Слов опять нет. Уже второй раз за полчаса я ощущаю себя немой, хотя раньше такого не наблюдалось. Сказать есть что — меня чуть не угробили. Но отчего-то не сомневаюсь, что я случайно стала частью старой болезненной драмы. Что такое происходит не каждый день. И что сегодня... действительно всё плохо.

Становится неловко, как если бы узнала о человеке нечто интимное.

Не знаю, почему такое ощущение, понятия не имею! Однако прежде сдержанный Смолин так сильно отличается от того парня, которого я вижу сейчас. Его поза транслирует напряжение, животную ярость, а еще… какую-то безнадежность, что ли. Момент кажется сильным, и я отворачиваюсь, давая Платону передышку.

Спустя еще несколько секунд он возвращается за руль и, пристегнувшись, первым нарушает молчание:

— Сметы будут на вашей почте через час.

Егор та-ак мило смущается, что я таю, будто леденец на солнышке. Приятный он мужик, простой и улыбчивый. Забрал меня с работы в пять, прокатил по городу и привез поужинать в действительно красивое место, как и обещал.

Вьющиеся, чуть рыжеватые волосы коротко подстрижены. Пухлые губы. А вот разрез глаз как у Платона, точь-в-точь, хотя с цветом снова мимо — радужки карие. Обожаю генетику, как ловко она тасует внешние признаки. Братья одновременно и похожи, и совершенно разные.

И еще язык. У Егора он не намертво приварен к нёбу. Говорить Смолину-младшему будто не больно, как одному нашему общему знакомому, поэтому за полчаса я узнала, что они с Платоном двоюродные братья по отцу. Родились и живут в этом городе, с детства в гонках. Сначала это был картинг: соревнования, в том числе за границей, победы, кубки, от которых ломились столы. Потом тренировки за рулем настоящих машин на специальных оборудованных площадках, и наконец, в восемнадцать парни получили права. Буря, вспышка, безумие. Следующие восемь лет жизни стали самыми яркими и счастливыми.

Смолины в спорте. В настоящем, крутом, капец каком опасном спорте. И если старший еще способен говорить о чем-то, кроме тачек, ужин с его братом показал: второй на них помешан.

Егор младше Платона всего на три месяца, но в сети они именно так и названы: братья, старший и младший.

Я не смогла решить, стоит ли рассказывать о дневном приключении. Все же Платон выполнил обещание и прислал мне то, о чем просила, и даже больше. Взамен попросил молчать.

— Твой брат сказал, что сегодня плохой день, — произношу осторожно, когда официант, забрав грязные тарелки, приносит душистый травяной чай. Взяв свою чашечку, подношу ее к лицу и вдыхаю аромат сена, от которого душа радуется. — Можешь сказать почему? Если это не секрет.

Егор чуть хмурится, словно я полоснула по личному. Опять. Блин, зыбко, как по песку в пустыне идешь. Что-то особенное сегодня произошло, почти святое.

Помешивая сахар в чае, он произносит:

— Сегодня день рождения дядьки Платона, Фёдора. Но мне он тоже как родной, так что, можно сказать, нашего общего дядьки. Фёдор, отец и отец Платоши вместе начинали когда-то давно. И так уж совпало, что именно в этот день Фёдор погиб на ралли. Он был еще жив и пытался выбраться из груды покореженного железа, когда в него влетела другая машина. Это была страшная авария.

Сердце на миг сжимается так сильно, что чувствую боль. Вспоминаю крики неадеквата на трассе: «Ты труп! Чертов труп, Пла-то-ша!» Становится не по себе.

— Боже. Мне так жаль.

— Ничего, прошло пять лет. Такое, к сожалению, случается, благо редко. Фёдор был лучшим, самым лучшим в мире. Каждый год в его день рождения мы устраиваем вечеринку и проводим заезды. Сегодня посмотришь. — Егор хитро улыбается, вновь становясь беспечным.

— Блин. Не знаю. Удобно будет? Я ведь чужой человек, а у вас столько личного намешано.

— Ожидается толпа, — отмахивается он. — Все, кто знал Фёдора, придут. Не отказывайся, увидишь, как веселятся в регионе двадцать четыре. Ты ведь, небось, дальше МКАДа и не бывала? — говорит таким тоном, словно я невезучая бедняжка. Играет бровями.

