15 часов тому назад

Дуглас зашел домой с дочкой на руках, едва перебирая ноги. Марна сидела за столом и чистила картофель. Маленькая Марина возилась с погремушкой в люльке возле стола, и Марна изредка покачивала ее свободной рукой.

— И как только Анна справляется! Я скоро сойду с ума! — почти взвыл Дуглас, но все же мягко улыбнулся, прижимаясь к себе дочь. — Черт…

— Она заслужила этот отдых… Что такое?.. — пробормотала Марна, не поворачивая головы.

— Я так устал, что уже забыл, проверил ли проводку и приборы в мастерской. Подержишь маленькую Эбби?

От этого имени у взрослой Марны сжималось сердце. Эбби. Вот, кем она должна была стать и кем вырасти. Не Мирославой. Не Марной. Не Анной. Эбби. Вот, кто эта девочка и дочь прекрасных родителей.

Марна до сих пор не брала Эбби на руки, не могла, боялась заглянуть в собственные глаза. Дуглас протянул младенца Марне, но та отстранилась и показала свои грязные и мокрые от картофеля руки. Дело было, конечно, не в руках. До сих пор она не могла прикоснуться к маленькой Эбби, к маленькой себе. От одного только взгляда на младенца ее охватывал ужас, и она паниковала.

— Тогда сходишь сама? — вздохнул Дуглас. — Проверь, выключил ли я все приборы.

Марна закивала головой, отложила нож, картофелину и побрела в мастерскую. Она внимательно осмотрела каждый угол, каждый инструмент и прибор.

— Ну, Дуглас, — вслух удивилась она, заметив воткнутый удлинитель в розетку.

Она выдернула шнур, но прежде, чем бросить его на пол, замерла.

— Твои родители погибли в пожаре, — в ее голове зазвучал голос, и она узнала его: это был голос Марины, которую однажды Мирослава встретила в коммунальной квартире.

Марна стояла с минуту с шнуром в руке, а потом там же на пол и села.

— Я во временной петле, — заговорила она сама с собой. — Если мои родители останутся живы, то что будет со мной? Ничего. Эбби будет жить свою жизнь, которую заслужила. Марны не станет. Не будет и Райана. И Марины…

Уже какую неделю что-нибудь да случалось такое, что могло привести к пожару, будто сам пожар преследовал семью МакДауэлл, а Марна яростно их защищала: убирала утюги, закручивала газ, выдергивала вилки из розеток. На улице послышался скрип калитки. Анна возвращалась домой после выходного, проведенного у родителей загородом. Марна встрепенулась, бросила вилку на пол и выбежала из гаража прежде, чем Анна успела бы туда зайти.

— Ну, как он? — смеялась ее мама, держа в руках пакеты с гостинцами. — Дуглас еще живой?

— Еще живой… — тихо ответила Марна и почувствовала, как ладошки ее вспотели.

За ужином говорила одна только Анна. Дуглас клевал носом, а Марна не могла проронить ни слова, но только думала о той вилке, что она не вернула в розетку. Она смотрела на свою красивую веселую мать. Смотрела на не менее красивого, но уставшего отца. Марна думала о том, какой подарок ей преподнесла судьба, позволив встретиться с родными родителями, о которых Мирославе предстоит только гадать в будущем. Она была на них похожа. Теперь было понятно, от кого Мира унаследовала рыжие сильные волосы и веснушки, рассыпанные по всему лицу и телу.

— Вы замечательные родители, — вдруг сказала она, прервав рассказы Анны.

— О… Марна… Спасибо, — тихо ответила она, удивляясь внезапной искренности подруги. — Дуглас, ты слышал? Ты замечательный папа.

— Ты замечательная мать, — Дуглас устало прошептал и взял руку жены, лежавшую на столе.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя.

— Ты сегодня грустная, Марна, — Анна вновь вернулась к своей подруге. — О чем призадумалась?

— Если бы… если бы в реке тонули… ваши родители… и дочь… кого бы вы спасли?

— Марна, что за смешные вопросы? — ухмыльнулась Анна и посмотрела на Дугласа.

— Я просто… сегодня смотрела передачу… по телевизору, — оправдалась Марна, чтобы не пугать своих родителей. — У мужчины одновременно в реке тонула мать и его дочь, а можно было выбрать только одного человека. Он бы успел доплыть только до одной из них…

— Надеюсь, он выбрал дочь, — пробурчал сонный Дуглас. — И его мать прекрасно бы поняла это. Ведь она тоже мать, как и он — отец.

