Она кинулась к нему на встречу, вскидывая на ходу двустволку, и не целясь, прямо на бегу, дуплетом всадила заряд в грудь.
Менкв, звякнув рикошетом от железной кожи, взвизгнул удивлением, тут же переросшим в вожделение, и капнув с клыков тягучей слюной, изобразив на морде дебила, радость, бросился на встречу, словно женщина его встречала осыпая цветами, а не смертоносной картечью. Оторва переломила ствол, вогнала еще два патрона в патронник, и снова выстрелила.
Эффект был все тот же, то есть никакой, если не считать что жуткая добыча еще быстрее побежала к отчаянному охотнику, а тот, понимая, что его сейчас схватят, и употребят в виде раннего завтрака, кинулся на утек, в сторону леса, периодически перезаряжаясь и паля из двух стволов одновременно, себе за спину.
— Конец Оторве. — Буркнул Угрюм. — Менкв будет гонять пока она не свалится от усталости и затем спокойно сожрет. Одна от всего этого польза: От нас отвлекла менква взбалмошная дура, но почему-то мне ее не жаль, заслужила жадная до чужого добра баба того, что получит. Одно плохо, никогда нам не узнать, чем это она таким соблазнила Зануду, Ну да и… — Махнул он рукой не договорив. — Пошли Художник за Профессором, посмотрим что там с его ногами, да наконец узнаем это чертово «Слово». — Он еще раз махнул рукой Максиму, приглашая следовать за ним, и нырнул в землянку.
Михаил Федорович Поползнев, в прошлом Скрипуха, а теперь известный, если не во всем в Уйыне, так в Сытухе точно, как Профессор, никогда еще в своей жизни не испытывал такой боли.
Когда его Зануда пригласил к фермерам, то он, конечно, удивился, но не придал этому особого значения. Потому, как ему пояснили, что Оторва просит бывшего ученого, посмотреть странный клубень картошки, который она выкопала вчера. То, что он физик, и ни сколько не селекционер, женщину нисколько не волновало. Что с недоучки взять? Да и интересно стало пытливому уму ученого, самому посмотреть на чудо.
Как только он вошел в полу-землянку местных фермеров, то разум мгновенно погас, выключенный ударом сзади, и вновь появился только тогда, когда его уже привязали к лавке.
Зануды не было, и пояснять куда он делся никто не собирался, зато над ним стояла Оторва и поливала его из кувшина теплой водой.
Хищно улыбнувшись, она предложила сказать ему доверенное на сохранение васом «Слово», иначе пригрозила узнать тайну сама выжигая кожу на старческих пятках.
Получив категоричный отказ, приступила к обещанному, поставив около несчастных ступней ученого свечку. Дикая боль вырвала вопль и погасила сознание, но добрая женщина, с помощью все той же теплой воды из кувшина, мило улыбаясь, вновь привела Профессора в сознание, и вновь предложила предать друга. Вновь получила отказ, и вновь боль, и вновь спасительная темнота, и вновь вода и милая улыбка ведьмы.
Сколько так повторялось Профессор не считал, сил на это не было, он упорно молчал, и только плевался, выл от боли, и вновь проваливался в мрак. Когда в очередной раз пришел в себя, Оторвы не уже было, и веревки не спутывали тело. В чувство его привел, все той же проклятой водой, взволнованный Художник.
— Встать сможешь. — Друг с сожалением рассматривал почерневшие пятки профессора.
— Куда ему вставать. Посмотри на ноги, там кожу до костей выжгли. — Вздохнул оказавшийся тут же Угрюм. — Скрипуха, ты «Слово» не забыл? — Он с каким-то недоверием посмотрел на Профессора.
— Она хотела, что бы я его ей сказал. — Скороговоркой зашептал тот потрескавшимися губами. — Я не предал тебя Максим. Хотел только побыстрее умереть, но у меня не получалось… Боже как больно… Как я рад вас видеть…
— «Слово», говорю, не забыл? — Прервал его лепет на грани бреда Угрюм.
— Нет, что вы, как можно. Я его никогда уже не забуду.— Выдохнул стон бывший ученый. — Асык (откройся по башкирски), сказать надо, и постучать три раза в камень. Как же больно… — На его глазах выступил слезы
— Замечательно. Давай, художник. Одна нога там, другая здесь. Что хочешь делай, но к вечеру, оружие против этих тварей должно быть у тебя. Я постараюсь продержаться это время, уводя менквов от людей. — Угрюм встал. — Постарайся меня не подвести. Мне помирать пока не хочется, тем более вот так. На тебя одна надежда.
