Источник их алкоголя находится на дальней стене. Бар представляет собой большую конструкцию из темного дерева, которая выглядит совершенно неуместно. Опять же, здесь все не на своем месте. Двое мужчин в белых рубашках и красных бархатных спортивных куртках готовят напитки за барной стойкой. Один из них передает напиток женщине, сидящей на стойке бара, а другой передает пару стаканов девушке, на которой нет ничего, кроме лоскутков черной ткани. Ее наряд выглядит так, как будто он скреплен одной нитью и одной лишь волей. Он пересекает и обволакивает изгибы ее тела. Единственные части ее тела, которые закрыты, — это соски и промежность, и даже в этом случае одно неверное движение может привести к смещению крошечных кусочков ткани. Поскольку вся ее задница видна в стрингах, действительно удивительно, почему они вообще потрудились скрыть ее анатомию.

Темноволосая девушка ставит напитки на поднос и, покачиваясь, на шестидюймовых каблуках доставляет их игрокам, сидящим за ближайшим столиком. Она выглядит просто уверенной, кокетливо улыбается и кладет руку на плечо одного из мужчин. Даже с золотым кольцом на пальце он не уклоняется от ее внимания.

Осматривая комнату, я обнаруживаю еще двух девушек, одетых в похожую одежду.

Внезапно меня осенило, что я буду делать здесь сегодня вечером. В моем желудке смешалась сложная смесь отвращения, смущения и раздражения. Руки скрещены на груди, мой взгляд скользит к вдохновителю всего этого.

— Ты не можешь быть серьёзным. Это то, что ты хочешь, чтобы я сделала? — мой подбородок кивает в сторону девушки, флиртующей с женатым мужчиной. — Ты хочешь, чтобы я раздавала напитки и флиртовала с твоими клиентами?

Он игнорирует меня и задает собственный вопрос.

— С чего ты взяла, что они мои?

Я закатываю глаза на это.

— Ты единственный человек, которого я знаю, кто мог бы создать что-то подобное в кампусе университета и избежать наказания за это. Что-то столь грандиозное, как это, не может оставаться незамеченным навсегда, поэтому руководство кампуса должно знать об этом. Если бы они могли что-то сделать, чтобы остановить это, они бы уже это сделали, а это значит, что они не могут. Я предполагаю, что ты заключил сделку с кем-то влиятельным, чтобы остаться в бизнесе, — во многих отношениях Рафферти стал для меня чужим, но я готова поспорить, что знаю его лучше, чем большинство. Нахождение в разлуке так долго не означает, что мы забываем свое прошлое. — Это те же самые старые игры, в которые ты играл. Ты только повысил их цену и масштаб.

Он не подтверждает мою правоту, но ему и не обязательно. Мы оба знаем, что так и есть.

— Я не хочу, чтобы ты ждала и флиртовала с игроками, — говорит он, возвращаясь к моему предыдущему мнению, будто мы не говорили совершенно о чем-то другом.

— Нет?

— Нет, я хочу, чтобы ты обслужила меня. Помнишь, как я говорил тебе, что ты будешь моей сукой, развлечением и шлюхой? — раньше ухмылка на его лице заставляла мое сердце биться чаще, но теперь она наполняет меня только страхом. — Добро пожаловать в сукинскую часть твоего наказания.

Пози

Одежда, которую он держит на вешалке, выглядит просто как клочки случайной кожи. Это не похоже на то, что можно или нужно носить. Большую часть своей жизни я танцевала в купальнике перед сотнями людей. На сцене, где прожекторы освещали каждое мое движение, я думала, что это было самое открытое из того, что я могла сделать. Рафферти только что доказал, что я ошибалась.

— Это то, что ты хочешь, чтобы я носила? — я открываю рот, указывая на… Я даже не знаю, как мне это назвать. Сказать, что это наряд, было бы слишком щедро.

— Я выбрал это сам.

— Конечно, ты это сделал.

Это то, что носят люди, подвешенные к потолку БДСМ-подземелья. Есть даже серебряные кольца, соединяющие кусочки кожи, которые, я готова поспорить, предназначены именно для этого.

— Я ни на секунду не подумала, что ты этого не сделаешь.

