— Ольга?

— Маленькая девчушка, дочь старого рыбака и лодочника.

Марна не смогла сдержать улыбки. Она знала, кто такая была эта Ольга: будущая Игорева жена и первая христианка на Руси. Марне стало отрадно, что именно с порога ее храма и начнется эта история.

— А что же твой сын, княгиня? Будет он христианином или язычником?

— То решать не мне, Димитрий. Да и сам ты знаешь, что если я крещу своего сына, навлеку на себя гнев всей Ладоги и всего Новгорода. Мне бы еще выжить после постройки этого храма. Коли будут здесь гости издалека — ты молчи о том, что это христианский храм, и запирай его… у тебя тут все равно ничего нет из того, что должно быть в храме.

— Право, ко мне иногда ходит сам князь Олег, — продолжал осторожно хвастаться Димитрий.

— Неужели?

Димитрий сложил руки замком на своем монашеском платье.

— Он хочет знать больше и задает много вопросов, я ему и отвечаю. Только это наш с ним секрет. Ты ему сказала, что славяне станут христианами, вот и ходит, спрашивает.

Марна вдруг подошла к Димитрию и обняла его.

— Вы мне стали почти отцом, не просто учителем. Прошу, не покидайте меня так скоро. Я знаю, скоро придут паводки, и воды Волхова станут вскоре судоходными, и вы, наверное, захотите отправиться дальше. Прошу, дождитесь хотя бы Райана.

— Думаешь, он вернется, дитя мое? — Димитрий поцеловал княгиню в лоб.

— Я… я не знаю. Ну, а если нет — придется силой его сюда притащить. Кажется, он заигрался в свою свободу и перешел все границы.

— Я каждый день молюсь о скором его возвращении. А твой язык стал безупречным! Смотри-ка!

— Пытаетесь меня подбодрить?

— Ну-ну, дитя… Весна пришла. И Райан скоро придет.

На том они и попрощались. Марна вышла на крышу крепости, чтобы подышать и полюбоваться звездным весенним небом. Такого неба она никогда не видела в своем мире. Огни домов и уличные фонари мешали тому. А затем и наступил рассвет. Марна, укутавшись в легкую шубку поглубже, сидела на краю крыши, болтая ногами.

— И будет у тебя двое детей от разных мужчин… — вторила она себе. — Но как же так? Неужели это и есть Райан?.. Разве может быть такое? Разве не уничтожит это нас всех? Где же ты, проклятый Рузи Кара, когда так нужен? Почему я родила Святослава, а не Марину?

Тогда девушка отправилась на другую сторону крыши — вид с нее открывался на лесную чащу. За несколькими полосами хвойных деревьев и берез она, наконец, заметила движение. Темное пятно зиг-загами пробиралось сквозь кустарники, в сторону опушки. Сердце Марны пропустило удар, когда она узнала любимый полухвостик. Бруни следовал за кем-то. Тогда ее взгляд проскользнул чуть дальше. Человек. Судя по изредка сверкающему от солнечного света мечу за спиной — мужчина, но уж точно не Олег или Глеб. Это не их походка, а походка Райана могла и измениться за тот год, который он, должно быть, провел, становясь воином. Марна тут же бросилась в крепостную кухню, стащила нож из-под носа старушки, что разделывала петуха, и упрятала лезвие в сапог.

— Неужели это ты? — подумала Марна в надежде, что это мог быть сам Райан. А если это был Рузи Кара, это бы тоже было неплохо. Он, наконец, ответит на все ее вопросы.

Марна не знала, куда бежать и где именно находилась опушка, так как никогда не выходила за пределы Ладоги так далеко, и уж тем более не оставалась в ладожском лесу одна за исключением своего первого дня здесь. Олег, узнав о ее самовольстве, разгневается, но нет времени сообщать ему. Бруни может быть в опасности. А, может быть, это все же Райан, и уж тем более Олег не должен знать о том. И что она скажет Райану? Райану, что пришел за девушкой, которая теперь не просто чужая жена? А он, ставший чужим мужем, что скажет ей?

Марна заблудилась. Нигде не было видно конца и края березовой роще. Ни намека на опушку. Звать пса было бы опасно — одни боги знают, кто придет на ее голос.

— Что же… — вёльва недовольно покосилась на единственную сосну среди берез — дерево выглядело прочным, а ветки достаточно широкими, чтобы выдержать вес одного женского тела.

