Все мое тело трясется, когда ее ловкие пальцы обхватывают мой член, а ее большой палец распределяет каплю преякулята по головке и моему пирсингу. Когда я выдыхаю, я чувствую ее улыбку на своих губах. В конце концов, то, что доставляет мне удовольствие, все равно делает ее счастливой. На данный момент я не уверен, у кого из нас больше проблем с головой. У нас может быть ничья, и меня это устраивает.

Она держит мой член в кулаке и медленно опускается вниз. Дюйм за дюймом ее тело вытягивается, приспосабливаясь ко мне, и при этом она запрокидывает голову. Ее стоны смешиваются с раскатами грома за много миль отсюда, и ее обнаженное тело нагревается от моего, несмотря на холодный ветер.

Руки сжимают ее бедра, мои пальцы впиваются в ее нежную кожу.

— Трахни меня, — приказываю я, отчаянно требуя, чтобы она пошевелилась. Моя власть над собой висит на чертовой нити.

Поднявшись на колени, она почти полностью приподнимается с моего члена, прежде чем снова опустить бедра. Этот шаг заставляет нас обоих стонать. Она делает это еще дважды, прежде чем войти в устойчивый, быстрый ритм. С каждым ее нисходящим толчком я сопоставляю ее с одним из своих. Мы яростно сталкиваемся друг с другом, но мы оба можем это выдержать. Мы оба этого хотим.

Нет, нам обоим это нужно.

Ее висок прижимается к моему, а руки обвивают мою шею. С каждым вдохом воздуха, который я выталкиваю из ее легких, я чувствую, как он свистит у моего уха. Я целую ее шею и плечо, облизывая, посасывая и покусывая ее гладкую кожу. Меня охватывает предвкушение увидеть, какие следы я оставляю после себя.

Ее дыхание превращается в хриплые рваные вдохи, а толчки набирают скорость. Она близко, и по тому, как мои яйца начинают сжиматься, я знаю, что я тоже.

— Вот и все, — подбадриваю я сквозь стиснутые зубы. — Как будто ты никогда не переставала скакать на моем чертовом члене. Твое тело точно помнит, что делать и что ему нравится, — взявшись за ее волосы, я оттягиваю ее голову назад, обнажая нежное горло.

— Ты думала об этом — думала обо мне, — когда позволяла другим мужчинам прикасаться к тому, что принадлежит мне? Это помогло тебе выбраться?

Ее ногти царапают мои плечи и грудь.

— Да, — почти мурлычет она. — Ты думал, что это я стою перед тобой на коленях, когда ты позволяешь другим шлюхам отсасывать тебе?

Я пытался остановить себя, но мне это никогда не удавалось. Когда я посмотрел на этих безликих женщин, я увидел медовые глаза Пози, смотрящие на меня.

— Каждый раз. Я никогда не мог стереть память о тебе.

— Хорошо, — стонет она, прежде чем прижаться губами к моим. Когда ее бедра начинают трястись, а киска сжимает меня, я жадно глотаю ее стон, словно порцию алкоголя, когда она кончает за мной.

Я вливаюсь в нее еще дважды, прежде чем меня охватывает раскаленное добела удовольствие, и я изливаюсь глубоко внутрь нее. Она выжимает из меня каждую каплю и при этом чуть не крадет мою способность дышать.

Пози

Не знаю, как долго я лежу здесь, положив голову ему на плечо, пока он чертит круги по моему позвоночнику, но прошло достаточно времени, чтобы ветер сменил направление, и моя кожа похолодела от постоянного дождливого бриза.

Рафферти, должно быть, чувствует, как я дрожу рядом с ним, потому что его рука гладит мою спину.

— Ты замерзаешь. Давай вернемся внутрь, — он пытается сесть, но я не двигаюсь вместе с ним. Во всяком случае, я крепче хватаюсь. — Детка, серьезно, у тебя мурашки по коже.

