Борис, лёжа на полу, пытался подавить в себе внезапное чувство паники. Ничего подобного он не испытывал с того самого дня, когда вытащил брата живым из школы. И вот оно снова. Отвратительное ощущение, как будто весь мир превратился в тяжёлую плиту, которая стремится выдавить из груди всяческую решимость вместе с остатками воздуха. Чтобы справиться с этим, Борис закрыл глаза и сфокусировался на одном единственном звуке — ударе механической кувалды, которая с запрограммированной периодичностью крошила куски руды в пыль. Через несколько минут ему полегчало. Ну что он, в самом деле? Почему так доверчиво воспринял слова полковника? Ясно же, что тот врёт, как дышит. Никогда не верь военным, напомнил себе Борис. Для них правда — всё равно что яд.
Пошатываясь, он поднялся на ноги. Так и есть. Ему не почудилось. Лента скользила по цеху, перемещая осколки руды от места загрузки к гидравлическому прессу, а вокруг сновали люди в спецодежде. Партия городских «полурабов», догадался юноша. Занятые работой, они не обращали на него никакого внимания. Оно и понятно, зачем он им. Своих дел полон рот.
Придерживаясь за стенку, Борис направился в сторону помещения, где ещё недавно находился отец Эльвиры. Собственно, он и сейчас был там, Фёдор Белоус, таинственный узник Барона.
Добравшись до решётки, юноша медленно осел около неё, продолжая ритмично дышать. Фёдор поднял голову. При виде гостя его осунувшееся лицо немного ожило.
— Эй, парень, как тебя там? — прошептал он.
Задумчиво глядя на него, юноша ответил:
— Борис.
— Это правда, что ты видел мою дочку?
— Мне незачем врать. Хотя это лишь часть правды. В прошлый раз я не мог тебе сообщить всего, потому что не хотел, чтобы нас слышали.
В голосе юноши скрывалось нечто, что заставило Фёдора побледнеть.
— Я повстречал Элю в соседней лакуне, когда она искала тебя и свою мать. В то же время на неё охотилась стая волков. А затем только один из них, но хуже всех остальных.
В глазах Белоуса вспыхнул ужас. Он понял, о чём идёт речь.
— Не беспокойся. Мы с братом спасли её от Альфы и привели обратно, в вашу деревню. Странная она девочка, только не обижайся. Видит невероятные вещи. Деревенские полагают, что это признак какой-то болезни и сторонятся её. Но это ложь, уж я-то знаю.
— Я тоже знаю, — прошептал отец Эли. — Это из-за меня она такая. И что же случилось потом, Борис? Что заставило тебя прийти в город?
Юноша криво усмехнулся.
— Ряд обстоятельств непреодолимой силы.
— Не понимаю.
— Твой друг Степан отправил людей, чтобы связать меня и выдать Барону. Увижу, прибью паскуду.
— Это наверное из-за листовок с твоей физиономией. Не обижайся на Степана. Скорее всего он поступил так, чтобы умиротворить Клешню и вытащить меня и остальных отсюда. Иногда мы поступаем некрасиво, если считаем, что можем спасти кого-то важного для себя.
— Очень по-христиански для сына священника, — злобно фыркнул молодой человек, — спасти одних, отдав других на растерзание. Ладно, забудем. К тебе это точно не имеет отношения.
— Ты так и не сказал мне, зачем ты пришёл в город?
Борис неуверенно пожал плечами.
— Теперь и сам не знаю. Видимо, чтобы освободить тебя. Видишь ли, у меня есть младший братишка, совсем дурачок, и он похоже втюрился в твою дочурку. Тоже мне, мелкий ловелас, нашёл идеальное время, чтобы играть в благородного рыцаря. Представляешь, отказался бежать из Слободы, пока я не вытащу тебя отсюда. А тут ещё прошёл какой-то слух, что тебя то ли пытают, то собираются повесить.
— Вот значит как? — покачал головой Фёдор. — Ты настолько хороший человек? Давненько мне не попадались такие.
— Это вряд ли, — усмехнулся Борис. — Просто ни в чём не могу отказать своему младшему. Однажды я чуть было не потерял его, и с тех пор дал себе слово, что никогда снова не расстрою его. Глупо, наверное.
— А где сейчас наши дети?
