Подростковая версия Рафферти была горячей, но у взрослой версии многие колени были слабыми, а трусики мокрыми.

Он хорошо выглядит, и проходящие мимо девушки, прикованные к нему жадными глазами, тоже это знают. В небольшой группе, направляющейся в его сторону, я замечаю девушку, которая подталкивает свою подругу и не так тонко жестикулирует в сторону Рафферти. Их головы склоняются близко друг к другу, они шепчутся и смотрят.

Прислонившись к перилам короткой лестницы, ведущей к двери здания, я жду, чем все закончится, и ревность бурлит во мне. Это отвратительное и горькое чувство, и я не совсем знаю, имею ли я право так себя чувствовать, но я не могу его контролировать. Как будто у него есть собственный разум.

Девушка, которая заметила его первой, застенчиво машет ему рукой, когда они приближаются, и ее накрашенные губы шевелятся, когда она приветствует его. Отсюда я не слышу, что она говорит. Не то чтобы это имело значение. Мне не нужно это слышать, чтобы знать, что мне это чертовски не нравится.

Рафферти едва поднимает голову, чтобы признать ее. Его холодные ледяные глаза вежливо смотрят на нее. Девушка пытается сказать ему что-то еще, но он не слушает ни слова, потому что наконец заметил, что я смотрю.

Скрестив руки на груди и небрежно скрестив лодыжку с другой, я наклоняю к нему голову. Губы вытянуты в понимающей ухмылке, он безмолвно швыряет сигарету под ноги девушки. Она визжит и отбегает, чтобы не обжечься. Кокетливый взгляд мгновенно исчезает с ее лица. Свирепо она щелкает что-то, что, как я могу только предположить, не очень приятное, когда он проходит мимо нее и направляется в мою сторону.

Ее разозленный взгляд только усиливается, когда он просовывает пальцы под кожу вокруг моего горла и притягивает мое лицо к своему. Последнее, что я вижу перед тем, как закрыть глаза и поддаться его хватке, — это она уносится прочь, а ее подруга следует за ней.

Все это напоминает мне время, проведенное в Хэмлок-Хилл. Я не знаю, как ему это сошло с рук, но он всегда ждал меня возле моего класса, прежде чем нас отпускали. Он целовал меня на глазах у всех, как сейчас, как будто ему нужно было напомнить себе и всем, кто смотрит, что я принадлежу ему. Я не могу не задаться вопросом, является ли это его мотивом сейчас, когда его язык пробегает по уголку моих губ, и я открываюсь для него.

Обхватив меня руками за шею, он целует меня до тех пор, пока моя кожа не становится слишком теплой, а дыхание не сбивается в короткие, усталые вздохи. Мне приходится отступить, прежде чем мы дойдем до точки невозврата, и я затащу его внутрь, в пустой класс. Если бы у меня было на это время, я бы не стала долго раздумывать, но мне нужно идти на работу через двадцать минут, и мне все равно придется зайти в свою квартиру, чтобы переодеться.

— Не думаю, что она когда-нибудь снова будет с тобой флиртовать, — поддразниваю я, впившись зубами в нижнюю губу. Просто чтобы посмотреть, что он скажет, я саркастически добавляю: — Облом.

Его глаза сужаются, и я не упускаю блеск юмора, который мелькает в них.

— Я опустошен потерей, — проведя большим пальцем по одному из многочисленных любовных укусов, которые он оставил на моем горле, он говорит: — Тебе следует чаще ревновать. Мне это нравится.

Мне не следует ничего говорить, потому что я не хочу портить его хорошее настроение, но я не могу сдержаться.

— Я не знала, что имею право ревновать.

Он стоит там и смотрит на меня. Хотя он ничего не говорит вслух, я вижу сотню разных мыслей, отраженных в его пустом выражении лица. Он делает то, что делал всегда. Работая над своими мыслями и эмоциями и пытаясь найти способ выразить их словами.

Понимая, что мне не следовало его толкать, я вздрагиваю и нервно делаю шаг назад.

— Прости, мне не следовало говорить…

Он чертовски удивляет меня, прерывая меня и говоря:

— У тебя такое же право, как и у меня, — он притягивает меня к себе за обрезанный край толстовки. — Я имел в виду то, что сказал. Мне нравится, когда ты ревнуешь. Это действительно чертовски жарко.