— Ты всегда знала, что мне нравится, — хотя его заявление звучит лишенным эмоций, когда оно исходит из его уст, для моих ушей это все равно, что кто-то тыкает в заживающий синяк.

Я горжусь собой, когда могу сдержать реакцию лица на его слова. Я не хочу больше грустить, но, что более важно, я не хочу, чтобы он знал, что ему это удается.

Подняв подбородок, я смело встречаю его холодный взгляд. Подумать только, когда-то я нашла тепло в этих ледяных глубинах.

— Просто дай мне минутку, чтобы снова наверстать упущенное, Рафф. Ты знаешь, что я быстро учусь.

— Это было твое умение, которым я когда-то восхищался, — интересно, есть ли в его голове те же воспоминания, которые крутятся в моей голове? Все мои первые работы Рафферти считал своими, и, поступая так, он стал моим учителем. Он научил меня всему, что мне нужно, чтобы доставить ему удовольствие. Он был рад это сделать, а я была слишком усердным учеником. — Но меня не интересует твоя способность учиться прямо сейчас, Пози. Мне интересно посмотреть, насколько хорошо ты сможешь выполнить приказ.

Подойдя к двери маленькой раздевалки, в которой мы находимся, он тянется к ручке и запирает нас вместе. Здесь не так уж много места. Большую часть дальней стены занимает туалетный столик с разбросанным по нему косметикой, а на другой стороне стоит серебряная вешалка с одеждой, похожая на ту, что в руке Рафферти. Другими словами, спасения нет, и здесь нечем защититься, если понадобится. Я понятия не имею, что он планирует делать, но не думаю, что тюбик туши мне сильно поможет, если дойдет до критической ситуации.

Сглотнув, я нахожу в себе смелость спросить:

— Чего ты от меня хочешь?

Вернувшись и встав передо мной, он расширяет стойку и скрещивает руки на груди. Ткань его рубашки натягивает его плечи, когда он это делает, еще раз подтверждая мою теорию о его преданности спортзалу. Устрашающий наряд все еще висит на вешалке, свисающей с его пальца, насмехаясь надо мной, потому что мы оба знаем, что я скоро надену его.

— Раздевайся.

Сделав глубокий очищающий вдох, я киваю головой. Спорить с ним по этому поводу нет смысла. Я могла бы просто покончить с этим.

— Хорошо, отдай это мне. Я выйду через минуту.

Глядя то на мою протянутую руку, то на мое тело, уголок его рта высокомерно приподнимается.

— У нас уже возникли проблемы со связью. Я сказал тебе раздеваться. Я ни разу не намекнул, что уйду, пока ты это сделаешь, — вот дерьмо. — Я дам тебе еще один шанс сделать то, о чем я прошу добровольно.

Зная Раффа, если я не начну раздеваться прямо сейчас, он возьмет нож, который всегда держит в кармане брюк, и сам срежет с меня одежду. Он оставит меня ни с чем, чтобы добраться домой, и я отказываюсь снова сидеть на заднем сиденье внедорожника этого водителя, надев только эту кожаную вещь.

— Отлично, — зубы стиснуты так сильно, что я боюсь сломать коренной зуб, мои пальцы сжимают подол моей черной хлопчатобумажной рубашки. Когда я впервые разделась для Рафферти, меня трясло, как лист. Любое волнение перед выступлением у меня померкло по сравнению с тем первым разом. К моему удивлению, сейчас я уже не так нервничаю, как тогда.

Может быть, это потому, что на этот раз я уже знаю, что ему понравится то, что он увидит. Он может сколько угодно ненавидеть меня за то, что я сделала, но мое тело его никогда не предавало. Черт, мое тело оказалось к нему более преданным, чем мне хотелось бы. Любые попытки пройти мимо моей первой любви встречали сопротивление.

Ни разу не прерывая напряженного зрительного контакта между нами, я стягиваю рубашку через голову и швыряю к его ногам. Она приземляется на кончик его кожаного туфля, но он даже не смотрит на него и не отбрасывает. Его внимание сосредоточено на мне.

В бюстгальтере, который я ношу, нет ничего сексуального. Он простой и сделан из черного хлопка. Если бы я знала, что он заставит меня снять его, я бы вообще не стала привязывать его к груди.