— Об этом можешь не беспокоиться. Прежде чем отправиться за тобой, я спрятал ребятишек в школе. Какое-то время им там ничего не грозит. Хотя уже не знаю. Похоже, что мы с тобой и сами оказались в безвыходном положении. Разве что… — он замолчал, обдумывая что-то.
— У тебя есть план?
— Да так. Всего лишь глупая мыслишка. Возможно, у нас ещё появится шанс, если я не ошибся. Расскажи лучше о себе. За какие заслуги они засунули тебя в клетку? И почему остальных слободчан не освободили вовремя, как обычно?
Фёдор снова опустил голову. Похоже, он всё ещё не до конца доверял Акуднику. Но затем мужчина решился. Видимо, заключение подломило его гордую натуру.
— Ты же знаешь, что деревенские не очень любят меня?
Борис подтвердил.
— Слышал об этом. Они полагают, что ты зазнавшийся профессор, которому не место среди них. Но кого волнует мнение толпы? Уж точно не тебя, — в голосе юноши проскочила насмешка.
— Ты не прав. Меня волнует их мнение. Но за все эти годы мне так и не удалось изменить его. Когда-то я работал в местном политехе, преподавал модифицированную теорию струн. А затем в одной из шахт обнаружили необычный металл, и меня сразу же привлекли к его изучению.
— Аридиум?
Фёдор кивнул.
— Он самый. В то же время случилось событие, известное местным как война Четырех Банд. В конце концов осталась только одна. Банда Барона. Он как раз тогда потерял свою руку, и местный кулибин смастерил для него эту уродливую клешню, из-за которой он получил своё второе прозвище. А когда он прижал всех врагов к ногтю, то весьма и весьма заинтересовался свойствами нового металла, о которых я ему сообщил по своей невообразимой глупости.
— Почему это, по глупости?
— Да потому, что после того этот жадный упырь превратил мою жизнь в настоящий ад. Заставил меня вместе с супругой жить на базе и работать в шахте № 1. В то время она ещё функционировала. Несмотря на барьер, Клешня, похоже, отыскал какой-то способ экспортировать аридиум наружу, и более того, завёл отношения с военными некоего территориального образования на северо-западе.
— ССВЛ, — вставил Борис, но Фёдор проигнорировал его слова. Он был погружён в свои собственные воспоминания, а его глаза блестели от нескрываемых слёз.
— Незадолго перед самым концом мы стали с Анастасией настоящей семьёй. Она родила мне мою дочь. Эльвиру… Как же я был счастлив тогда. Если бы я знал, что это счастье скоро закончится…
Он замолчал, а затем перескочил на другое:
— В то же время я чисто случайно открыл ЭГР — эффект глюоной ремиссии — на основе чудесных свойств нового металла. Этот эффект позволил мне собрать на скорую руку особый модулятор пространства-поля, который изменил здесь всё. Я был довольно горд собой, но затем всё это потеряло для меня смысл.
— Что-то случилось с твоей женой?
— Именно, — резко ответил Фёдор. — Она… У неё оказались слабые лёгкие. Извечная пыль аридиума, от которой невозможно избавиться, в конце концов свела её в могилу. И вероятно она же повлияла на организм Эльвиры… Итак, я остался совсем один, беспомощный и разбитый, с грудным ребёнком на руках. Ты можешь представить, каково это?
Юноша кивнул, вспоминая о том, что у в его семье была схожая ситуация. После смерти матери отец сразу замкнулся в себе и отдалился от них с братом. Что ни говори, а жизнь человеческая не очень-то оригинальная штука: раз за разом повторяет свои сценарии.
— У меня тогда случилась истерика, — продолжил мужчина. — Я отказался работать, и Клешня сломал мне руку, чтобы переубедить. Но затем он понял, что это ничего не меняет, что угрозы больше не действуют, и предложил другой вариант.
— Я уже понял, — кивнул Борис. — Ты выторговал у него право жить в Слободе вместе с дочерью?
— Так и есть. И это была хорошая жизнь, мирная и приятная, как нам мечталось когда-то с супругой. Степан, добрая душа, приютил нас, а потом помог построиться. В обмен, я постоянно находился на связи с лабораторией Клешни, доводя до ума своё изобретение, базовая версия которого работала на границе с первых же дней, а также помогал очищать аридиум от примесей, что не так уж и просто.