— Ты можешь рассказать подробнее про ЭГР? Это что-то вроде обратного поля, изменяющего поляризацию глюонов?

По удивлённому взгляду Белоуса Борис сразу понял, что выдал себя.

— Ты что, физик? — спросил он.

Борис пожал плечами.

— Скорее уж человек широких интересов. Физик и химик, математик и лирик, — он слегка хихикнул, чтобы сгладить признание.

Федор задумчиво кивнул.

— Тогда ты прав. Этот эффект подавляет бесконтрольное высвобождение глюонов, и тем самым отменяет процесс распада материи на отдельные кварки.

— Замечательное изобретение, — выдохнул Борис. — Очевидно, что оно не могло остаться без внимания Центра-0.

Белоус с подозрением посмотрел на него.

— Вот скажи мне, откуда в таком захолустье появился человек, знающий основы физики частиц? Кто ты такой?

Борис ненадолго задумался, а затем пришёл к выводу, что скрывать это не имеет особого смысла.

— Когда-то я работал лаборантом в одном военном институте под руководством профессора Акудника. Кафедра изучения хромоплазмы во ВНИИ, слышал о такой?

Белоус ошарашенно выпучил глаза.

— Акудник? Знавал я когда-то одного Акудника, Льва Вениаминовича. Двадцать лет назад мы вместе с ним учились у моего старика… — продолжил Фёдор, но тут же осёкся, как будто едва было не сболтнул лишнего.

— Погоди-ка, — теперь уже в голосе Бориса прозвучало подозрение. — У твоего старика? Но ты же… Фёдор Белоус? А мой отец был аспирантом на кафедре профессора Беликова, того самого, который создал теорию спиралей и цветовых вихрей, зарождающихся внутри хромоплазмы? Ты что, и в самом деле его отпрыск?

Фёдор прикрыл лицо руками и затрясся в приступе смеха.

— Так и есть, парень. А ты, значит, сын Льва? Вот так совпадение.

Затем он с насмешкой констатировал:

— Стоило ли бежать с женой на край света только для того, чтобы встретиться здесь с наследником знаменитого Акудника…

— Знаменитого?

— А как же! Он ведь был лучшим учеником и последователем моего бати. За все годы учебы я ни разу не смог обойти его, ни по одной лабораторной.

— Это на самом деле удивительное совпадение, — Борис всё ещё чувствовал оторопь. — Тогда скажи, почему ты сменил фамилию? Чем тебя не устраивала прежняя?

— А то ты не знаешь? — фыркнул Фёдор.

— Откуда? В какой-то момент Беликов просто исчез из мира науки, и никто среди учёных не знает, куда и почему.

— Кому надо, тот знает, — угрюмо ответил Фёдор. — Но это длинный разговор, для которого сейчас не лучшее время.

— Согласен. Так что мы с тобой будем делать? Не находишь, что это странно, для отпрысков двух великих научных династий сидеть в плену у какого-то дегенерата с клешнёй и ничего не предпринимать, чтобы это исправить.

— А что мы можем? — потеряно спросил Белоус. — Сила на его стороне.

— Не согласен. Сила у того, кто готов её применить. Кстати, ты всё ещё не объяснил мне, почему тебя снова посадили в клетку? Разве вы с Клешнёй не договорились обо всём?

— Я здесь по той же причине, что и остальные Слободчане. Барон заключил взаимовыгодное для себя соглашение с объединением северо-восточных лакун. Согласно контракту, он обязан поставить союзнику какое-то невероятное количество металла. Рук в забое попросту не хватает.

— Но почему ты тогда в клетке, а не в забое?

— Я здесь потому, что Барон судит всех по себе. И он боится, что ССВЛ переманит меня. Вот почему он решил, что я должен провести немного времени за решёткой, чтобы исключить моё бегство к союзникам.

— Звучит логично, — признал Борис. — Так значит, тебе ничего не грозило? Он просто изобразил для всех, что ты отказываешься сотрудничать, чтобы оправдать твоё отсутствие?

Фёдор кивнул.

— Так и есть. Я, конечно, просил его, чтобы он поместил меня хотя бы в политех, но он решил, что это небезопасно для его планов.

