Он в агонии.

— Мне было слишком стыдно, — признается он, глядя на стену, перед которой все еще сидит. — Я не знал, как это сделать.

Рука Раффа закрывает рот, а глаза закрываются, как будто он не может заставить себя больше смотреть на шрамы, оставленные отцом. После долгой паузы его рука безвольно падает обратно на бок.

— Тебе нечего стыдиться. Это не твоя вина. То, что он оставил эти следы на нашей коже, не было нашей виной..

Пакс снова напряженно поворачивается к брату. Я наблюдаю, как он изо всех сил пытается сохранить с ним зрительный контакт, но в конечном итоге, когда он говорит, ему приходится смотреть на свои татуированные руки.

— Мне не было стыдно за следы укусов, Рафф. Мне было стыдно за то, что он делал со мной, когда уходил от них.

Рафферти

Дважды я чувствовал, как мой мир вокруг меня рушился. Первый раз был, когда я кричал на Пози на улице, когда моего отца сажали на заднее сиденье полицейской машины. Второе произошло, когда Пакс нашел нашу полностью одетую мать погруженной в ванну. Теперь, слушая, как мой брат раскрывает правду после всех этих лет, я чувствую, как она рушится в третий раз.

Это не ее вина. Ничего из этого нет.

Он появлялся в моей комнате.

Мне не было стыдно за следы укусов. Мне было стыдно за то, что он делал со мной, когда уходил от них.

Я принял боль, которую причинил мне отец, со стиснутыми зубами и со всем достоинством, на которое только мог, потому что думал, что тем самым я защищаю Пакстона. Если гнев нашего отца был направлен на меня, я думал, что это удержит его от того, чтобы сделать то же самое с моим младшим братом.

И теперь, спустя все это время, я узнаю, что был неправ и подвел своего брата.

Я подвел Пакса.

И следы укусов на его спине — тому подтверждение.

Мука в его глазах, когда он рассказывает о другой невыразимой и зловещей боли, которую он перенес от рук нашего отца, является доказательством этого.

Ничто из того, что я пережил, никогда не сравнится с тем, через что пришлось молча пройти Паксу. Физические шрамы, которые я ношу с собой, бледнеют по сравнению с эмоциональными шрамами и травмами, с которыми он справлялся все это время.

Пиво, которое я выпил ранее, начинает сильно переворачиваться в моем желудке, когда я представляю, как мой отец пробирается в спальню своего младшего сына.

Было так много шансов, что я мог бы разобраться с отцом — вообще устранить проблему. Я был больше. Сильнее. Я мог бы уложить его на пол, истекая кровью, прежде чем он успел бы снять ремень, но я этого не сделал. Я никогда этого не делал, потому что боялся последствий для моей семьи. Если бы я убил его, это уничтожило бы мою мать, а если бы я этого не сделал, я боялся, что он приложил руки к Паксу. Я не видел способа остановить это, не причинив вреда никому из них.

Все, чего я когда-либо хотел, — это обеспечить безопасность моей матери и брата, но я не мог этого сделать. Я не мог защитить их от отца.

И теперь я знаю, что я никогда не защищал его. Это была Пози.

Она самоотверженно взяла на себя сокрушительную тяжесть вины и безжалостность моей ненависти, чтобы защитить моего брата. Хотя на самом деле она тоже не сделала ничего, что заслуживала бы.

Рвота появляется прежде, чем я успеваю добраться до маленького мусорного бака в углу. Половина содержимого моего желудка попадает в пластиковый контейнер, а другая половина, к счастью, попадает в пластиковый мешок для мусора. Я стою в углу до тех пор, пока в моем организме ничего не остается, и я не вздымаюсь.

Мое тело дрожит, когда я вытираю рот рукавом. На нетвердой ноге я поворачиваюсь к ним обоим. Пока я был занят другими делами, Пози сдвинулась со своего места у стены и встала у кровати моего брата. Ее глаза полны слез, когда она помогает ему завязать больничную рубашку на спине.

Непоколебимая преданность, которую он проявил к ней в годы моей мести и гнева, имеет для меня смысл. Как и его зависимость от веществ.

