Раскладывая подле себя мешочки с хлебом и сушёным мясом, Харальдсон продолжил:

— Планам Сигрид не удалось сбыться: однажды ваш отец повстречал на поле боя отменную лучницу Герду из Воронов и влюбился с первого взгляда. Сигрид никогда не умела проигрывать, а тут Норны так жестоко сплели ей узелок. Рефил говорил, что негласно этих двух женщин прозвали двумя валькириями: одна жестокая как Кара, вторая переменчивая будто Хильд. Однако Дьярви сделал выбор сразу и очень долго договаривался о предстоящей свадьбе с девушкой из другого клана. Великие асы оказались милосердны, Фригг помогла устроить им семью, ну а дальше вы знаете. Тем не менее Сигрид никогда не теряла надежды и постоянно пытается оказаться подле хэрсира.

Раньше я мало пересекалась с Сигрид, которая жила в западной части Виндерхольма около амбаров и конюшен. Отец никогда не приглашал её в наш дом, так что впервые мне удалось разглядеть её пару дней назад. Высокая рыжеволосая женщина с шрамом на губе внушала страх и дурное предчувствие: в её глазах полнилась скрытая злоба, и теперь я понимала почему.

— Сигрид наверняка поставит тебя в пару со своей дочерью Лив, — предположил Вальгард. — Она не похожа на глупых Далию и Уллу, Астрид. Лив скорее всего сильнее тебя и более ловкая…

Звонкий смех Сигурда заставил брата замолчать и непонимающе уставиться на друга.

— Тренируется-то она с детства, но, увы, ох и ах, не достигла к пятнадцати годам ничего. Точнее не так, — он откусил смачный кусок ячменной лепёшки и проговорил с набитым ртом: — Однажды в лесу я видел, как Лив стреляет из лука — то ещё зрелище. Спокойная, собранная и попадала точно в шишки. Однако она крайне неуклюжая и боится матери, а потому теряется и руки дрожать будут.

— А это тебе какая Рататоск нашептала? — нахмурился Вальгард, всегда поражающийся, откуда друг столько знал.

Я прокашлялась, мешая в котелке булькающие капусту и морковь:

— Раз боится, значит, единственное, что удалось Сигрид — это стать воином. Дитя не должно бояться родителей.

Вальгард метнул выразительный взгляд:

— Главное: ей так не скажи, иначе не миновать беды. Что-то ещё полезное нужно знать, господин Болтун?

Сигурд задумался, прокручивая меж пальцев хвост вяленой пикши.

— Не поддавайся на провокации и постарайся все слова Сигрид использовать против неё. Знаю, Вальгард, не одобрит, но если она плохая мать, то постарайся подружиться с Лив и сделать из неё союзника по несчастью. С Идэ у тебя это не вышло бы: Далия под властью Уллы, а та слишком любит мать. Тут иной случай: Сигрид боятся. Да, кстати, в браке она вроде тоже несчастна и, как я могу судить по всем пирам, по-прежнему любит вашего отца, раз вызвалась стать твоей наставницей.

Вальгард возразил:

— Но разве это не показывает, что она заинтересована в обучение Астрид и будет с ней учтива?

Сигурд зло усмехнулся:

— Как раз наоборот, наивный. Ваш отец, уж простите, скуп на чувства и не внемлет просьбам дочери — это все знают. Отсюда и вывод, что к словам Астрид он относится несерьёзно. А значит, что бы не сказала наша маленькая ведущая против Сигрид это вряд ли будет воспринято с должным вниманием.

Ни я, ни Вал не нашлись с ответом.

Когда овощи сварились, я разлила каждому по порции рагу, которым мы поужинали вместе с пикшей и лепёшками. Ливень не успокоился к вечеру, а потому решено было остаться в хижине на ночлег. Я опасалась недовольства отца, но Вальгард заверил, что предупредил его о возможном ночлеге в сторожке. По правилам с нами должны были отправиться личные хускалры Сигурда, но то ли все они были заняты визитом ярла Воронов, то ли Харальдсон сбежал от них, а, может, и на этот раз нашёл доводы отпустить его без свиты.

Укутанная в накидку, шкуру и шерстяное одеяло, я тревожилась грядущим будущим и вторящим переменам метанием погоды. Сторожка погрузилась в сон и тишину, нарушаемую похрапыванием Сигурда.

