Элина кладет руку мне на спину, стоит позади. Тепло от прикосновения. Я смотрю вперед, пульс ровный, настроение ровное. Без перепадов. Без агрессии, без качелей, и, как следствие, будет без ошибок. Сегодняшняя погода не для трюков, первым приедет тот, кто поедет максимально стабильно. А у меня нет поводов нервничать.

— Марсель сидит в машине, — говорит Элина. — С закрытыми глазами.

— Прокручивает сборку, ага.

Чувствую, как между лопатками прижимается вторая ладонь. Эля за меня... молится? В груди замирает на мгновение, потом становится еще теплее.

— Шаманит, мне кажется.

Усмехаюсь и оборачиваюсь. Она, разнервничавшись, опускает руки. Я беру ее ладонь, целую и кладу себе на грудь.

— Ты умеешь волноваться, оказывается. Кто бы мог подумать раньше?

— Раздолбанная Сильвия. Кто бы мог подумать, что я дам в ней, да еще и тебе, — тут же ядовито парирует Эля. У самой глаза круглые, блестящие. Напуганные.

— Много-много раз, — выдыхаю.

Она краснеет.

Элина очень нежная девочка, хоть и не показывает этого. Самая нежная из всех, что мне встречались. Ее хочется обнимать, ее ценность не имеет пределов и границ.

— Иди сюда.

Обнимаю, целую в лоб.

— Ты хоть наложила парочку цыганских заклятий на меня? — отшучиваюсь.

— Я только привороты умею, — бурчит она. — И дождь вызывать. Надо?

Я смеюсь:

— Пока нет.

— Платон, Егор, пора! — окликает отец.

— Уделай их всех, — говорит Эля решительно.

Киваю. Мы коротко целуемся, и я надеваю шлем.

Долгий взгляд в глаза как прелюдия, как разгон. Улыбаюсь, и Эля улыбается в ответ чуть наивно и счастливо. Скорее бы вернуться к ней. Я впервые думаю о том, что в реале мне не менее хорошо, чем за рулем.

Предвкушение гонки тем временем пальцы покалывает. Оно настолько тягуче-острое, что иногда лучше самой гонки.

Иду к машине. Готовность предельная.

На Егора поглядываю. Он на меня не смотрит совсем — заряжен, напряжен, упрям как никогда. Херово, что брат будет на трассе в машине без меня. Сложно доверить кому-то свою семью, а он — ее часть. И мне не нравится его штурман.

Выхожу из-под шатра, щурясь на пробившееся сквозь тучи солнце.

Сажусь, пристегиваюсь.

Поглаживаю руль.

Давай, Акула, погодка наша с тобой. Они все не готовы, потому что на колесах. А мы поплывем.

Бережнев дает советы, обещает подсказывать, когда газ жать, когда тормоз. Я же думаю об Элине.

А потом — что не доеду.

И эта мысль вдруг такая спокойная и четкая, что на секунду воспринимаю ее как реальность. При этом не страшно совершенно. Я знаю, что нужно идти, и иду.

Цыганская магия какая-то?

Двигатель ревет, вибрация отдает в руль. Сжимаю его крепко, сливаюсь воедино, обрастаю экзоскелетом бешеной тачки. Нейроны в голове отмирают и дают нужные связи, напряжение — то самое, важное. Гормоны счастья, легкости и удовольствия шпарят.

Мах флагом.

Мы устремляемся вперед.

Гонка в разгаре! Летим по колдобинам.

Дворники работают усердно, размазывают поднятую с земли грязь по лобовому.

Не видно ни хуя. Но хоть с неба не хлещет.

Мы плывем-летим по лужам и грязи относительно ровно, подпрыгивая на кочках, но оставаясь в рамках дороги. Секунды теряются одна за другой — на квалификации шли лучше, но и дорога была суше.

Херово будет тому, кто поедем следом. В том числе Егору. Усмехаюсь: наслаждайся, раз вызвался.

Трасса впереди петляет сквозь лес. Новый поворот как новый вызов.

Дорога буграми, трясет. Кочек не видно опять же из-за грязи, я многие помню, но, блядь, не все. Адреналин кипит в крови, но сердце стучит в ритме мотора — ровно. Идеально отлаженного Марселем мотора.

— Треть — было, — рявкает штурман.

Киваю.

Треть трассы позади, и я втягиваюсь. Осознаю, что абсолютно готов к любой неожиданной херне, абсолютно все в моих руках — подвластно, контролируемо. Тепло внутри дает силы. Я хочу забрать кубок и пойти дальше.