— Да, я, наверное, тоже бы выбрала Эбби… — согласилась Анна. — Таков уж жизненный цикл. Мы хороним родителей, и это горе. Но если мы хороним детей, это трагедия. Так положено.

Они легли спать рано. В ту ночь Марна удивила Анну и Дугласа. Она предложила остаться с маленькой Эбби и Мариной, чтобы они отдохнули и хорошенько выспались. Дуглас хотел возразить, но Анна взглядом намекнула ему, что есть и другие не менее важные дела кроме как быть родителями. И муж, который не притрагивался к жене с самого рождения их дочери, не смог устоять.

Марна не могла сомкнуть глаз. Ее мучили не только страшные мысли, но и жуткий запах, идущий из платяного шкафа. Сверток, который она прятала там, продолжал разлагаться уже третьи сутки. И только удача не позволяла Анне и Дугласу почувствовать эту вонь. Марна жгла травы и распыляла духи, которые тайно брала у матери, чтобы замаскировать свое преступление.

Три дня тому назад она отправилась на рынок за молоком. Своего у нее не было. Оно пропало сразу после рождения Марины. Ее ухватила за подол одна из цыганок, которая выпрашивала милостыню. Марна отдернула платье и выругалась.

— Опять ты! — послышался голос какой-то старушки, проходящей мимо. — Ты посмотри! У нее ребенок уже какой день не кричит и не шевелится! Поди ненастоящий! Тьфу! На что только не пойдут эти цыгане, чтобы выклянчить деньги…

Цыганка тут же прижала ребенка к груди, что-то прошипела на своем и убежала. Старушка продолжала ругаться, жалуясь Марне. Но Марна развернулась в другую сторону. Она не пошла за молоком. Марна преследовала цыганку, и, когда они оказались на безлюдной улице, подкралась к ней сзади, прижала к стене, подставила к горлу нож. Это был не тот нож, что когда-то Анна заставила ее выбросить. Марна взяла его на кухне, потому как без оружия она чувствовала себя обнаженной и никогда без него не выходила из дому.

— Что с твоим ребенком? — Марна прижимала цыганку еще ближе к стене и пыталась заглянуть в сверток. — Он под наркотой⁈

— Отстань! — цыганка поморщилась, открыла беззубый рот и плюнула Марне в лицо.

— Я его заберу, — Марна прижала нож теснее к горлу цыганки, и капелька крови показалась на лезвии.

— Да пожалуйста! Ребенок не бесплатный!

— Хочешь, чтобы я вспорола тебе брюхо⁈

Лезвие вошло чуть глубже, и цыганка застонала.

— Забирай! Забирай! Будь ты проклята! Слышишь? Я проклинаю тебя⁈

— Уже поздно.

Теперь Марна лежала на кровати с двумя младенцами под боком и одним в шкафу. Она слышала смех и вошкание, доносящиеся из спальни Анны и Дугласа. Спустя полчаса они утихли. Марна поднялась с постели, почувствовав иной неприятный запах. И это был не запах разлагающегося младенца. На цыпочках она вышла из дома и побрела в сторону мастерской, которая была источником этого запаха. Марна отворила дверь и закашлялась. Произошло короткое замыкание, и удлинитель пылал. Совершенно другой удлинитель. Не тот, что Марна вытащила из розетки. Огонь пробирался дальше к столу, пожирая бумагу, деревянные изделия и опилки. Марна махала руками, отгоняя от себя гарь и дым. Она рылась на стеллажах в поисках жидкости.

— Что же я делаю…

Марна утерла рукавом слезы, которые бежали не только от дыма. Она открутилась крышку на канистре, понюхала.

— Не то…

Марна торопилась, и другие банки и канистры падали с полок. Каждая секунда промедления играла против Анны и Дугласа.

— Так… броматы… хлораты… мышьяк… крысиный яд?

Марна опустилась на колени и поспешно открывала каждую банку с жидкостями, которые использовались Дугласом для ремонта стекловолокна. Последним был и крысиный яд, которым он травил грызунов. Марна поднялась с пола. Она хватала каждую бутылку и выплескивала на очаг возгорания, и тогда огонь злился, возбуждался, пылал еще больше и жарче, пробираясь дальше. Марна начала задыхаться, закрыла лицо рукавом и выбежала из мастерской, вернулась обратно в спальню, попутно остановившись у комнаты Анны и Дугласа. Они спали мертвым сном.