— Мирон, Мирон, т-ш-ш-ш! Тихо, тихо братан, — дёргаюсь, но он только усиливает давление, отчего вздохнуть практически не представляется возможным. — Григорьевич, успокойся! Возьми себя в руки! Ты помнишь, кто ты? Ты водитель, охранник! Белов — её муж! Белов! Всё на этом, всё! — тихо шипит в самое ухо.

Только после этих слов, мои мозги включаются, и я, словно ватная кукла, обмякаю в его руках, хватая воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

— Вот и молодец! — хлопает по спине и медленно отстраняется. — Мы с тобой позже сходим в бар, и ты мне всё расскажешь. Окей?

— Ага, спасибо Крен. С меня пиво, — рвано говорю и параллельно пытаюсь отдышаться. — Ну ты и монстр, никогда не думал борьбой по-серьезке заняться?

— Я уже старый, — с ухмылкой отбивает Мишаня. — Ну и мозги берегу. — тычет пальцем себе в макушку.

Белов же, настолько тупой, что ни черта не понял, что вообще сейчас произошло. Этот полудурок подумал, что у меня с Мишей личный замес.

Через пару минут приехала скорая, медики погрузили Яну в машину и повезли в больницу. Мы всем составом отправились следом за ними.

Как позже оказалось, у Яны целый комплект: там и простудные дела, и анемия, и переутомление, и сотрясение мозга, которое она получила, приложившись головой о дорожку.

Белов носился по кабинетам, выбивал для неё всё самое лучшее. Я же, в который раз еле сдерживал порыв, чтобы не втащить ему. Потому что главная причина её нахождения в этом заведении — это ОН.

Видя моё расшатанное состояние, Миша снова приходит на помощь.

— Покурим? — предлагает, демонстрируя пачку сигарет.

— Идём.

Молча выходим из здания больницы, огибаем её по кругу и встаём в закутке. Также, не произнося ни слова, выкуриваем по сигарете.

Я стою и пинаю мелкие камушки с таким видом, будто это самое интересное и важное занятие в жизни.

— Глеб, что у тебя с ней? — Миша нарушает молчанку первым.

— Я думаю, ты и так всё понял, — пожимаю плечами и снова тянусь за сигаретой. — Трахнул я её. Вот и всё.

Крен присвистывает и качает головой, затем подходит и забирает из моих рук и сам её подкуривает.

— Что будешь делать дальше? — смотрит на меня с сомнением в моей адекватности. — С шефом поговори, может, тебе уйти от Беловых?

— Хрен знает. Подумаю позже.

— Глеб, ты понимаешь, что в текущей ситуации тебе опасно оставаться рядом с Беловым? Сегодня я был рядом, а что будешь делать, если тебя перекроет, когда ни меня, ни Дамира не будет около тебя? — давит по самым болевым точкам прямо в цель.

— Блять! — сажусь на корточки и обхватываю голову руками. — У меня просто всё к чертям летит.

— Мирон, ты сам виноват, нехрен было с ней в койку прыгать.

— Иди ты… — бросаю, но никаких аргументов у меня нет.

Крен, конечно же, прав.

Понимаю, что он обязательно сообщит об этой ситуации шефу — Николаю Антоновичу. Так что завтра меня ждёт вызов “на ковёр”. Но это все мелочи, на самом деле всё, что меня сейчас заботит, это то, как себя чувствует Яна. Перед глазами до сих пор стоит её взгляд перед тем, как она упала в обморок. В нём было столько боли и безысходности. Я понимаю её мотивы оставаться с мужем, но стоит ли рисковать ради этого собой или своим здоровьем? Ведь, по сути, это путь в никуда.

Примерно через час нас выпроваживают из больницы. Миша увозит Белова домой, а я сваливаю к себе.

Дома хватает сил лишь на душ.

“Завтра сорвусь к Яне, чтобы побыть с ней без посторонних свидетелей”, — последнее, о чём я думаю и проваливаюсь в беспокойный сон.

Яна

Издалека смутно слышу какие-то голоса. Голова жутко гудит. Хмурюсь и, кажется, с тихим стоном открываю глаза. В комнате всё белое: потолок, стены, двери. Пытаюсь немного приподняться, но вялое тело не слушается. Валюсь обратно, как мешок с картошкой, и прикрываю глаза. Начинаю вспоминать последние события. Ничего хорошего. Я помню, что упала в обморок во дворе, а значит, сейчас нахожусь в больнице.