Наваливаю лишка!

Не отрываю глаз от дороги, сжимаю руль крепче. Летим!

Бережнев держится за ручку, смешно подпрыгивает в кресле, долбится головой, матерится.

На крутом повороте буксует тачка соперника. Застряли, отлично.

Атакуем не раздумывая.

— Лохи.

В максимально благоприятную секунду обгоняю по внутренней траектории, оставляю неудачников позади.

Еще немного, и минуем лес. По полю вдарим по-взрослому, нагоним потерянные секунды. Кровь бурлит, я хватаю воздух, градус напряжения растет с каждым метром приближения к финишу. Спрятанная внутри тревога постепенно остывает. Наверное, зря волновался. Предчувствие — не моя сильная сторона.

Именно в этот момент радио в шлеме оживает, и я слышу голос Марселя:

— Егор перевернулся.

Накрывает темнота.

Я по-прежнему вижу мир четко и, как в съемке замедленной, — веду идеально, реагирую мгновенно. При этом мне настолько темно, что реальность на ад похожа.

Снимаю ногу с педали газа автоматически.

Если бы Егор перевернулся и продолжил гонку или спокойно покинул машину — Марсель бы меня не тревожил.

— Где? — спрашиваю.

— Осталась треть, — напоминает штурман. — Мы будем в лидерах. Жми, Платон! Жми-жми! Ему помогут!

— Блядь, заткнись! — Мы почти катимся. — Где?!

Голос отца через радио — быстрый и резкий. Я слушаю координаты и на первом же удобном участке выкручиваю руль, разворачивая Акулу.

— Мы можем победить. Эй! Смолин!

Просто игнорирую.

Потому что слова кажутся нелепостью. И потому что вот теперь пульс долбит так, что кислорода не хватает. Я жадно дышу. Жарко. Волосы стоят дыбом, пот каплями между лопаток. Передергиваю плечами.

Выжимаю из тачки максимум, обруливая встречное движение.

Давай, Акула, плыви, девочка, давай. Нам надо обратно.

Место аварии представляю прекрасно — плохой поворот, в нем почти шепотом надо. Егор, наверное, решил его прокатить в заносе. Но странно. Он не настолько придурок!

Сначала я вижу густой черный дым, а потом огонь, и все внутри умирает.

Сердце вот-вот пробьет грудину. Блядь.

Господи.

Останавливаюсь. Трясет.

Я ментально умираю.

В реальности же двигаюсь предельно быстро и четко. Сука, практика.

Отстегиваю руль, ремень.

Бережнев что-то лечит, ждать-ждать-ждать помощь.

— Да пошел ты на хуй. Ты не Охотник!

Выбегаю.

Дождь, Элина. Киса моя, дождя бы...

Дальше на пределе. На следующем вдохе я у машины. Пытаюсь до двери добраться, ее всю покорежило. Тачка лежит на боку.

Штурман Егора выбрался, стоит поодаль. Ору, чтобы помог, — он качает головой. Огня становится больше, от груды раскаленного железа жар идет нестерпимый.

Времени не осталось, нужно действовать немедленно.

Пытаюсь сам. Долблю по стеклу. Ору. Благим, сука, матом. Глаза Егора закрыты, шея в неестественном положении. Мир делает кувырок.

Позади проносятся машины, обгоняют.

В радио шум уже из каких-то помех.

Я ору в микрофон, что нужна помощь, скорее. Чтобы кто-то из гонщиков остановился и помог! У самого не получается, а время тает, как снег в жару. Мой брат внутри металлической коробки, сейчас — смертельно опасной.

Рядом тормозит машина. Я сначала вижу черные комбезы команды «Скорость 360», следом узнаю Тима Агаева и его штурмана. Мы переглядываемся быстро. Руки уже дрожат от боли, я тушу свой комбез. Выдыхаю, сжав зубы, и вместе с парнями наваливаюсь на раскаленную тачку. Переворачиваем. Тут же хватаю молоток и разбиваю лобовое. Тим перерезает ремни и просит помочь.

— Блядь, Платоша, я его не вытащу один. Соберись!

Сука, кожа горит. Жар. Голова кругом. Пекло, адское, сука, пекло, дым густой валит. Дыхание задерживаю, а когда все же вдыхаю — по мозгам бьет. Мир заворачивается в боль, комбез от высоких температур плавится прямо на коже, впитываясь в нее. Пот застилает глаза. Небо гремит, гремит, чернеет и обрушивается на нас ледяным ливнем. На мгновение я думаю об Элине.