Угрюм, поглощённый своими думами, не обращая внимания на остановившегося спутника, уходил все дальше и дальше, и поэтому Максиму пришлось перейти на бег, чтобы его догнать. Неожиданно пошел мелкий, моросящий, больше похожий на пыль дождь.

— Мисы ушли, это плохой знак. — Неожиданно остановился Угрюм.

— Кто? — Не понял Максим.

— Мис-хумы говорю, собак их не слышно. Обычно они начинают тявкать при приближении чужаков, а сейчас тихо. Плохо это. Вон за той грядой. — Хозяин поселения указал кивком головы направление. — Менквы кучкуются, и видимо лесные люди знают, что скоро начнется нашествие, вот и ушли от греха подальше, какие бы они сильные небыли, но с менквами не совладают. Оружие нам нужно Художник. Очень нужно, иначе конец всему. — Он развернулся, и вновь молча пошел вперед, и Максиму ничего не оставалось, как последовать за ним. Хотелось парню поговорить о произошедших внезапно изменениях в природе, но он посчитал, что сейчас не время.

Делянка, о которой говорил Угрюм, оказалась простым орешником. Потянуло дымком от костра, и скоро путники вышли к небольшому, на одного человека лагерю на живописной полянке, около хрустального ручья.

Булькал кипятком котелок, а рядом, свернувшись калачиком, мирно спал человек. Рядом с ним, нарубленные, связанные в пучок, готовые к переноске жерди орешника.

Угрюм сел рядом со спящим, подкинул в костер из-под ног ветку.

— Чайком не угостишь? — Хмыкнул он.

Мужчина тут же подпрыгнул, словно и не спал вовсе, и резко выхватив из кобуры револьвер, молниеносно направил его в сторону нежданного гостя, увидел Максима, и прицелился уже ему в грудь, быстро передумал, и вновь нацелился на первого, затем видимо осознал, что его побеспокоили не враги, и кинул оружие в кобуру.

Высокий, рыжий, с коротко постриженной бородой, голубые глаза смотрят безучастно, с какой-то ленцой, голос певучий, размеренный.

— Мог бы и пристрелить. — Он сел и зевнул. — Ты, Угрюм, когда-нибудь доиграешься со своими выходками. — Он невозмутимо вытащил из мешка, совсем еще недавно служившего ему подушкой, кулек, отсыпал в ладонь содержимое и бросил в бурлящий кипяток. — Чашка у меня одна, так что не обессудьте, чай будем пить по очереди. — Он оторвал взгляд от котелка, и перевел на хозяина поселения. — Чего от меня так срочно понадобилось, что даже сюда пришел?

— О чем с Профессором разговаривал? — Задал вопрос, без всяких прелюдий Угрюм, не отрывая взгляда от занявшейся пламенем, подкинутой им в костер ветки.

— С кем? — Поначалу не понял Помело, а потом вдруг до него дошло о ком идет речь, и он хмыкнул. — Со Скрипухой что ли? То же мне Профессора нашли. — Да, ни о чем. Попросил его с Художником познакомить, они вроде как кореша… Тот пообещал. Сказал, что как только тот очнется, так сразу и сведет, и что сам ждет этого момента, чтобы «Слово», передать. Такой весь важный был, загадочный. Я выяснять, что за «Слово» такое не стал, не мое дело, ты же знаешь мой принцип: «Меньше знаешь, лучше спишь». Расплатился с Шашлыком за пиво, и ушел. Вот и весь наш разговор.

— Проболтался-таки дед. — Буркнул Максим.

— Когда тебя столько лет считают ничтожеством, то хочется повысить свой статус любым образом. — Посмотрел на него Угрюм. — Так что не осуждай. — И перевел взгляд на Помело. — А больше никого не видел? Может кто рядом сидел, и слышал ваш разговор?

— Не, не было никого, точно говорю. А из-за чего весь сыр-бор-то? — Рыжий подхватил котелок, плеснул бурую жидкость в оловянную кружку и протянул Угрюму.

— Пропал Профессор, и «Слово» не донес, а это очень важно. — Ответил тот. — Может еще чего вспомнишь?

— А чего тут вспоминать. Вышел я из «Едальни», курить очень хотелось, а спички с собой не взял, прямо напасть какая-то, всегда беру, а тут такой конфуз. Смотрю, Зануда, как всегда, на лавочке сидит и цигарку потягивает. Я подсел, прикурил, поболтали чуток, да домой пошел.