— А что с Федоровичем делать? — Максим даже не пошевелился.
— Каким еще Федоровичем? — Недоуменно оглянулся хозяин поселения, словно пытаясь кого-то увидеть за спиной, а потом неожиданно рассмеялся, сообразив о ком идет речь. — Федорович значит?.. Пусть тут лежит, идти он все равно не сможет, и только обузой будет. Тут относительно безопасно, а я ему еще до компании Иринку пришлю, пусть поухаживает за дедушкой, если жива, конечно, еще… Все!.. — Он мгновенно стал серьезен. — Бегом за оружием парень. Там моих людей убивают.
***
Накрапывал мелкий, нудный дождь из серого марева, затянувшего небо, и проглотившего в свое хмурое нутро горные вершины. Камень под ногами скользил, словно был покрыт льдом. Пелена тумана скрывала пропасть внизу, застелив грязно-белым покрывалом видимость. Максим несколько раз едва не сорвался вниз с тропы, сорвав в кровь пальцы, в попытках удержаться и не рухнуть вниз, пока наконец не добрался до нужной ему пещеры. Переводить дух времени не было. В какую сторону кричать, и в какой камень стучать он не знал, поэтому просто рявкнул в глубину грота:
— Асык! — И шагнув внутрь грохнул кулаком три раза в противоположную от входа стену.
Воздух тут же загудел, рассерженными шершнями, заскрипел не смазанным железом, засвистел, стравливаемым воздухом. Каменные стены затряслись, зашевелились, словно их кто-то огромный толкнул изнутри, и пришли в движение, образовав своеобразную карусель, по очереди проваливаясь в черную бездну и возвращаясь на место следующего нырнувшего туда же в мрак неизвестности собрата по жуткому танцу.
Прекратилось все так же внезапно, как и началось. Камни резко остановились. Один из них закрыл вход, в который пришел Гвоздев, но зато другой, провалившись, открыл выход, но не там где его ожидал Максим, то есть не прямо, а слева.
Освещенная зеленоватым, льющимся прямо из малахитового потолка светом, лестница, в узком, сделанным видимо огромным червем, или другим подобным монстром, тоннеле, убегала ступеньками розового мрамора, куда-то в бездну.
Ждать приглашения Гвоздев не стал и бросился вниз, рискуя оступится и скатится кубарем в неизвестность. Казалось нет окончания этому пути. Бесконечная дорога, не желала заканчиваться, глотала расстояние сотнями метров. Ступени мельтешили перед глазами, и все бежали и бежали вниз, отражаясь от зеленых, полированных до зеркального состояния стен и потолка.
Силы таяли, а отчаяние наполняло взамен им душу, когда наконец все закончилось.
Максим ввалился в огромное малахитовое помещение, освещенное бриллиантовой люстрой, висящей прямо в воздухе. Во всяком случае так казалось, так как потолка видно не было, а вместо него по голубому небу, без солнца, плыли белые, кудрявые облака.
Прямо перед ним пылал огромный горн, а рядом с ним гранитная, на вид, наковальня и мраморный верстак, с разложенным там: кузнечным молотом, прочими молоточками разных размеров, клещами, зубилами и кирками рудокопов.
Гвоздев нерешительно остановился. Тишина вокруг, и только гул вырывающегося из недр пламени, расплавленного под сопло камня в горне. Никого нет, ни кто не встречает.
— Есть тут кто? -Наконец решился он и крикнул.
В ответ, гулко отражаясь от стен, зашаркали чьи-то усталые шаги.
Маленький, чуть выше пояса седой человечек, дедушка, с зелеными глазами, с добрым лицом на котором забавно, картошиной смотрелся крупный нос, с тонкими как ниточки розовыми губами, и зелеными глазами, с аккуратно постриженной бородкой выглянул из-за печи. Внимательно, оценивающе, посмотрел на Гвоздева, хмыкнул каким-то своим мыслям, и решительно вышел вперед.
Одетый в черную, на вид атласную одежду, и лапти на голые ноги, он вытер руки, в одной из которых был зажат металлический крюк, о прожженный в нескольких местах, брезентовый, желтый фартук, и подняв голову, с интересом заглянул в глаза гостя:
