Точное, отточенное движение, и первая цель забилась в смертельных судорогах, окатив Максима вонючей кровью. Но он даже этого не заметил, потому как уже летел, перепрыгнув через нее, ко второй, спящей мордой вниз, видимо потревоженной шумом, издаваемым смертью собрата, и поднимающейся, встающей на колени, и поворачивающей голову. Кинжал вновь провернулся в затылке, и вторая струя жижи брызнула фонтаном в небо, а тварь уткнулась в недоеденный труп, засеменив ногами.

Два точных удара, две поверженные цели, но радоваться рано, потому как третья уже вскочила на ноги, и бросилась на посмевшего убивать ее братьев человека. С ней справиться будет труднее, но Максим предусмотрел и это. Он развернулся и быстро побежал в лес, где для врага уже был предусмотрен сюрприз. Разъяренный менкв бросился вдогонку. Лишь бы только он не отставал, и шел точно по следу, это очень сейчас важно.

Можно назвать это безумством, но ничего другого Гвоздев придумать не смог. Такое решение сразу пришло на ум, когда он только увидел эту, так удачно расположенную ветку. Лишь бы только она выдержала и не обломилась. Сколько всё-таки этих «Лишь бы и авось», влияют на нашу жизнь, но удачу и случайность никто еще не отменял, вот и молимся мы все порой этим несуществующим богам.

Менкв практически наступал на пятки, и вожделенно тянул крючки когтей, к такой близкой добыче, но Максиму только этого было и надо. Он летел к нужному дереву, отсчитывая шаги. Вот он, последний рывок, и резкий прыжок, ладони разрывает грубая кора ветки дерева, но плевать на боль, он прокручивает «Солнышко» (трюк, при котором спортсмен делает полный оборот вокруг турника на выпрямленных руках), и оказывается в той позиции, о которой мечтал, за спиной ошеломленной исчезновением человека твари, прямо на лету вогнав кинжал той в затылок. Конечно же, он рисковал, менкв мог успеть среагировать, и зацепить его когтем, тогда жуткая смерть, но Максим сделал ставку на неожиданность, и безумие, и выиграл бой.

— Четыре. — Гвоздев вытер слизь о жесткую шкуру еще дергающегося менква. — Осталось девять. Надо идти искать остальных. — Он побежал дальше.

Следующего монстра Художник обнаружил на берегу реки. Он сидел на краю невысокого обрыва, и раскачивался, толи любуясь красотами, толи воя про себя беззвучную песню. Кто их менквов разберет, что у них в недоразвитых мозгах? Тоже удобная цель, с этим великаном проблем не возникло, вода приняла жертву с развороченным кинжалом затылком в свои объятия, окатив брызгами благодарности убийцу, а Максим направился на поиски остальных.

Шестая и седьмая твари, дрались чуть дальше по берегу, мутузя друг друга за валяющийся под их ногами чей-то разорванный пополам труп, с обглоданной до черепа головой. Что с ними делать, Максим пока не знал, и потому рассматривал их, и ближайшую местность, из-за ствола березы, ища возможности для атаки, но не находил. В конечном счете решил не связываться с безумной парой, оставив на потом, для более удобного случая. Куда они от него денутся, найдет, не убегут. Надо поискать более удобную, доступную в данный момент для нападения цель. Он даже не представлял, на сколько оказался прав, не ввязавшись в безумную драку.

Следующий монстр самозабвенно пережевывал кусок человеческого мяса, когда его затылок нашел кинжал убийцы. Это тоже оказалось не очень сложно, правда пришлось поползать, так как тварь сидела на открытом пространстве, но на столько была поглощена своим занятием, что не обратила никакого внимания на крадущегося к ней человека. Смерть к ней, как и к предыдущим монстрам, пришла неожиданно и быстро, залив гноем землю.

Отдыхать было некогда, и Максим снова побежал дальше в поисках очередной жертвы. Он довольно быстро нашел то, что искал, но был несказанно удивлен и даже, неожиданно для самого себя, только вошедшего во вкус подобной охоты, разочарован от увиденного.

Твари ровненьким строем, одна за другой, все, оставшиеся семь, положив лапы друг другу на плечи, уходили гуськом, как послушные детки, в горы. Атаковать их сразу всех, было полным безумием, никакой кинжал, никакая ловкость, и умения не помогут. Оставалось только следить, и ждать подходящего момента, чем Гвоздев и занялся.

