“Только бы. Только бы всё было хорошо” — говорю себе в мыслях.

Наступает утро. Вместе с ним в больнице становится шумно. Постоянно прибывают новые люди. Каталки то и дело громыхают туда-сюда. А мы все ждём.

После обхода больных к нам, наконец-то, подходит врач. Высокий, худощавый мужчина лет сорока пяти, с сединой на висках и уставшим взглядом.

— Добрый день! У Виктора Ивановича случился ишемический инсульт. Сейчас он в стабильном состоянии, — очень быстро говорит, глядя на планшетку с медицинскими документами. — Не переживайте, с ним всё хорошо. Пока что пациент будет в стационаре. Сейчас он спит, поэтому я бы посоветовал вам тоже отдохнуть, — мажет по нам оценивающим взглядом. — На приём сможете подойти позже. — опускает руку с документами и смотрит на нас в ожидании вопросов.

— Спасибо большое, доктор! — голос мамы дрожит, вот-вот и снова потекут слёзы.

— Если у вас нет ко мне вопросов, то я вынужден вас оставить, — бегло говорит мужчина. — Отдохните сами. Всего доброго. — разворачивается и уходит по коридору вглубь, под больничный гул и свет моргающей лампы.

— Ну вот, хорошо! Успели вовремя, — пытаюсь подбодрить маму. — Надо ехать домой и выспаться. — достаю телефон, чтобы посмотреть время.

Шестнадцать пропущенных звонков от Пашки. Восемь от Глеба. Время: девять сорок семь утра. Мой телефон был на беззвучном режиме. Вашу ж мать!

Включаю звук и набираю Пашу.

— Алло, Яна, что с папой? — кричит в трубку брат. — какого ты чёрта трубку не брала, я чуть с ума не сошёл!

— Привет. Прости, трубка на беззвучке была, — оправдываюсь и показываю маме глазами в сторону выхода. — Мы с мамой только из больницы выходим. У папы случился ночью инсульт. Но доктор заверил, что всё обошлось. Сейчас он стабилен и отдыхает. Больше новостей нет.

— Я скоро выезжаю к вам, буду ближе к вечеру.

— Стой, Паша! Всё в порядке, не надо никуда выезжать. Папа стабилен. Занимайся учёбой, а то нахватаешь пропусков.

— Ты чё, совсем уже? В смысле, не приезжай? Я приеду к отцу! — гневно чеканит каждое слово. — Это не обсуждается, вечером буду!

— Поняла. Прости, просто все мысли в кашу сегодня, — бормочу устало. — Маму дать? Она свой телефон дома забыла.

— Да, давай.

Передаю трубку маме. Медленно выходим на улицу. Дождь так и накрапывает, небо цвета асфальта. Ветер треплет мои волосы и заставляет ёжиться даже в плаще. Но от этого теплее не становится. Хочется добраться до тёплой ванны и хорошо разогреть тело, а потом провалиться в сон. Плетёмся до остановки и садимся в подошедший старенький автобус. Мама завершает разговор с Пашей и возвращает мне телефон. Который тут же начинает звонить вновь. Но это не мой брат и не Миронов.

— Доброе утро, Лёша, — приветствую мужа потухшим голосом.

— С кем говорила так долго? Я дважды звонил, — муж полон недовольства. — И что с голосом?

— Я Паше звонила, потом мама с ним разговаривала, — достаю кошелёк, чтобы оплатить за проезд. — Папу в больницу положили. Инсульт.

В трубке повисает пауза.

— Мне приехать?

— Нет, не надо. Сегодня врач сказал, что всё под контролем. Отец стабилен. Других новостей больше нет. Паша ещё сказал, что приедет вечером. Так что…

— Что-то нужно? — перебивает, не давая договорить. — Смотри, сколько надо, бери и снимай с карты. Окей? — слышу, как Белов стучит ручкой о какую-то поверхность. — Глеб там помогает, надеюсь?

— Да, конечно, — по спине бежит холодок от осознания того, что придётся ещё и с ним разговаривать.

— Ну хорошо. Целую тебя, Ян! — на выдохе говорит Алексей. — Маме привет. Отцу здоровья!

— Угу. До свидания. — отключаю звонок и прислоняюсь головой к окну автобуса. Подгружает.

Через пятнадцать минут выходим на нашей остановке и медленно волочим ноги в сторону дома. Молчим. Обе устали, измотаны, без сил.

Около подъезда вижу знакомый белый Мерседес. Лицо искажает мученическая гримаса и становится ещё холоднее. Губы синие и дрожат, промокшие волосы висят сосульками. Мы с мамой сейчас выглядим хуже некуда. Хочется отдохнуть, но я уже понимаю, что сейчас мне предстоит испытание Глебом. Когда до подъезда остаётся порядка десяти шагов, дверь машины открывается и из неё выходит разъярённый Миронов.

