И в этот момент я расхохотался, осознав, что именно она учит Одина колдовать. Гулльвейг довольно улыбнулась:

— Вижу, ты понял всю иронию. Однако ваш одноглазый никогда не должен узнать, Локи.

— Что именно? Что вы его дурите или то, что он никогда не достигнет мастерства? — ехидно бросил я. Пусть нас с Одином никогда не связывали добрые и доверительные отношения, а последние события всё больше выставляли его как жестокого интригана, тем не менее ссорить с ним или предавать пока что не входило в мои планы. Он был слишком желанным союзником.

Гулльвейг перевернула свиток, показывая теперь на имена асов:

— Дело не в том, что мы пытаемся его одурачить. Просто мы не знаем, в чём скрыт талант Одина. У Тора, — она ткнула пальцем в имя Силача, — это гром и молнии. Он сможет их призвать в любой момент и испепелить на месте любого одним ударом. Тюр силён как справедливый судья — его меч всегда будет карать виновного. Бальдр всегда несёт с собой весенний ветер. Но иного они не достигнут, понимаешь? Асы могут иметь только один талант.

Я кивнул, погружаясь в размышления, пока Гулльвейг расхаживала по библиотеке. Из слов вана выходило, что асы опять уступали в силе и одарённости — видимо, такова была их судьба. Однако если способности почти всех были известны, Один продолжал оставаться тёмной лошадкой. Он бы никогда не был откровенен с Фрейром, видя в нём противника, поэтому в качестве наставника выступила Фрейя — красивая и обаятельная интриганка, к которой Всеотец сразу испытывал симпатию. Однако была, видимо, ещё одна причина, что толкнула выбрать именно её на роль учителя Одина: её дар — самый безобидный. Мастерство Фрейра таинственное: неверно истолкованное видение будущего способно сломать не одну судьбу, а ещё это прекрасная возможность для манипулирования. А Гулльвейг умела колдовать и накладывать проклятия. Вдруг я вспомнил призраков за её спиной и решился попытать удачи:

— В тот день в пещере с корнем Асгарда я видел за твоей спиной тени — это последствия дара?

Она злобно обернулась на меня, и в глазах на секунду вспыхнула тьма, ползущая словно из Гиннунгагап.

— Бессонница донимает тех, кто знает слишком много и мыслями изводится, — прошипела недовольно ван. — Это тебя не касается, Локи.

Я встал и подошёл к ней вплотную, буравя взглядом:

— Это не тебе решать, Гулльвейг. Ты дуришь мне голову сейдом, заклинаниями и огнём, но ни на шаг не приблизила меня к ответу, кто же на самом деле мои родители. Ты говоришь, что я ётун. Но где доказательства, Гулльвейг? Почему я должен тебе верить?

Тьма клокотала в хвои глаз, румянец вспыхнул на её острых скулах, а за спиной будто снова замаячили тени, но ван глубоко вздохнула и произнесла, замирая у моих губ:

— Потому что тебе хочется верить.

Она целовала зло и страстно, будто сгорала от одного прикосновения, а затем вдруг сделала шаг назад, выудив нож из кармана. Тонкое золотое лезвие сверкнуло в последнем солнечном луче и прошлось по платью, разрезая его до живота и открывая вид на светлую кожу с россыпью родинок. Гулльвейг грациозно перешагнула через остатки одежды и жадно поцеловала, уводя в сторону скамьи.

Неизвестно сколько бы ещё длилось наше безумие и бесконечные загадки, если бе не Фрейр, с которого всё началось.

Спустя пару дней после разговора в библиотеке Ванхейма я прогуливался по вечернему саду Трудхейма, возвращаясь после доклада стражей, которые приходилось выслушивать теперь мне из-за того, что Силач всё ещё пропадал неизвестно где, хотя до его свадьбы оставалось чуть больше недели. Почти добрался до чертога, как меня нагнал запыхавшийся трэлл и, запинаясь, проговорил:

— Мастер Локи, там господин Фрейр… Он просит… Вашей помощи…

— Выдохни и давай ещё раз, — непонимающе произнёс я, протягивая трэллу бурдюк с водой.

Благодарный быстро выхлебал воду до конца и, пав на колени, произнёс:

— Простите, господин, за то, что дерзнул выпить всё до единой капли и не оставил вам, запятнав всё своей грязью. Заслуживаю самого сурового наказания!