— Так ты хотел бы вернуться обратно в цивилизацию или нет? — решил уточнить Борис. — С твоим открытием тебе безусловно дали бы исследовательскую группу в подчинение и лучшую лабораторию ВНИИ.

Фёдор покачал головой.

— Я думал об этом однажды и пришёл к выводу, что не хочу повторять грехи отца.

— Как это понимать? Что произошло с ним? Ты его в чём-то винишь?

Фёдор насупился.

— Не хочу говорить об этом.

— Почему же? — взорвался Борис. — Как я могу тебе доверять, если ты скрываешь от меня нечто важное?

Пленник усмехнулся.

— А знаешь, ты действительно похож на него. Я имею в виду твоего отца. Такой же упорный и не желающий слышать слово «нет». Ладно, я расскажу тебе. Всё равно об этом знают слишком многие. Ты ведь слышал о том, что Эдуард Беликов, мой любимый папочка, ответственен за разработку Красного Протокола?

Борис кивнул.

— А знаешь ли ты, что написано в официальном отчёте расследования, которое провёл Центр-0 сразу после Первой Волны?

— Хм… неет.

— Там написано, что именно он испортил синхронизацию отдельных кластеров сети, участвующих в Протоколе, в результате чего весь мир развалился на части.

В глазах Акудника появилось недоверие.

— Другими словами, это он виноват во всех наших бедах.

Борис молчал, не зная, что сказать, и Фёдор продолжил:

— Незадолго до запуска отец заставил меня собрать вещички и бежать из Москвы вместе с женой. Я даже не пытался с ним спорить. Знал, что это бессмысленно. По его протекции мне оформили годовую командировку от нашего института прямиком в Сибирь. А затем случилась катастрофа, и до меня дошли слухи о его причастности. Тогда я снова взял семью и с некоторым трудом перебрался в Шахтинск. В городе я представился уже другим именем.

— А что же мой отец? — в горле Бориса запершило.

— Спрашиваешь, знал ли он о готовящемся преступлении? Не могу знать… Скорее всего нет, ведь его оставили на свободе.

— Это ничего не доказывает, — пробормотал юноша, погрузившись в свои переживания. Затем он передёрнул плечами, как будто сбрасывая с себя некую невидимую пелену.

— Ладно, — воскликнул он, вскакивая на ноги, — мы ещё поговорим об этом позже, а сейчас я пробегусь по цеху и, возможно, найду что-нибудь, чем мы сможем открыть твою консерву.

Напоследок он не удержался и бросил колкость:

— Пообещай только, что никуда без меня не уйдёшь.

— Вот это я тебе обещаю, — с грустной ухмылкой ответил Белоус.

Крабстер, которая только закончила опорожнять кишечник в мужском туалете (женских в военном бараке отродясь не водилось), вымыла руки с мылом и вышла на улицу небрежной мужской походкой. На самом деле её настоящее имя звучало как Полина Креветка, однако из-за фамилии девушку с раннего детства жестоко дразнили, и потому она взяла себе более благозвучную кличку. С её точки зрения «Крабстер» звучало намного лучше.

Со стороны аванпоста неожиданно раздался подозрительный шум. Нахмурившись, наёмница сделала несколько шагов по направлению к бревенчатым баракам, за которыми находился шлагбаум и пост. Внезапно утреннее спокойствие промзоны разорвала автоматная очередь.

— Какого чёрта, — выругалась девушка и вытащила из кобуры пистолет.

Очередь повторилась, перемежаясь человеческими криками, в которых отчётливо слышались ужас и отчаяние. Крабстер рванула вперёд, и в тот момент, когда собиралась обогнуть угол здания, навстречу ей выбежали двое охранников. Один из них запнулся и упал лицом вниз. Крабстер с изумлением увидела посреди его спины оплавленную дыру, как будто кислота напрочь разъела тело бойца, вместе с рёбрами и позвоночником. Чудовищная характерная вонь ударила в ноздри.

У второго охранника тоже присутствовало ранение, не совместимое с жизнью. Его рука была как будто оторвана, причём это не было похоже на результат применения оружия. Рваные лоскутья мышечной ткани намекали на то, что конечность несчастного угодила в жернова какого-то механизма… ну, или в пасть акулы. Через секунду мужчина рухнул на землю, как и первый, истекая кровью.