Да, я определённо в медицинском учреждении. Этот специфический запах не спутать ни с чем: хлор, антисептики. Тяжело вздыхаю и открываю глаза, верчу головой по сторонам. В палате я одна, что неудивительно.

Муж позаботился.

От одной этой мысли начинает печь в груди. Думать о супруге противно, больно, мучительно. Не представляю, как возвращаться теперь домой. Да и могу ли я назвать это домом? Считаю, что дом — место, в котором всегда уютно, спокойно, комфортно и безопасно. Более того, дом ассоциируется с любовью и тёплом, то место, в которое хочется возвращаться.

Это не мой дом, а Алексея. Его логово зверя и моя клетка.

Новая попытка подняться. И мне почти удаётся, как слышу, что к палате кто-то подходит. Быстро падаю обратно и притворяюсь спящей.

— Ирина Леонидовна, сейчас я прокапаю девочку и сразу же подойду к вам, — слышу приятный женский голос и понимаю, что, скорее всего, это медсестра.

Открываю глаза и вижу невысокую светловолосую девушку, с убранными в хвост волосами, в голубых брюках и белой медицинской рубашке. Она закатывает за собой штатив для капельницы. Переводит на меня взгляд, и на её лице мгновенно расцветает добродушная улыбка.

— Яна Викторовна, как вы себя чувствуете?

— Х-хорошо, — говорить удаётся с большим трудом.

— Вот и славно. Сейчас мы вас подлечим, и станет совсем замечательно! — закрепляет на штативе мешок с каким-то лекарственным раствором. — Сейчас прокапаем витаминки, лекарства и будете дальше отдыхать, набираться сил.

— Спасибо, — киваю и пытаюсь выдать небольшую улыбку ей в ответ.

К счастью, со слов медсестры, Белов уехал, сегодня гостей у меня уже не будет. Облегчённо вздыхаю и даже немного успокаиваюсь. Дожила, в больнице стало спокойнее, чем где-либо ещё на этой планете.

Чуть позже появляется мой врач. Это была та самая Ирина Леонидовна, чьё имя ранее я уже слышала. Она оказалась высокой, строгой женщиной, с идеально уложенными пшеничными волосами. Из макияжа — только нежно-розовая помада на пухлых губах и тушь на ресницах. Врач сухо рассказала о моём состоянии, плане лечения и немного поругала за то, что запустила своё здоровье.

Позже, мне ещё раз поставили капельницу, но уже с препаратом железа, и вечером два укола перед сном.

Так, я провела в больнице пять дней. Алексей навещал меня ежедневно. Притаскивался с виноватым видом, но я то притворялась спящей, то просто молчала. Разговаривать с ним не было ни желания, ни моральных сил.

Глеб за все дни ни разу не появился.

Я ждала его в первый день, во второй, в третий, а потом поняла, что он не придёт. Ведь для Миронова важна работа. К тому же здесь у него есть девушка, о которой я напрочь забыла. Безумно красивая и яркая брюнетка. А та ночь, что была между нами, для него вполне ничего не значит. Просто секс. Просто развлечение или ошибка, о которой он жалеет.

От этих мыслей из глаз проливаются слёзы. А если быть честной, то каждый день я рыдаю в подушку до тех пор, пока просто не отключаюсь в сон. В душе зияет огромная чёрная дыра, которая с каждым днём становится только больше.

В день выписки приезжает Алексей с огромным букетом роз, который я не в силах поднять и даже не пытаюсь. Вяло киваю и молча сажусь в машину. Наш водитель сегодня, Дамир. Чему я только рада. Появилась мысль, что Миронов и вовсе уволился. Спрашивать об этом, я, само собой, не стану.

Плевать.

Ещё пару дней провожу в абсолютном затворничестве. И как бы не старался Алексей, на контакт не иду. Наше общение практически свелось к нулю.

В день защиты диплома ставлю его перед фактом:

— После защиты вся группа идёт отмечать. Я тоже иду, — добавляю в голос твёрдости на последней фразе.

Белов стискивает челюсти, руки у него в карманах брюк, но я замечаю, как он сжал их в кулаки.

Снова плевать.

— Как буду собираться домой, наберу водителю. Долго засиживаться не планирую, — встаю и начинаю собирать сумку.