Вставая, я расстегиваю пуговицы своей черной классической рубашки и отбрасываю ее в сторону. Пози, чья голова свисает на грудь между поднятыми руками, оживляется, когда безошибочный звук моей застежки-молнии наполняет маленькую комнату. Я знаю, что она борется с желанием оглянуться на меня, но она выполняет приказ и смотрит на глухую стену перед собой.

Я почти говорю ей, чтобы она оглянулась назад, чтобы она могла увидеть, как сильно она мне причинила боль, но решаю, что лучше, чтобы она просто почувствовала это.

— Давай проверим, насколько хорошо твое тело запомнило, как принимать мой член.

Обмакивая руку между ее мокрыми бедрами, я собираю немного оставшейся там влаги и смазываю ею свой член. Любуясь тем, как ее попка приобрела красивый розовый цвет от моих грубых прикосновений, я глажу себя, уделяя особое внимание пирсингу. Раз, два, три раза.

— Твоя киска скучала по мне?

Еще не входя в нее, я выстраиваюсь позади нее и скользю через ее влажный центр. Она задыхается, когда головка моего члена ударяется о ее клитор.

— Скажи мне, Пози. Я все еще единственный мужчина, который трахал твою пизду? — я чувствую себя уверенно, задая такой коварный вопрос, потому что уже знаю ответ. Я знаю имена всех мужчин, с которыми она проводила время на Восточном побережье. Мне также были переданы их номера телефонов, номера социального страхования, домашние и рабочие адреса. Если человек слишком долго дышал одним воздухом с Пози, его информация отправлялась мне.

— Не твое дело.

— Неправда, — рычу я, подталкивая член к входу в ее киску. Я продвигаюсь вперед, едва растягивая ее, прежде чем отступить и продолжить то, что делал раньше. С каждым прикосновением к ее половым губам мой член все больше покрывается ее возбуждением. — Все, что касается тебя, — мое дело. А теперь ответь на этот чертов вопрос.

С разочарованным вздохом она делает то, в чем исторически не преуспела. Она говорит правду.

— Я встречалась с парой парней, пока тебя не было. Это никогда не было серьезным и никогда не заходило слишком далеко. Никто из них никогда… — она замолкает, борясь со стоном, который я вырываю из нее, когда снова ударяю ее по клитору. — Они никогда меня не трахали. Итак, чего бы это для тебя ни стоило, Рафф, ты единственный, с кем я была.

С триумфом, разливающимся по моим венам, я ухмыляюсь.

— Оно все еще стоит всего.

Держась за ее бедро, мои пальцы впиваются в ее кожу, причиняя синяки, я толкаю член внутрь. Рот Пози открывается в беззвучном вздохе, и когда я погружаюсь глубже, она вообще перестает дышать. Мир вокруг нас перестает существовать, и я на мгновение возвращаюсь в мир, где есть только она и я. Каждая мысль и каждая клеточка моего тела поглощена ею.

Полностью погружен внутри нее, я выхожу из тумана, в котором оказался. Прошло почти шесть лет с тех пор, как я трахал ее, и, как наркоман, снова принявший любимый наркотик, я начинаю гоняться за кайфом, который меня ждет.

Я отстраняюсь и врезаюсь в нее. Безжалостно и без всяких ограничений я беру у нее все, что хочу. Ее мышцы жадно сжимаются вокруг меня, словно в приветственных объятиях, каждый раз, когда я погружаюсь в нее по самый яйца.

Несмотря на все время, прошедшее с тех пор, как ее как следует трахнули, она не уклоняется от жестокости моих движений. Каждого из них она встречает со своей энергией и непреклонной потребностью. Сознание того, что завтра ей будет чертовски больно из-за этого — из-за меня — доставляет мне удовольствие.

— Какая шлюха для моего члена, — я кусаю, обхватывая пальцами ее длинный хвост.

Она ворчит, когда я заставляю ее голову откинуться назад. Я сосу и кусаю ее шею, прямо поверх кожаного колье, которое она носит. Завтра у нее там будут отметки, и я надеюсь, что она будет носить их с таким же достоинством, как и мой ошейник. Мне придется продолжать придумывать способы заклеймить ее как свою. Я не удивлюсь, если Однажды утром проснусь с желанием вытатуировать свое имя на ее идеальной заднице.