— О чем поболтали? — Уже не надеясь узнать что-то новое спросил Угрюм, отхлебывая их кружки чай.

— Он спросил, что нового в поселке, и с чего это я Скрипуху пивом угощаю? Ну ты сам Угрюм, знаешь его характер, все ему надо знать, на все свое занудное мнение имеет, и обязательно поучать начнет. Да я бы и не подсел к нему, если бы спички не забыл. Ляпнул я, что с Художником познакомится хочу, и что Скрипуха обещал нас свести, как только тот очнется, и дед ему «Слово» передаст. Вот и все. Пожалел потом, что сказал. Зануда такую демагогию затянул, что уши в трубочку свернулись. Едва отбрехался от него, и убежал.

— Так значит Зануда знал, про «Слово»? — Подскочил Угрюм.

— Ну так я же не знал, что это великая тайна. — Хмыкнул Помело. — А что за «Слово»-то такое?

— Меньше знаешь, лучше спишь. Не лезь куда не надо. — Рявкнул на него хозяин поселения, выплеснув в костер чай, и повернулся к Максиму. — Пошли, Художник Зануду трясти будем. Кажется мне, мы на настоящий след напали.

— Да что же за напасть такая?! Меня видимо преследуют все эти таинственные исчезновения! — Максим сел за стол, и не сдерживая эмоций врезал кулаком. Смесь разочарования и злобы клокотали в душе, и не сдерживаясь выплескивались раздражением.

Зануда тоже пропал. Его землянка была открыта, вещи не разбросаны, и лежат видимо там, где и лежали все время, пусть и неаккуратно, но на своих местах. На столе холодный чайник, глиняная чашка, с недопитым чаем, медная сковородка с яичницей, и ломоть зачерствевшего, черного хлеба, со следами укуса зубов. Все выглядит так, словно хозяин вышел ненадолго, отвлекшись на что-то очень важное, и сейчас вернется. Но на улице уже далеко не утро, время завтрака, и даже не день, а уже пусть и не поздний, но вечер.

Они пришли к землянке, когда уже смеркалось. Угрюм, по своей привычке, врезав единожды кулаком в дверь, без всякого стеснения ввалился внутрь, Максим зашел следом. Темноту помещения осветила зажженная хозяином поселения спичка, тут же погашенная вздохом глубокого разочарования, но мгновенно вспыхнула новая, и от нее уже загорелась свеча, обозначив кругом света остывший завтрак на столе.

Зануды дома не было, и это странно, потому что он всегда в это время был тут, так как панически боялся темноты и никуда не выходил ночами из дома. Он говорил, что темные дела творятся в темноте, а он человек светлый, и шататься по ночам не привык. Что только не придумает человек, чтобы оправдать свои фобии.

— Н-да. — Угрюм задумчиво почесал затылок. — Последний кто мог прояснить нам ситуацию с исчезновением Профессора, сам пропал. Очень не хочется думать, что сбежал. Мне это совсем не нравится.

— Чего уж тут хорошего. — Максим зло оттолкнул сковородку с яичницей. — Пойду на берег, и еще раз обращусь к васе, пусть повторит «Слово» лично мне.

— Попробуй. — Неуверенно произнес Угрюм. — Но шансов мало, а точнее их вовсе нет. — Награда за задание выдается только один раз, и ты ее уже получил, и не вина этой жабы, Вакуля, что не смог сохранить, и потерял, ведь он выполнил то, что обещал, пусть и не на прямую, а через деда, а что дальше ты сделал со своей наградой, его не касается.

— Ты можешь предложить что-то другое? — Максим резко встал с табурета, на котором сидел, и посмотрел на молча покачавшего отрицательно головой Угрюма. — Чего тогда ноешь? Даже если есть хоть малейший шанс на успех, то надо пробовать, тем более что альтернативы все-равно у нас нет. И не останавливай меня. — Он шагнул к выходу. — Сам сказал, что нет времени… Эх Профессор, Профессор. Куда же ты делся старый недотепа? — Вздохнул и вышел.

***

Ночь медленно накрывала Уйын звездным покрывалом. Две световые дорожки, на фоне зажигающихся звезд, сталкивались отражением, в глади неторопливой реки, одна от заходящего солнца, а другая от поднимающейся луны. Завораживающее зрелище, заставляющее трепетать сердце, но Гвоздеву не было времени любоваться красотами смены дня, и ночи параллельного мира, да и настроение не способствовало подобной релаксации.