Тюремный охранник, который помог вытолкнуть на каталке моего отца, находящегося без сознания и в наручниках, участвует в драках Кейсона в его свободные ночи и был более чем готов сыграть свою роль в сегодняшних событиях, чтобы получить хорошую зарплату.

Именно в такие моменты выгодно иметь те связи, которые есть у меня. Поверьте мне, когда я говорю, что плачу большие деньги за то, чтобы все это произошло, но я знаю, что в конце концов это будет стоить каждого пенни.

На бумаге и на видеозаписях все выглядит законно. Приходят парамедики и берут на себя сердечно-легочную реанимацию, а вооруженный охранник садится вместе с ними в заднюю часть машины скорой помощи, чтобы поехать в утвержденную больницу. Они уходят, и по дороге Адриан Блэквелл официально кодирует код и объявляет время смерти. Затем его доставляют в морг больницы, где позже его кремируют.

По крайней мере, так говорится в отчетах. На самом деле парамедики ввели лекарства, чтобы обратить вспять то, что сделал доктор Хилл, и в пятнадцати минутах от тюрьмы, вдали от любых возможных камер, моего отца обменяли на тело Джона Доу. Роуму удалось осуществить это, позвонив своему связному в морге. Это именно то дерьмо, которое его семья вытворяет с такими семьями, как Холлоуэй, и за последние пару лет он преуспел в этом. Он имеет дело с более гнусным набором связей, чем я в обычный день. Ему необходимо наладить такие отношения, если он хочет, чтобы его уважали так же, как его отца.

Медики и охранник взяли свои сумки с деньгами и доставили тело в морг больницы. Все трое знают, что произойдет, если они заговорят. Я оставил в каждой сумке флешку с информацией, которую смог собрать за тот короткий промежуток времени, который у меня был, и ничего из этого не получилось. Я считаю, что для них это дополнительная мотивация держать язык за зубами. На всякий случай я буду следить за ними дополнительно, но сомневаюсь, что это понадобится. Они не глупы.

Мы с Роумом погрузили моего отца в заднюю часть машины и поехали на север, к жилому комплексу, который строит компания недвижимости Валентино.

На этот раз в следующем году это будет пригородная помойка, полная кричащих детей и домохозяек, но до тех пор, пока сюда не переедет хорошая семья, это будет последнее пристанище моего отца.

Из багажника внедорожника доносится внезапный стук, и у Роума на пассажирском сиденье поворачивается голова.

— Кто-то просыпается.

— Все в порядке. Открыть глаза — это единственное, что он может сделать прямо сейчас, — мы связали ему лодыжки и заковали руки наручниками за спиной. Капюшон на голове не позволяет ему видеть, а кляп во рту не позволяет ему говорить. Он совершенно беспомощен и уязвим, и именно это он заставил почувствовать Пакса. Это небольшой, крохотный вкус того, через что он заставил своего ребенка пройти.

Роум снова поворачивается на своем месте, но не раньше, чем смотрит на меня скептически.

— Что?

— Ничего, — он пожимает плечами.

— Просто выплюнь это, черт возьми, — рычу я, свернув на пустую темную улицу нового района. Девяносто процентов домов на этой улице представляют собой не что иное, как деревянные каркасы и заливной фундамент. — У тебя есть сомнения?

— Что? Бля, нет. Я буквально только что украл для тебя труп, и ты спрашиваешь меня об этом?

Я смотрю между ним и темной дорогой.

— Тогда в чем проблема? Почему ты так смотришь на меня?

Противоречивое выражение его лица перед ответом безошибочно узнать.

— Операция, которую ты сам строишь, великолепна, и количество влиятельных людей, которые у тебя за яйцами, по меньшей мере, впечатляет, но это не твоя работа, чувак. Ты используешь деньги и секреты, чтобы разрушать жизни. Ты их не берешь, — он делает паузу на мгновение. — Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как впервые убил кого-то? Мне было шестнадцать. Папа взял меня на сделку и, прежде чем мы вышли из машины, подарил мне револьвер. Он сказал, что это на тот случай, если дела пойдут плохо.