Я стараюсь не слишком довольствоваться той переменой, которая происходит между нами, потому что знаю, что он не полностью меня простил. Почти шесть лет гнева не исчезнут за одну ночь. Я думаю, он пытается отпустить это, но я знаю, что достаточно одного неверного движения, чтобы все вернулось обратно.

— Хорошо, — киваю я, борясь с легкой улыбкой. — Когда я проснулась сегодня утром и увидела, что ты ушел, не попрощавшись, я подумала, может быть, ты обо всем пожалел.

Он берет меня за руку, и мы спускаемся по нескольким ступенькам бок о бок. Люди смотрят на нас — ну, на него — пока мы проходим. Все в кампусе знают, кто он такой, и они также знают, что Рафферти Уайлд не держится за руки с девушками. Если он осознает внимание, то не признает его.

— Пакс проснулся, и его чуть не стошнило на твой ковер. Он успел дойти до ванной вовремя, но я знал, что их будет еще больше, поэтому вытащил его оттуда так быстро, как только мог. Тебе было холодно, и, поскольку я уже не давал тебе спать большую часть ночи, я не хотел тебя будить.

— Ох… — бормочу я, чувствуя себя немного смущенной тем, сколько беспокойства я чувствовала все утро из-за всего этого.

Он молчит, пока мы не доходим до парковки, и я не замечаю его яркую черную спортивную машину.

— Черт, я все время забываю, — отпустив его руку, я роюсь в своей холщовой сумке, пока не нахожу то, что ищу. — Вот ключи от твоей машины.

Брелок с логотипом «Мерседеса» болтается у меня на кончиках пальцев, но он к ним не тянется. Вместо этого он трясет головой.

— Держи их у себя. Я не хочу, чтобы ты больше шла домой в темноте.

Я смотрю на него.

— Я не оставлю себе твою G-Wagen.

Его глаза закатываются на меня.

— Я не даю это тебе, я позволяю тебе одолжить это, — брови нахмурены, его лицо становится серьезным, когда я снова открываю рот. — Не спорь со мной, черт возьми. Ты проиграешь и ты это знаешь. Ехать домой будет безопаснее.

Он прав. Я проиграю этот спор, да и времени у меня на него все равно нет. Я неохотно бросаю ключи обратно в сумку.

Подойдя ближе, он целует меня в макушку.

— Собери сумку, когда вернешься домой, и после работы отправляйся ко мне. Ты останешься со мной.

— Я?

— Сегодня вечером Пакс спит в своей постели, и мне нужно быть рядом, чтобы убедиться, что он больше не уйдет. Если я это сделаю, я не смогу трахать тебя в твоей постели. Так что тебе придется приехать ко мне, потому что, если ты думаешь, что я проведу ночь без твоей киски, ты ошибаешься.

— Это приказ? — спрашиваю я, не обращая внимания на то, как трепещет мой живот и напрягаются нижние мышцы.

— Ты чертовски права, это так.

Смеясь над ним, я толкаю его в грудь.

— Ладно, мне нужно найти наряд, который скроет твои работы. Я не хочу объяснять, что такое засос, семилетним детям, — или их родителям.

Рафферти

Я не смог бы отклониться дальше от своего первоначального плана, даже если бы попытался.

Целью было сломить ее и заставить возненавидеть меня. Когда я закончил с ней, она не должна была хотеть находиться рядом со мной. Я хотел, чтобы она убежала от меня со страхом и ужасом, но с той ночи в ее постели резкий и легкий сдвиг только прогрессировал. Я имею в виду, черт возьми, на прошлой неделе я сказал ей собрать сумку, чтобы провести со мной одну ночь, и мы собираемся провести десятый день, когда она будет у меня дома.

И это не потому, что она решила жить со мной и никогда больше не уходить, как любитель пятого этапа. Пози каждую ночь пытается вернуться в свою квартиру, но это я ей мешаю. Я не хочу, чтобы она уходила, и возникающие при этом хаотичные мысли чертовски сбивают с толку.

То, что я чувствовал к ней, когда был моложе, вновь всплывает из глубин, где я это похоронил, и начинает затмевать гнев и вину, которые я так долго возлагал на нее. То, что я планировал сделать с ней, стало далекими мыслями, и каждое утро я просыпаюсь рядом с ней, и мне все меньше и меньше кажется, что я не верен памяти моей матери.