Она попыталась залезть на первую ветку, с трудом подтянувшись, и тут же от боли в ноге соскочила обратно на землю. Нож порезал кожу вдоль лодыжки, и ботинок побагровел от крови. Марна прорычала, но не сдалась. Она сбросила с себя шубку, взяла соленое от крови лезвие в зубы и полезла дальше. Ветка за веткой. Несколько ворон вынырнули из макушки и криком закружились в летнем небе. Колючие иголки сыпались на землю. Марна чувствовала себя неуклюжим медведем, что полез в самый настоящий пчелиный дом за медом. Ее тело еще не совсем окрепло после родов. Огляделась по сторонам: все еще ничего не видно — одни только березовые кроны, шуршащие от ветра. А вот слезать вниз уже было намного страшнее и неприятнее…

— Помочь? — донеслось откуда-то снизу, и Марна не нарочно вскрикнула от легкого испуга — нож выпал из ее рта и, несколько раз отскочив от веток, сбив пару шишек, упал под ноги незнакомца.

Марна уселась на ветку и прижалась плотнее к стволу, обняв его руками. С ее левого ботинка капала кровь.

Варяг. Его красно-синяя татуировка во весь лоб теперь, свысока, выглядела особо зловеще. Мужчина медленно поднял нож, осмотрел его, вытер кровь и растер ее между указательным и большим пальцем. Когда он нагибался или разгибался, его кожаные штаны все так же забавно скрипели. Марна сидела молча и не знала, что делать. Спускаться ей точно не хотелось.

— Вы обронили? — мужчина с усмешкой пробормотал, повторив знакомые ей слова: она уже слышала их, когда он возвращал ей красную ленту у реки почти год тому назад.

— Где мой пес? — Марна подняла подбородок выше. — И почему вы носите эти штаны? — она решила поддеть незнакомца, чтобы скрыть свой страх. — Они смешно звучат.

Незнакомец замер на секунду, будто переосмысляя и переваривая услышанное, а затем, наконец, рассмеялся. Смеялся он приятно. Будто не был опасен. Но Марна знала: она оказалась на дереве не просто так.

— Когда-то мой отец упал в змеиную яму, и эти штаны спасли его от смерти, — он игриво пожал плечами. — Я был тогда еще ребенком, но уже тогда хотел быть похожим на своего отца. С тех пор всегда ношу кожаные штаны. Вы собираетесь спускаться?

Марна съежилась. Холодок пробежал по коже. Она знала, кто стоит перед нею, стоит под деревом, караулит ее, как лис заветный кусок сыра: когда же тот упадет? Но все же она не могла поверить собственным глазам. Что с того, что этот варяг носит кожаные штаны? Разве мало таких? Да и разве была у Бьерна Железнобокого татуировка на весь лоб? Был ли он сам? Разве что в сагах и легендах! Кто бы он ни был, а чего-то хочет от нее. Все же лазутчик? Может, воин Рёрика, и тот на деле жив, как и говорил Олег?

— Бьерн? — слетело у Марны с красных губ, и она пошатнулась от волнения, еще сильнее обняла колючий ствол.

Мужчина и сам опешил. Улыбка пропала с его лица. Тогда-то Марна и смогла рассмотреть его голубые, почти стеклянные глаза — они заблестели не то от волнения, не то от страха. А может быть, просто солнечный луч проскользнул меж Марной и Бьерном, осветив их лица? Или может быть, что-то в ее сердце стало видеть и смотреть иначе на мужчину, легенды о котором были живы и тысячу лет спустя?

— Ты и вправду… вёльва, — прошептал он изумленно, тут же найдя объяснение услышанному. — Ни одна живая душа еще не признала во мне сына великого конунга с тех пор, как я здесь! А ты… — он радостно рассмеялся и не смог договорить. Казалось, он был вне себя от счастья, и тем страннее это все казалось.

— Вёльва?.. — Марна почти поперхнулась. — Кто ты такой?

— Ты сама назвала мое имя!

— Что же Бьерн Железнобокий, сын великого конунга Рагнара Лодброка, делает в богами забытой Ладоге? И почему Бьерн Железнобокий говорит на словенском?

— Спустись, и я расскажу… Или же мне самому забираться? Боюсь, мои кожаные штаны не выдержат такого испытания! Змеи — пускай! — Бьерн наиграно помахал рукой в воздухе. Говорил он нараспев и широко открывая рот. — Но эти колючие ветки! Ты будешь доставать занозы из моего зада? — варяг пытался рассмешить Марну, но Марна не смеялась. Ей было страшно и любопытно. Страшно любопытно.