Глаза Кеннеди в замешательстве прищуриваются. — Почему ты так себя ведешь?

— Да, Исайя.

Дин кладет руку Кеннеди на плечо. — Почему ты так себя ведешь?

— Убери от нее свои грязные гребаные руки, или, клянусь Богом…

— Перестань вести себя как ненормальный пещерный человек, — отчитывает Кеннеди. — Ему разрешено быть здесь. Дин — мой сводный брат. Остынь.

Клянусь, при этих словах весь стадион замолкает. Тело моего брата застывает у меня под рукой, когда я встречаюсь взглядом с Миллер, сидящим напротив.

— Сводный брат? — Спрашивает Миллер. — Значит, твоя сестра…

— Да, — соглашается Дин. — Моя сестра — бессердечная сука. Я из команды Кеннеди, так что не беспокойся об этом.

Губы Миллер изгибаются в улыбке, и я не уверен, что все это значит, но уверен, что она расскажет мне позже.

— Кенни, — скулит мой брат. — Пожалуйста, скажи мне, что это какая-то дурацкая шутка.

— Ты такой драматичный. Это не шутка. Папа Дина и моя мама поженились, когда мы учились в старших классах. Так что будь мил, успокойся. Сегодня День семьи.

— Да, Исайя.

Дин подмигивает моему брату. — Будь милым. Сегодня День семьи.

Глава 34

Миллер

— Ты в порядке?

Я нахожу Исайю с миской крендельков на коленях, он сидит и дуется в одиночестве в блиндаже, пока на поле продолжается Семейный день.

— Нет.

Занимая место на скамейке рядом с ним, я отправляю в рот крендель. — Ты не можешь винить ее за то, что она в некотором роде связана с этим парнем.

— Я ни в чем ее не виню. Она буквально ангел, который не может сделать ничего плохого в моих глазах, но я могу винить ее мать за то, что у нее ужасный вкус на мужчин и она вышла замуж за того, кто как я могу только предположить, является дьяволом, учитывая что Дин Картрайт сам отродье сатаны.

Я падаю вперед от смеха.

— Это не смешно, Миллер. Это наихудший из возможных сценариев.

— Не-а. Могло быть и хуже.

Он усмехается. — Что, черт возьми, может быть хуже чем то, что Кенни состоит в родстве с Дином, мать его Картрайтом?

— Они могли бы спать вместе, так что я считаю «сводный брат» это победа.

Карие глаза Исайи расширяются, когда я наблюдаю, как осознание проносится в его голове. — О Боже, ты права.

Свесив ноги со скамейки, я хватаю еще несколько крендельков.

— Кстати, с днем рождения, — говорит он, прижимаясь своим плечом к моему.

— Спасибо тебе.

— Будет хреново, если тебя не будет здесь, путешествующей с нами. Все остальные няни были отстойными.

Боже, я не хочу думать о другой няне. Я даже не спросила Кая, каковы его планы относительно ухода за Максом, когда я уйду, в основном потому что какая-то часть меня не хочет представлять кого-то другого на моем месте.

— Вы… — начинаю я. — Он знает, кто меня заменит?

— Пока никто. Тренеры и некоторые сотрудники составили график, по которому они будут помогать Каю до конца сезона, так что ему пока не придется привлекать кого-то еще. И в зависимости от того, насколько глубоко мы войдем в плей-офф, у нас останется в лучшем случае месяц бейсбола или около того.

Я быстро киваю. — Звучит… заманчиво.

Он кладет руку мне на плечо. — Ты незаменима, Миллер. Никто другой никогда не будет такой горячей няней.

Из моей груди вырывается беззвучный смех. — Всегда обаятельный, Исайя Роудс.

— Как ты держишься?

— Не очень.

— Я предполагаю, что ты расстроена из-за того, что бросаешь меня, и это не имеет никакого отношения к моему брату или племяннику.

— Теперь ты обаятелен и великолепен? Ты действительно становишься совершенно другим человеком.

Он усмехается. — Как думаешь, ты скоро вернешься, чтобы навестить меня?

В его вопросе столько надежды, и я знаю, что она принадлежит исключительно его старшему брату.

— Я так не думаю. Работа не дает мне покоя, и на данный момент у меня запланировано консультирование шестнадцати кухонь. Это бронирование на четыре года.

