки. Как сюда попал, что с ним было, он не помнил, на столько сильно устал. Его за это время раздели, обмыли, а он ничего не почувствовал.

Снова рядом на табурете, лежит аккуратная стопка выстиранной одежды. В углу банка со злосчастной пиявкой. Дома тихо, судя по всему, никого нет, а по свету из узкого, как бойница окна, под самым потолком, можно понять, что на дворе уже позднее утро. Проспал Гвоздев, как убитый, всю ночь, а может и больше.

Он встал, и оделся. На кухне, на белой скатерти, заботливо накрыт стол. Стопка блинов, глиняная тарелка с вареньем, чашка и чайник с остывшим уже кипятком, рядом ажурная полотняная салфетка. Гвоздев улыбнулся, и тепло наполнило грудь. Так позаботится могла только Ирина, больше некому, значит жива девочка, а значит и Профессор жив, ведь они были вместе во время нашествия менквов. Не добрались до них твари.

— А я говорю не лезьте к нему. — Внезапно зазвучал за дверями ее звонкий голос. — Совесть у вас есть, или нет? Устал он спит. Пусть отдохнет. За весь поселок отдувался. Едва мерзость эту менковскую с него стерла, а он даже не пошевелился.

Максим толкнул дверь и вышел на улицу. Худенькая девушка стояла, напротив двух здоровых, напирающих на нее мужиков, Угрюма и Профессора, закрывая собой проход, и решительно не пускала внутрь.

— Укроти ты свою тигрицу. — Захохотал хозяин поселения увидев Гвоздева. — Совсем недавно еще котенком послушным была, мурлыкала застенчиво, а тут посмотри, как вмиг повзрослела. Раздухарилась. Подходить боюсь, оцарапает.

— И правда, Ирочка. — Примирительно улыбнулся бывший ученый. — Мы же узнать только пришли, как дела, не проснулся ли наш герой, а ты сразу в штыки.

— Знаю, как вы «Просто узнать пришли». — Покраснела, увидев Гвоздева Ирина. — Уже заходили, хохотали так, что едва не разбудили, да еще и все блины слопали, пришлось заново печь.

— Очень уж вкусные они у тебя. — Смеялся, не останавливаясь Угрюм. — Сама виновата. Кто предложил чаю попить? И вот еще что, погоняло я тебе только что придумал, очень я думаю подойдет, а то в нашем мире по имени только полных лохов кличут. Нарекаю тебя отныне Фурией.

— Почему Фурией? — От неожиданности Ирина сделала шаг назад, и нечаянно наступила на ногу Художника. Ойкнула, оступилась, нога ее подвернулась, и девушка едва не упала, но Максим успел ее поддержать, подхватив под талию, подумав при этом: «До чего же худенькая. Довел Баклан сволочь». Она замерла в его объятьях, не решаясь пошевелиться и еще сильнее покраснела.

— Я же говорил, бросай ты эти бесполезные поиски жены, вон у тебя какая замена растет. Гляди как смотрит. Вот это глазюки, в них обожания океан. Любовью плещутся. — Угрюм едва не подавился хохотом. — Пару лет, и в сок войдет, не оторвать будет. Даже завидки берут! Где себе такую отбить?!

— Дурак. — Внезапно заплакала Ирина, вырвалась из объятий Максима, и убежала в землянку.

— И ничего не дурак… Можно подумать я не прав?! — Хозяин поселения уже едва стоял на ногах от смеха. — Тебе погоняло то мое понравилось, или нет? — Крикнул он в хлопнувшую дверь. Не дожидаясь ответа, шагнул к Гвоздеву, и обнял. — Спасибо тебе брат от всей Сытухи. Удружил. Про награду твою, за квест, помню, но с ней разберемся чуть позже, вечерком поболтаем. Я слово держу, а сейчас отдыхай, кушай блинчики, в приятной компании, а затем, как темнеть начнет, милости прошу в «Едальню», угощаю.

Там у нас новый повар, взамен переваренного менквами старого. Стараниями Полоза закинуло его прямо к поселку, заботится змей о нашей здоровой, и вкусной пище. Готовит пацан так, что язык проглотишь. Каланчей прозвали, длинный и худой, твоими стараниями его менквы сожрать не успели, он как раз в момент их нападения в Уйын попал, шугается правда пока всего, трусоват, зеленый совсем, но это делу не мешает. Его вдова Шашлыка, Люська, в оборот взяла, такая послушная стала, глазками томно хлопает, едва сдерживаюсь, чтобы не заржать, не долго в трауре баба проходила, место-то хлебное, терять не хочется, вот и старается. Соблазняет нового шеф-повара. В общем к ужину жду, есть нам о чем поговорить. — Он подмигнул, хлопнул по плечу отвернулся, и быстро пошел, но вдруг развернулся. — Ты у Ирки-то узнай? Понравилось ей новое прозвище, или нет, а то я еще какое придумаю, за мной не заржавеет. — Вновь захохотал, и подрагивая от смеха плечами удалился.

— Иринка у нас, просто великая лекарка стала, смотри. — Профессор внезапно затопал ногами пританцовывая. — Помнишь, как меня Оторва покалечила, а теперь все прошло, даже шрамов не осталось. Представляешь, девочка мне к пяткам додумалась пиявку приложить, и часов семь не останавливалась ей голову чесала, да поглаживала, та урчала от удовольствия посильнее любого кота. Чудо просто. Дар видимо людей лечить, развивать его надо.

— Рад за тебя и за нее. — Улыбнулся Максим. — Пойдем поедим, у меня уже живот к позвоночнику прилип, а там на столе такое лакомство остывает, слюной захлебнусь.

***

«Едальню» уже восстановили, двери навешаны в помещении наведен порядок. Высокий, прячущий глаза брюнет, субтильного телосложения, проводил за накрытый стол, и выскользнул молча на кухню, где тут же послышалось громкое шушуканье. Он не понравился Максиму. Человек, который не смотрит в глаза, вызывал у него отторжение. Скорее всего сволочь редкостная, но может Гвоздев, и не прав, и тот просто стесняется, того кто в одиночку расправился с нашествием. Да и кто он такой, чтобы осуждать.

Угрюма еще не было, и Художник сел за стол, на котором стояла бутылка водки, две стеклянные рюмки, маринованные грибы в высокой плошке, соленые огурцы, хлеб, и кувшин с морсом, ничего особенного, что указывало на выдающиеся таланты повара не было, но горячего еще не подавали, и потому судить рано.

Угрюм не заставил себя долго ждать, и громыхая сапогами, ввалился в местную забегаловку. Громко, хлопнув дверью, и подойдя к столу, скинул с плеча прямо на скатерть, отодвинув кувшин с морсом в сторону, автомат и подсумок.

— Держи. — Он выглядел хмурым, и сосредоточенным. — Это бонус к блестяще выполненному заданию, мне скорее всего он будет уже не нужен, а тебе в дальнейшем пригодится, вот тут еще четыре снаряженных магазина.

Максим провел рукой по потертому, свидетелю долгой и бурной боевой жизни, к коричневому с желтизной прикладу, и по чёрному поцарапанному, но заботливо вычищенному и смазанному, черному стволу АКМ (Автомат Калашникова модернизированный).

— Не жалко? — Поднял он глаза на Угрюма.

— Нет. — Мотнул тот головой. — Он мне отслужил положенное время, и больше, скорее всего не понадобится, а тебе в самый раз, более достойного не найти. Оружие конечно старенькое, но второго такого во всем Уйыне нет. Во-первых, это награда за квест Полоза, с увеличенными им же характеристиками, во-вторых, усовершенствованная в Отстойнике.