***

Угрюм лежал, устремив бездумный взгляд, в сереющее небо, и приводя дыхание в норму.

Вечер медленно заполнял Уйын прохладой. Неторопливо плывущие облака уже поджигались созревающим закатом, но до темноты еще долго. Эта ночь принесет конец созданному им мирку, конец спокойной, и как казалось безопасной Сытухи, конец жизням доверившихся ему людей, конец, и ему самому.

В темноте менквы переловят всех беглецов, не уйдет никто из них, эти твари ночью видят также хорошо, как и днем, если не лучше, а вот люди подобными талантами похвастаться не могут. Это его последний вечер, дальше смерть.

Он уже потерял двенадцать человек, и что еще с пятерыми доверившимися ему, если не считать Оторвы, которую скорее всего уже сожрали, не знал. Живы или нет, неизвестно, хочется верить, что живы.

Одна оставалась у Угрюма слабая надежда, на зеленого новичка, но того до сих пор нет, и придет ли, еще неизвестно. Не хочется думать, что погиб, а уж тем более, что испугался и сбежал. На вид парень бойкий, не трусливый, но кто его знает, как поведет себя, встав перед выбором жизни и смерти. Многие в такой ситуации ломались. В мире Уйын никому доверять нельзя, тут каждый за себя за редким исключением. Угрюм редко ошибался в людях, и надеялся, что и в этот раз не дал маху, и Художник относится к этому самому исключению.

Их гоняли целый день, как зайцев. Хозяин поселения, хорошо зная местность, выводил людей из, казалось бы, безвыходных ситуаций, вытаскивая из окружений, практически из самых лап менквов, отрываясь от преследования, не давал отдыху ни людям, ни себе и гнал их вперед и вперед, но все равно терял тех, кто ему доверился.

Последнего сожрали Хрома, тот подвернул ногу и не смог дальше идти, пришлось бросить бедолагу. Это невыносимо уходить от обреченного на смерть, слыша его мольбы: «Не бросай», — и проклятия, посылаемые в спины, вслед убегающим, в какой-то момент сменившимися воплями ужаса, предсмертной муки, хрустом костей и чавканьем. Но что делать, если, пытаясь сохранить жизнь одного, обязательно погубишь сотню других, выбор пусть и тяжелый, но единственно правильный. Вот и сожрали твари Хрома.

Лучше самому вот так остаться и сдохнуть, приняв последний бой, чем хранить всю жизнь память о том, кого не смог спасти, кого пришлось оставить. Будь проклята эта ответственность, будь проклят этот мир. Будь проклят этот извращенец — Полоз!

На этой поляне, они наконец смогли передохнуть. Бегущий по их следу менкв внезапно отстал, и удрал куда-то в сторону гор. Непонятно что произошло, но факт остается фактом, монстры дали им еще немного времени пожить, дали возможность перевести дух.

Изможденные бесконечным бегом люди попадали там, где остановились, и тяжело дыша, не шевелясь разглядывали такое близкое и такое родное, в этот момент небо, с барашками бегущих куда-то по своим делам облаков, подсвеченных кровью зари.

Чуткий слух привыкшего к осторожности человека, услышал неподалеку едва уловимый шорох крадущихся шагов. Твари так не ходят, это кто-то другой, и может быть не менее опасный. Угрюм мгновенно подобрался и выхватив пистолет прыгнул в сторону стоящего неподалеку дерева, спрятавшись за ствол, приготовившись встречать незнакомца.

В этот момент, чья-то рука легла ему на плечо. Он мгновенно развернулся, ткнув в незнакомца ствол, и едва не нажал на спуск.

— Художник! — Голос его дрогнул. — Пришел! Жив все-таки чертяка! Достал оружие? — Он сделал шаг назад, осмотрев нежданного, напугавшего его гостя, всего измазанного жёлтой слизью, и прилипшей к ней землей и ветками. — Эко ты как уделался… Это что? Это чем это тебя так у Горного окатили?

— Лучше молчи. — Улыбнулся Максим. — Этой гадостью я по дороге назад испачкался. — Он нахмурился. — Я видел трупы. Много погибло народа?