— Четыре года?

Его тон полон шока. — Черт возьми, я не знаю, что я буду делать даже через четыре дня, не говоря уже о таком сроке.

Когда я впервые открыла свое расписание в разделе консультационные услуги, я хотела чтоб бронь была на все, что только можно. У меня было не так много друзей или семьи, о которых я беспокоилась. Я была сосредоточена на том, чтобы быть лучшей, но теперь нехватка свободного времени и отсутствие социальной жизни кажутся ужасными.

И ужасно одиноко, если честно.

— Можно мне минутку побыть серьезным? — спрашивает он. — И ты знаешь, что это важно, потому что я очень редко бываю серьезным.

— Ты и я, мы оба такие.

— Я знаю. Мы сводим моего брата с ума.

Я отправляю в рот еще один крендель, пока Исайя устраивается поудобнее на скамейке.

— Малакай — лучший человек, которого я знаю. Он мой лучший друг и лучший отец своему сыну. Став старше, я начала понимать все, что он сделал для меня. Ни один пятнадцатилетний ребенок не должен был оставаться на попечении своего брата или сестры. Он помог мне пережить смерть нашей мамы. Он помог мне закончить среднюю школу. Он научил меня водить машину. Черт возьми, этот парень даже взял меня с собой, чтобы купить мою первую упаковку презервативов.

Он посмеивается про себя. — Что сейчас звучит иронично, учитывая, что именно у него в итоге случилась случайная беременность.

Мы находим взглядом этих двоих, Макс дергает за прядь темно-каштановых волос, выбивающуюся из-под бейсболки Кая.

— Что я пытаюсь сказать, так это то, что мой брат заслуживает всего мира, и для него весь мир — это ты.

Мой пульс бешено скачет, сердце колотится в груди. Внутри меня происходит странное противоречие. Я хочу быть его миром, потому что он быстро стал моим, но последнее, чего я хочу, это чтобы этот человек пострадал из-за меня. Исайе не обязательно говорить мне об этих вещах. Я знаю насколько хорош его брат, как много он заслуживает. Это то, что заставило меня влюбиться в него, хотя я так старалась этого не делать.

Я поняла это вчера на съемках. Я не знала, каково это — быть влюбленной, и осознание того, что я влюблена, подкралось ко мне самым ужасным образом. Я уезжаю завтра, и я влюблена в Кая и его сына. Я влюблена в жизнь и дружбу, которую я построила здесь.

И все это не имеет значения, потому что это была просто остановка на пути к возвращению моей реальной жизни.

— Если есть хоть малейший шанс, что ты вернешься, чтобы увидеть их… — Исайя качает головой. — Я не знаю, о чем я здесь прошу. Я просто пытаюсь отблагодарить Кая за все, что он для меня сделал, и я никогда не видел, чтобы он смотрел на кого-то так, как смотрит на тебя. Я никогда не видел его настолько погруженным в чью-то орбиту, и я не знаю, как тебе это удалось. Возможно ты нашла трещину и пролезла внутрь или что-то в этом роде, но он был так сосредоточен на Максе в течение последнего года, что забыл о себе. Но ты… ты не забыла о нем. Я прошу тебя не забывать о нем, когда будешь уходить.

— Исайя.

Моя голова со вздохом опускается ему на плечо. — Поверь мне, я никогда не смогу забыть твоего брата.

Я никогда не смогу забыть о Кае или его сыне. Они запечатлелись в моей душе, и, к сожалению, я никогда не смогу сказать об этом Каю, дать ему хоть какой-то признак надежды на то, что я могла бы остаться. Завтра я уезжаю из города, и мне больно, я изнываю от тоски по дому, который уже началпроникать в мои кости.

Это одно из наших правил — никаких громких признаний в любви.

Я попросила Кая помнить, что мы просто летнее увлечение, и я молюсь ради него, чтобы я была единственной, кто забыл.

— Привет, ты Миллер? Дочь Эммета?

Поднимаю голову и вижу мужчину, который выглядит ровесником моего отца, который вприпрыжку спускается по лестнице в землянку. Он кажется достаточно милым, пока я не замечаю логотип команды "Атланта" на его куртке.

Поднимая голову с плеча Исайи, я говорю: — Да, это я.