Ложь, которая так долго скрывала правду, рассеялась, и я наконец-то вижу полную картину. Это мучительно и душераздирающе, и я не знаю, как я никогда не догадывался об этом раньше. Все это было прямо передо мной.

— Все это время… ты знала? — задыхаюсь я, отступая назад и прислонившись к стерильной белой стене.

Ее лицо морщится. Ее брови нахмурены, и она плотно сжимает губы, чтобы сдержать рыдания. Все, что она может сделать, это отрывистый кивок.

Мой брат поднимает голову и наконец смотрит на меня.

— Она позволила тебе поверить, что сделала все сама, чтобы защитить тебя, потому что я взял с нее обещание никогда никому не рассказывать о том, что папа сделал со мной. Я не мог — не могу — справиться с тем, чтобы кто-то знал. Пози никогда не была виновата, Рафф, — его руки обхватывают себя, словно защитное одеяло. — Это не ее вина, что мама приняла эти таблетки и умерла. И это не ее вина, что я сейчас здесь. Во всем я виноват.

Пози кладет руку ему на плечо.

— И это не твоя вина, — когда он берет ее руку в свою, она одаривает его призрачной улыбкой. — Я знаю, что это невероятно сложно, но ни на секунду не позволяй себе в это поверить.

— Мне очень жаль, через что я тебя заставил пройти, П, — Пакс снова смотрит на меня. — Через что я заставил вас обоих пройти. Мне хотелось бы вернуться назад и поступить иначе. Боль, которую это причинило вам, ребята…

Мое горло так сжимается, что я не знаю, смогу ли говорить.

— Нет, — Пози качает головой. — Не возвращайся туда, потому что, в конце концов, я все равно сделаю то, что сделала, чтобы защитить тебя. Вас обоих. Это все, что когда-либо имело для меня значение.

Она позволила мне ненавидеть ее, причинять ей боль, просто чтобы сохранить тайну моего брата. При этом она разбила мне и себе сердце, потому что Пакс попросил о помощи, и она не раздумывала об этом дважды. Она охотно пожертвовала всем, что у нас было, и будущим, которое мы планировали, чтобы спасти его от монстра, которым является мой отец. Она спасла его, но я потерял ее.

Мои колени, которые трясутся так же сильно, как и все остальное, наконец подкашиваются, и я падаю на стену. Ламинат холодит мои джинсы и приятно ощущается на моей слишком теплой коже. Ноги подтянуты к груди, голова падает на руки.

Как я мог пропустить то, что происходило с Паксом. Мы жили под одной крышей, и все же я совершенно не обращал внимания на боль, которой он подвергался. Знаки были там. Кошмары и перемены в его личности в середине первого года обучения должны были напоминать светящиеся неоновые вывески, предупреждающие меня.

Блять. Он был слишком чертовски молод, чтобы иметь дело с этим.

Протирая лицо рукой, я вытираю слезы, которые, как я даже не заметил, упали из моих закрытых глаз.

— Я…блять. Прости, Пакстон, — удаётся выдавить мне. — Мне жаль, что я не знал, что тебе нужна помощь.

— Откуда ты должен был знать? Я очень старался скрыть, что это происходит. От всех.

— Мне следовало уделять больше внимания, — в те ночи, когда я пробирался в кровать Пози и крепко спал рядом с ней, я понятия не имел, какие отвратительные вещи происходили через несколько домов дальше. Если бы я не был так отвлечен и поглощен своими отношениями с Пози, смог бы я понять, что происходит?

Не в силах больше сидеть на месте, мне удается оторваться от земли. Я чувствую на себе две пары обеспокоенных взглядов, когда начинаю расхаживать по комнате.

— Мне жаль, что ты оказался в положении, когда ты чувствовал, что должен защищать меня от него. Это было нечестно на тебя нападать. Ты был всего лишь ребенком.

— Ты тоже… — бормочу я так тихо, что не уверен, что кто-то из них меня слышит. — Таким был и ты, — повторяю, но на этот раз с прерывистым ревом.

Внезапная волна ярости, охватившая меня, не поддается контролю, и мой кулак пробивает ближайшую стену, прежде чем я успеваю осознать, что делаю. Я не чувствую, когда гипсокартон трескается у меня под пальцами. Я уверен, что почувствую это завтра, но на тот момент это проблема.