Мне бы хотелось, чтобы мое имя выглядывало из-под ее купальника, пока она танцевала.

Под этим новым углом ее голова слегка повернута. Ее ошеломленные и тяжелые глаза встретились с моими. Ее лицо находится настолько близко, что я могу чувствовать каждое быстрое дыхание ее приоткрытых губ, касающееся моих. Раньше именно тогда я бы ее поцеловал. Мне нравилось, когда мне приходилось глотать ее стоны, когда она кончала.

Вместо этого я решаю заставить ее подавиться ими. Отпуская ее волосы, я засовываю пальцы, все еще чувствующие ее вкус, в ее рот. Она давится, когда они заходят слишком далеко. Пози пытается повернуть голову, чтобы освободиться, но я сильнее нажимаю на ее язык, удерживая ее на месте.

Смесь стонов и удушающих звуков наполняет комнату, пока мы оба приближаемся к кульминации. Стенки ее пизды вокруг моего члена начинают дрожать, а у меня начинает покалывать позвоночник. Кажется, что все слишком жарко: комната, воздух, которым мы дышим, наша кожа.

Пози первой падает с края. Ее зубы впиваются в мои пальцы, и на мгновение я беспокоюсь, что она действительно может их откусить, но вся забота покидает меня, и мое тело пронзает раскалённое удовольствие.

Я еще раз глубоко вонзился в Пози. Мы стонем в унисон, когда моя горячая сперма наполняет ее киску.

Мы оба тяжело дышим, я убираю пальцы от ее рта и тыльной стороной ладони вытираю слюни, которые я вызвал с ее подбородка. Ее руки дрожат, когда она изо всех сил пытается удержаться в желаемом мной положении у стены.

У нее перехватывает дыхание, когда мой все еще полутвердый член выскальзывает из ее центра. Наблюдая, как из нее капает сперма, я не могу не задаться вопросом, было ли трахание ее лучшим или худшим, что я мог сделать.

Собирая то, что уже вырвалось из ее киски, я заталкиваю это обратно в нее большим пальцем.

— Я хочу, чтобы ты почувствовала, как я вытекаю из тебя по дороге домой, чтобы ты вспомнила, какой хорошей шлюхой ты была для меня.

Пози

Возраст: 15 лет

Всегда странно, когда Адриан присоединяется к нам за ужином.

Подшучивание, которое обычно происходит во время еды между нами троими, отсутствует. Пакстон почти не отрывает глаз от своей тарелки, а позвоночник Рафферти настолько тверд, что можно подумать, что он сделан из металлического стержня.

Молли, которая вообще никогда не бывает голодной, просто раскладывает еду по тарелке и режет ее на все более мелкие кусочки. По крайней мере, когда он уйдет, она откусит несколько кусочков того, что приготовил повар. Она кажется более расслабленной, когда ее муж на работе. Когда он здесь, она становится заботливой домохозяйкой. Она ни разу в жизни не готовила еду, но ставит ему тарелку так, как будто это она часами стояла у плиты, и несколько раз встает из-за стола, чтобы наполнить его стакан. Когда он говорит ей спасибо, ее глаза, обычно тусклые, загораются радостью.

Когда он дома, вся динамика отключается. К счастью, он ест с нами всего пару раз в месяц. В остальное время он либо уезжает из города, либо завоевывает и обедает бизнес-клиентов.

Откусывая стручковую фасоль, я пытаюсь установить зрительный контакт с Рафферти. Он сидит прямо напротив меня за большим большим столом. Это другое дело. Мы едим в официальной столовой только тогда, когда Адриан дома. Остальное время мы проводим в небольшом уголке для завтрака на кухне. Это гораздо более непринужденно, и я бы предпочла, чтобы мы были там сейчас.

Рафферти смотрит куда угодно, но не прямо на любого, кто сидит за столом. Как будто он изо всех сил старается заблокировать свое нынешнее окружение. Хотела бы я знать, почему он так напрягается, когда его отец дома.

Адриан вытирает лицо тканевой салфеткой, прежде чем сказать:

— Пакстон, твоя мать рассказала мне, что на днях ты пригласил девушку на предстоящий танец, — глаза Пакса отрываются от тарелки, и он выпрямляется на стуле.