Воспитание Роума сильно отличалось от воспитания других детей, с которыми мы ходили в среднюю школу. Пока остальные учились управлять лодками своего отца и посещали балы дебютанток, Роум посещал сделки с наркотиками и оружием. Он учился тому, как выжить в семейном бизнесе, который ему суждено взять на себя.

— Все пошло под откос так быстро, что я едва успевал за происходящим. Этот парень направил пистолет на моего отца, и прежде чем я понял, что делаю, я нажал на курок. Я не думал об этом. Просто сделал это. Лишь несколько дней спустя, когда адреналин утих, я полностью осознал, что покончил с этим. Я не пожалел об этом, то есть он собирался убить моего отца, но он все равно был человеком. Это то, что ты запомнишь, поэтому я просто хочу быть абсолютно уверен, что ты к этому готов. Если нет, я могу нажать на курок вместо тебя. С моей спины не будет кожи. Уже нет.

Он бы не спрашивал меня об этом, если бы знал полную причину, по которой я решил наконец разобраться со своим отцом. Роум знает, когда ему следует, а когда не следует задавать вопросы, и когда я сказал ему, что наконец-то разбираюсь с папой, он просто сказал: «чем я могу помочь?» Он не тупой. Он знает, что что-то вызвало у меня такую внезапную реакцию, но он не выпрашивает информацию. Даже если бы он это сделал, я бы ему это не сказал. Пакс все это время ждал, чтобы доверить мне свою тайну, и я не собираюсь выдавать его всего через три дня.

Если бы роли поменялись местами, я бы в мгновение ока сделал для него то же самое.

— Я должен быть тем, кто это сделает, — говорю я ему, останавливаясь перед домом, который мы выбрали вчера. Мы посмотрели график строительной компании его дяди и знаем, что завтра ей предстоит заливка бетонных плит фундамента подвала.

Команда появится утром, даже не зная, что мы сделали с их строительной площадкой. Они положат арматуру и зальют ее бетоном. Вот так мое преступление и все улики будут навсегда погребены.

Включив фары, чтобы не оказаться здесь в полной темноте, я заглушил двигатель. Выбравшись из машины, я направляюсь к багажнику, чтобы открыть его.

Там меня встречает Роум, и мы оба смотрим на связанного мужчину с кляпом во рту перед нами. Он носит уродливую коричневую тюремную форму и босиком. Мы сняли с него обувь, когда перенесли его в мой багажник. На тот случай, если он окажется достаточно глуп, чтобы сбежать, мы не хотели облегчать ему задачу.

При звуке нашего прибытия голова Адриана с капюшоном дергается в нашу сторону. Его грудь и округлившийся живот, приобретенные им в тюрьме, вздымались от тревожного дыхания.

Могу поспорить, что я последний человек, которого он ожидает здесь увидеть. Он всегда ошибочно полагал, что напугал меня и заставил подчиниться, и что я никогда не попробую сделать что-то подобное. Он не знает, что единственные причины моего согласия были устранены. Меня больше ничего не останавливает.

Челюсти сжимаются так сильно, что я боюсь сломать коренной зуб. Я хватаю его за воротник рубашки и силой вытаскиваю из машины. Связанные лодыжки мешают ему сохранять равновесие, и он с резким, приятным стуком приземляется в грязь.

Его сдавленный стон прорезает тихий ночной воздух, когда он неловко перекатывается на спину, но обрывается, когда мой ботинок вжимается ему в горло. Он на мгновение замирает, страх перед неизвестностью заставляет его застыть под моей подошвой. Это состояние послушания длится недолго, потому что срабатывает его реакция «бей или беги», и он начинает бороться. Связанный, все, что он может делать, это извиваться, как чертов червяк в грязи.

Это жалкое зрелище.

Твёрдо удерживая ногу на месте, я наклоняюсь и срываю с его головы капюшон. Его глазам требуется секунда, чтобы осознать то, что он видит, но я знаю, как только он понимает, что это я. Его глаза расширяются до размеров обеденных тарелок, а рот раскрывается вокруг кляпа.

— Скучал по мне? — спрашиваю я, вскинув голову. — Я решил, что пришло время воссоединиться семьей.