Его возвращение, назвавшее меня таким милым именем, вызвало во мне жар, а приступ страха отозвался эхом в моих костях. Сегодняшний вечер кажется поворотным моментом, но я боюсь, что изменения носят временный характер, и он проснется утром и вспомнит, что думает, что я его предала. Что он все еще меня ненавидит. И поэтому я цепляюсь за него и не хочу двигаться. Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался. Ему не обязательно было произносить эти слова вслух. Я слышала его нежность в его прикосновениях и взгляде в его холодных глазах. Эти действия наиболее близки к извинениям, на которые Рафферти способен прямо сейчас. Он знает, что на прошлой неделе он зашел слишком далеко, приставив мне к лицу пистолет, а затем нож. Я также знаю, почему он вел себя таким образом, но это не значит, что это все еще не напугало меня до чертиков.

Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать, что нежность, которую он проявил сегодня вечером, не продлится долго. Это не он. Он грубый и требовательный, и мне это в нем нравится. Я просто не хочу, чтобы враждебность, которая прилипла к нему, как ядовитое облако, вернулась. Я не хочу, чтобы между нами снова воздвиглись стены из колючей проволоки. Это принятие желаемого за действительное, но я буду держаться за эту полоску света, как будто это моя линия жизни, ведущая к нему.

— Еще минутку.

Он не слушает мою просьбу. Взяв дело в свои руки, он держит меня под бедрами и с удивительной легкостью встает со стула. Мои руки инстинктивно обвивают его шею, чтобы не упасть, хотя я знаю, что он меня не уронит.

Сдерживая улыбку, я поддразниваю:

— Теперь ты просто хвастаешься.

Он почти не издает ни звука, но я знаю, что он смеется по тому, как его обнаженная грудь слегка трясется рядом с моей. Это маленькая победа, от которой мое сердце трепещет. Раньше мне удавалось рассмешить его без особых усилий, и теперь моя цель сделать это снова. То есть, если он мне позволит.

Он не усыпляет меня, пока мы снова тихо не входим в мою спальню. Глядя через его плечо, я проверяю, как там Пакс. Я чувствую себя немного виноватой за то, что оставила его, но не похоже, что он сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как мы вышли из комнаты. Если бы не тот факт, что я слышу его тяжелое дыхание с другого конца комнаты, я бы пошла туда, чтобы проверить его. Какая бы комбинация алкоголя и таблеток ни присутствовала в его организме, я нервничаю. Все, что потребуется, — это слишком много таблеток, чтобы сделать что-то необратимое, как это сделала Молли.

Стоя на ковре, я держусь за бока Рафферти и киваю в сторону двери ванной.

— Мне нужно принять душ и вернуться к нему.

Он смотрит на спящего брата, тревожно нахмурив брови.

— Я знаю, что ему снятся кошмары. Я слышал, как он кричал посреди ночи, но он никогда не рассказывал мне, что ему снится. Он тебе сказал?

— Нет, он этого не сделал, — и это правда. У меня есть довольно хорошая идея, но Пакс никогда не вдавался в подробности о том, какие монстры населяют его сны. — Все, что я знаю, это то, что это помогает ему, когда ему не приходится спать одному.

Глядя на землю, нервно сжимая руки на его теплой коже, я тихо добавляю:

— Ему нужна помощь, Рафф. Больше помощи, чем любой из нас может ему оказать.

Я надеялась, что однажды Пакс откроется своему брату, и они вместе смогут оказать ему необходимую помощь. Понятно, что он все еще несет бремя всего этого в одиночку, и это медленно убивает его в процессе. Я пыталась поговорить с ним о том, чтобы получить надлежащую помощь, когда нам было шестнадцать, но он был не готов к этому, и я не давила на него.

Не смогла его подтолкнуть. Я полностью понимала и уважала, что с этим ему придется иметь дело в своем собственном темпе. Он заставил меня пообещать, что я никогда никому не расскажу об этом, и это секрет, который я унесу с собой в могилу, несмотря ни на что.

— Я знаю, — торжественно отвечает Рафферти через напряженный момент.

Я не хочу давить на Пакса, но я не могу сидеть сложа руки и позволять ему заниматься самолечением. Должен быть способ помочь ему, не заставляя его признавать то, к чему он не готов.

Поднявшись на цыпочки, я прижимаюсь губами к его щетинистой челюсти.

— Мы с этим разберемся.

Я не уверена, что Рафферти хочет моей помощи, но я все равно сообщаю ему, что я здесь.

Отпустив его, я направляюсь в ванную, чтобы быстро принять душ. Я не знаю, планирует ли он присоединиться ко мне, поэтому на всякий случай оставляю дверь незапертой.