Я недовольно закатил глаза: послушание трэллов всегда вызывало двоякое чувство. С одной стороны, как работники они были незаменимы, но с другой — нельзя же быть настолько запуганными. Хотя мы так мало о них знали на самом деле, что я невольно засмотрелся на этого то ли духа, то ли человека. В памяти не всплывало ни одной легенды, что могла бы объяснить их происхождение, словно трэллы существовали всегда.

— Я сам отдал тебе бурдюк, так что перестань и лучше расскажи, что там случилось у Фрейра. Бурдюк можешь оставить себе, — отмахнулся я, не имея привычки наказывать трэллов, о чём они прекрасно знали, но послушание и ещё раз послушание.

Прытко поднявшись с колен, он объяснил ещё раз:

— Господин Фрейр в саду у беседки и попросил разыскать вас, чтобы вы помогли ему с господином Тором.

— Веди, — коротко ответил я, гадая, что могло произойти, если ван просил помощи.

Фрейр обеспокоенно расхаживал из стороны в сторону, шурша подолами зелёного плаща по траве. Даже взволнованно он умудрялся светиться изнутри своим сейдом и широко улыбаться, в отличие от Тора, которого я даже не сразу признал, приняв его за камень. Силач валялся на полу беседки и шумно храпел, волосы его свисали колтунами, а одежда местами была прожжена. И стоило только подойти поближе, как в нос ударила сильная волна хмеля: опять нажрался.

— Он швырял молниями, — сразу догадался я. У Тора была дурная манера: если его что-то раздражало или не выходило, то он начинал хаотично разбрасываться молниями. А раз от него несло элем, то дело точно дрянь.

— И вам доброй ночи, господин Локи, — галантно поклонился Фрейр, не изменяя своим манерам. — Прошу прощения, что побеспокоил, но я, увы, не знаю, как сделать портал до покоев господина Тора, а тащить его так вместе с трэллами — не хотел расстраивать госпожу Сиф.

Я благодарно кивнул: преследовал Фрейр свои цели или просто был учтивым — не имело значения, если он побеспокоился о Лебеде, которая в последнее время страдала от бессонниц и могла тоже выйти в сад.

— Что мне нужно сделать?

Фрейр сложил ладони домиком и терпеливо пояснил:

— Магия порталов устроена таким образом, что я могу сотворить проход из одного места в другое, только если я раньше в нём бывал, и как вы понимаете, мне не доводилось посещать покоев господина Тора.

И пока он улыбался, я начинал злиться: тогда Гулльвейг перенесла нас из комнаты хранителя в мои покои так легко и спокойно, значит, она бывала там прежде. Хитрая что-то искала, надеясь, что никогда не узнаю. Как же надоели эти вечные тайны.

— Почему не попросили трэллов вам помочь? — спросил я, заставляя Фрейра виновато оправдываться.

— Честно сказать, они устали, — он ткнул пальцем на двоих трэллов, что едва стояли на ногах. — Мы вместе несли господина Тора от Муспельхейма и порядком выдохлись. Да и честно сказать, я опасался появления госпожи Сиф, а вы в случае опасности могли бы сотворить иллюзию.

— Хорошо-хорошо, что от меня нужно, помимо того, что нести Тора? Представить его комнату или описать её вам? — не понимаю почему злился, но что-то в поведении вана заставляло меня беспокоиться о Сиф.

— Достаточно просто представить её, когда я буду открывать портал, — устало произнёс Фрейр, которого, видимо, извели разговоры, и, взвалив на спины Силача, мы шагнули в мерцающий проход.

Покои Тора были огромными и полнились сундуками, которые покрывали шкуры. На стенах висели раскрашенные деревянные щиты и мечи с топорами. Свечи почти догорели и торчали несуразными тельцами повсюду, пытаясь разогнать вечный полумрак. Мы положили Силача на тяжёлую дубовую кровать, и, быстро осмотрев незначительные ожоги, что уже почти зажили, я отпустил трэллов отдыхать. Пусть лучше утром омоют и приведут Тора в порядок, чем сейчас тягать его, пока он будет сотрясать храпом стены.

Фрейр налил себе кружку воды, но, принюхавшись, отпустил её обратно — видимо, кувшин забыли поменять. Поправив волосы и отряхнув плащ, он обернулся ко мне, улыбаясь и благодаря за помощь.