Смеюсь. Нравится мне эта местная уверенность, она заряжает. Ну не могут люди так выпендриваться на пустом месте, невозможно это! Значит, есть чем гордиться.

— Вообще-то бывала, я ведь ученый. У нас часто проходят форумы, семинары. Но, действительно , дальше Урала жизнь пока не заносила.

— Ботаничка, — грозит мне пальцем Егор. — Помню-помню, как и Платоша. Он тоже вечно с книжками и тетрадками. Сука, так бесил. «Егор, посмотри на брата, ты не можешь учиться так же?». — Он закатывает глаза, да так потешно, что хохочу.

— Как твой брат может заниматься и грантами, и гонками? Не понимаю.

Нам приносят счет, и Егор так ловко прижимает к терминалу свою карту, что я и пикнуть не успеваю. Он достает несколько сотен, оставляет на чай.

— Эй, давай я заплачу за себя. Мне неудобно, правда, — тянусь к чеку.

— Обидишь. Убьешь. Оскорбишь, — выпаливает Егор, видимо, в порядке важности. — Эй, это я тебя пригласил, заканчивай.

— Блин. Ладно. Но чтобы ты знал: у меня есть деньги и я всегда плачу за себя сама.

— Не любишь быть должной?

— Ненавижу.

— У нас так не принято, расслабься. Спортсмены девочек не обижают.

Он поднимается, и мне приходится последовать его примеру.

Уже в машине, по пути к моему дому, я спрашиваю:

— А Платон будет?

— Если его отпустят. — Егор гасит смешок. — В том году был. У Платоши известная всему городу проблема: он никак не может решить, с умными он или с красивыми. Поэтому приедет он гонять или просидит за умными книжками — одному боженьке известно. Но тебе нечего робеть, на треке он тебе не босс. Окей? Ты будешь со мной.

Егор выглядит полностью, на сто процентов адекватным и вменяемым. О нем куча информации в сети. Не успела прочитать подробно, но стоит вбить фамилию и имя — высвечиваются фотки. И я решаю рискнуть.

Дома быстро натягиваю плотные колготки, пышную розовую юбку и короткую черную куртку. Теплые ботинки. Вроде бы и празднично, но и не замерзну. Все это время Егор покорно ждет у подъезда, он не пытался подняться со мной и «помочь». Его осторожность и аккуратная напористость располагают.

Адреналин, который будто еще не выветрился после дневной гонки по городской трассе, подстегивает.

Самой себе не могу объяснить, почему едва ли не выбегаю из квартиры, а потом и из подъезда. Не хочется пропустить ни минуты веселья.

***

Ночная трасса кажется бесконечной. Громкая музыка басит, отдается вибрацией по спине. Не узнаю себя — куда еду, с кем, для чего? Отголоски страха грызут, требуют вернуться домой, лечь в постель и спать-спать-спать, перед этим тщательно смыв макияж и нанеся средства для домашнего ухода. Береженого бог бережет и все такое. Егор качает головой в такт ритму, уверенно держит руль.

Я никогда не совершала опрометчивых поступков, не рисковала собой понапрасну, не водилась с плохими компаниями. Смолины... какие они? Сердце колотится, самой себе улыбаюсь.

На красное кольцо — гоночный трек — мы приезжаем около девяти. И первое, что слышу, когда Егор глушит движок, — это музыка. Звук громкий, чистый, мелодия модная, не хуже, чем в лучших ночных клубах Москвы, где я была, кажется, уже в прошлой жизни.

— О, да здесь диджей! — восхищаюсь я, выходя из машины.

Ветра нет совсем, я натягиваю перчатки скорее для порядка.

Егор выглядит польщенным.

— А ты думала, мы на гитарке будем брякать?

Играю бровями, и он кивает, приглашая на трибуны.

Чем ближе подходим, тем музыка громче и людей больше. Да здесь и правда толпа! Парни, девушки разных возрастов. Девчонки кто в спортивном, кто в коротких юбках. В основном цвета темные или навязчиво яркие. Моя пурпурно-розовая юбка мгновенно цепляет взгляды. А может, дело в том, что я иду со Смолиным-младшим? В любом случае радуюсь, что не предпочла серые джинсы.