— Ты. Больше. Не останешься. Одна. Ни на минуту! — вбивает в меня каждое слово, как гвоздь в стену.

Переводит взгляд на маму и несколько осаждает свой пыл. Сжимает челюсти до скрипа зубов.

— Простите… — обращается к ней. — Вы идите домой. Мне нужно поговорить с Яной, — делает паузу. — По работе.

Мама находится в такой прострации, что даже на ответ, сейчас у неё нет сил. Молча кивает и скрывается за дверью подъезда. Глеб, проводив её взглядом, пинает под ногами случайный камушек. Выбивает из пачки сигарету. Берёт её, но тут же ломает пополам и выбрасывает себе под ноги.

— Готовься! Тебе, блять, конец, Яна Викторовна!

Грубо хватает моё запястье и тащит за собой в сторону съёмной квартиры.

Глеб

Эта Яна, мать её, Викторовна что-то с чем-то! Долбанутая тихоня, оказывается, и не тихоня вовсе! Я в жизни бы не подумал, что она целоваться полезет. Сама. Но тут есть нюанс. По какой-то непонятной причине я поплыл с неё. Яна охренеть, как пахла. Ванилька, нет, даже не так. Ванильный пломбир. А губы? Мягкие, влажные, пухлые. Ширнуло так, что сам же и вцепился в неё. Целовал в ответ, будто сожрать её решил. Одним словом — животное. Ещё и лютый стояк словил, надеюсь, не заметила. Опять же, в своё оправдание скажу: Белова охренеть как красива, фигурка на пятёрочку, задница — отпад, грудь визуально, должна идеально умещаться в ладони. А глазища какие! Проще говоря, надо быть полным импотентом, чтобы не реагировать на такую женщину.

Ну а дальше ещё веселее. Оказалось, что это было отвлекающим манёвром. Я, как тупорылый кобель, повёлся. Слюни распустил, ослабил всякую бдительность. Стала бы такая принцесска сосаться с каким-то водителем, охранником или все вместе. Ей надо было нашу сосамбу сфотографировать! Полный фатал*. Честно, думал, шею ей сверну, руки переломаю. Можно было бы реально немного применить силу и её же пальцем разблочить телефон. Но я, к счастью, не её муженёк, который, похоже, играет с ней, как с грушей для битья. В итоге, чтобы не натворить дел, вышел закинуться никотином, проветрить мозги. Элементарно успокоиться. А как вернулся в дом охраны, решил обратно натянуть маску серьёзного водителя. Всё с уважением, как положено. “Яна Викторовна, удалите эту фотографию…” — заблеял, но она в отказ. Викторовна пошла ещё дальше. Предложила сотрудничество. А долбанное фото как гарант. Если по-простому, она меня решила шантажировать. Точно долбанутая! Повторно накатила волна гнева. Не пойми, какими силами сдержал себя, отошёл и плюхнулся в кресло перед мониторами видеонаблюдения. Все мысли только об одном: как теперь разрулить всё. Экологично. А никак! Всё пошло по одному месту, потому что Белов решил вернуться домой часа на три раньше. Пока Янка летела в дом, теряя тапки на ходу, мне пришлось его отвлекать разговорами.

Как я был рад, что дальше меня ждали выходные. За ту неделю конкретно так задолбался. В первый день отсыпался. Спасибо за это Беловой. Правда, и тогда она смогла меня достать, про какую-то толстовку мне задвигала в сообщениях. В душе помнить, забыл о ней. Валяется у нас в каморке, ну и хрен на неё. Вал в жизни не догонит, что эта вещь может быть хозяйской. А самое главное, с её слов: я урод. Поржал, конечно. Вечером с Авелинкой решил по городу прогуляться. Даже букет мелкой своей подарил. Она готова была до потолка прыгать от счастья. Прогуливались, разговаривали обо всём и ни о чём. Но и тут Белова настигла. Какова вероятность случайно встретить её на улице? А я скажу: практически нулевая. Но меня, судя по всему, кто-то проклял. Яна стояла с Валом у цветочного. Красивая вся. Пока исследовал её глазами, заметил на лице припухлость под слоем косметики. Его видно, когда волосы чуть приоткрывают лицо. Ночью этого точно не было. Заметил бы. Значит, снова Белов. Сука! С одной стороны, не моё дело и как-то похрен. С другой… Захотелось отмудохать этого “бойца” так, чтобы кровью харкал и неделю под себя ходил. Настроение моментально полетело вниз. А ведь я с Авой. Сам же её вытащил на прогулку. В кино собрались, потом в бар. Мы и сходили. Но в итоге как не старался веселиться в тот вечер, мысли то и дело возвращались к Яне.