— Астрид, — вдруг шёпотом позвал Вальгард. Я обернулась, встречаясь с испытывающим взглядом. — Я благодарен тебе за правду об этом Эймунде, но попрошу: будь осторожна: отец казнит колдуна, если прознает о вашем общении. Поэтому не рискуй. Обещаю: сделаю всё возможное, чтобы ты не сошла с ума от зова сейда, но не делай глупостей, иначе кровь окажется на твоих руках.

Я кивнула и отвернулась. Как Вальгард планировал помочь, если он будет далеко — очередная загадка. Но брат был прав: ради сохранения жизни Эймунда, придётся держаться от него подальше. Однако, чего это будет стоить мне? В памяти предательски всплыли испытывающий взгляд чёрных глаз и дикий шрам. Такую рану получить можно было только в сражении: что же для него припасли Норны? Мысли вертелись в голове, мешая уснуть.

Дом скрипел под гнётом ветра, угольки шипели, вновь и вновь пытаясь разгореться со всей силой, а в небе игрались молнии. Покручивая медальон с мировым древом, я думала о грядущих событиях, злопамятной Сигрид и гонимом отовсюду Эймунде: почему можно одним, но нельзя другим — едва ли получу ответ когда-нибудь. В терзающих тревогах и сомнениях не заметила, как погрузилась в страшный сон.

Мерцание очага в центре залы отбрасывало причудливые тени на сидящую подле женщину с младенцем на руках. Она тихо напевала колыбельную, боясь лишний раз пошевелиться, дабы не потревожить сон ребёнка. Бессонные ночи отпечатались под глазами матери сеткой ярко выступающих венок.

— Спи спокойно, радость моя, — прошептала она, благоговейно глядя на дочь и продолжая укачивать её. Не удержавшись, очертила детское личико, золотистые локоны, поправила кулон с мировым древом на тоненькой шее и плотнее укутала.

Сквозь оконце над дверью виднелось ночное небо и сокрытый рваными чёрными тучами диск бледной луны, предвещающим скорую пургу. Покой накрывал с головой местность, а потому, мирно покачиваясь из стороны в сторону, женщина и не заметила, как сама начала засыпать.

Неожиданно раздался клич горна, заставляя матерь встрепенуться. В тщетной попытке унять громкий плач она принялась укачивать дитя, в испуге поглядывая на дверь. Она металась от стены к стене, с опаской глядя на висящий топор. Горн кричал всё громче, крики заполонили округу. Подвешенные над кроватью колокольчики неистово метались, суля лишь горе и страдания. Укутав дочь потеплее и облачившись в тёплый плащ со шкурой лисы, женщина бросилась к двери, как неожиданно на порог вбежал запыхавшийся мужчина. Глаза его сверкали страхом, волосы прилипли ко лбу, доспехи измараны, а с топора стекала кровь.

— Оли! Что происходит? На нас напали?

Женщина качала ребенка, с ужасом глядя, как муж носится по дому, натягивая доспехи и срывая со стены топор.

— Оли, ответь мне! — прокричала она, хватая его за руку. Он дёрнулся и сжал её лицо в ладонях:

— Нас предали, Рота.

Она отшатнулась и крепче прижала к себе дитя, надеясь унять плач. Глаза то и дело боязливо смотрели на улицу, где мерцали огни, слышались крики и брань. Слишком близко.

— Вам надо выбираться, Рота, — заткнув за её пояс меч и кинжал, Оли повёл жену прочь из дома к пристройке, где лошадь билась в истерике. — Уходи и не возвращайся. Найди помощь в Виндерхольме, предупреди их об опасности, слышишь?

Он запрягал лошадь и хотел усадить жену, но она вырвалась.

— Я не уйду без тебя, — Рота вцепилась ногтями в его наручи, не думая отпускать.

Пронзительный крик раздался прямо за спиной мужчины: горящий заживо нёсся вперёд, не разбирая дороги. Дома возле берега уже пылали, плач женщин и мольбы звучали со всех сторон, резня волнами подкатывалась всё ближе и ближе, лишая надежды на побег Знамёна с орлами развеивались на ветру подобно ожившему кошмару: их не должно быть здесь, не должно.

— Прошу, — прошептала Рота, потянув мужа за собой. — Ты не станешь предателем, если поспешишь за помощью, предупредишь. Они должны знать, кто всё это учинил, Оли. Прошу!

Трупы валялись всюду, кровь окропила девственный снег, а пылающие знамёна волков затмевали багряные орлы. Сбежать с поля боя — удел труса, что не достоин жить, но слабая жена, едва родившая дитя, не справится одна и сгинет в снегах. Ему всего лишь надо добраться до Одинокой башни, а там им помогут, конунг не оставит в беде.