Вдыхая через нос, я отступаю в воду, потому что мы слишком близко и она видит слишком много.

— Я знаю, каково это — отсутствие родителей, — говорю я ей. — В тот день, когда я подписал контрак, Исайя был единственным родным человеком, и то же самое произошло когда подошла его очередь. Я также был единственным, кто поддерживал его, когда он получал водительские права или когда ему впервые разбили сердце. Последнее, кем я когда-либо буду, для своего сына — это отцом, которого никогда нет рядом. Я не пропущу важные моменты, и я даже больше скажу, я не хочу упускать повседневные, незначительные моменты. Я хочу их все.

Над нами повисает тишина, пока Миллер водит ногами по воде, периодически касаясь меня.

Ее обычно уверенное поведение смягчается. — Где были твои родители?

— Моя мама умерла.

— Моя тоже.

Я перевожу взгляд на нее, когда она садится на выступ.

— Рак, — говорит она.

— Автомобильная авария.

— А твой отец?

Ладно, для сегодняшнего вечера это уже слишком. — Это долгая история.

Кажется, она понимает мое желание сменить тему. — Тебе нужно немного повеселиться

Воспоминания вызывают у меня улыбку. — Поверь мне, в мои двадцать с небольшим было очень весело. Как только Исайя обосновался в лиге, я жил по-настоящему. Я был легкомысленным и безрассудным, и мне не стоит возвращаться к этому теперь, когда у меня есть сын, которого нужно растить.

— Тебе не нужно возвращаться назад, но ты мог бы найти баланс между тогда и сейчас. Теперь ты постоянно сердитый, — она понижает голос, передразнивая меня, — «Я ненавижу играть в бейсбол и людей, которые присматривают за моим ребенком».

— Я не ненавижу бейсбол. На самом деле я люблю его. Я просто ненавижу что это то, что отдаляет меня от Макса ”.

— А как же люди, которые присматривают за твоим ребенком?

Мой рот дергается в улыбке. — А это мне ещё предстоит узнать.

Она смеется, ударяя меня в грудь тыльной стороной ладони, но я ловлю ее прежде, чем она успевает отстраниться. — Сколько тебе было лет, когда умерла твоя мама?

Атмосфера в воздухе снова меняется.

— Пять.

— Господи, — выдыхаю я. — Я и не подозревал, что Монти был так молод, когда потерял жену.

— О, они никогда не были женаты. На самом деле, они встречались всего около года, до того как умерла моя мама. Миллер соскальзывает с бортика в воду между моим телом и бортиком бассейна. — Он не мой биологический отец.

Что?

Миллер отстраняется от меня, но, как сама и сказала, плавает она не очень хорошо, так что далеко не уплывёт. Она гонялась за мной в бассейне всю ночь, но на этот раз я полон решимости поймать ее.

— Продолжай говорить, — настаиваю я, пока она гребет руками по воде.

— Он удочерил меня.

Она вытирает капли воды с лица. — За день до своей смерти моя мама попросила его сделать это. Просить его об этом было нелепо. Ему всего двадцать пять лет, и он профессионально играл в бейсбол. Я была просто ребенком его девушки, но он все равно это сделал. Моя мама была матерью-одиночкой. Мой биологический отец был парнем на одну ночь. Монти удочерил меня, мы сменили фамилию на его, потому что мама этого хотела. После смерти мамы он покинул лигу и устроился тренером в колледж, чтобы заботиться обо мне, потому что у меня больше никого не было. Это самая бескорыстная вещь, которую кто-либо делал для меня, и из-за этого я чувствую себя ужасно.

Я застыл на месте, стоя на мелководье бассейна, ошеломленный уязвимостью, которую Миллер никогда не проявляла рядом со мной. Она использует юмор, чтобы разрядить напряженные ситуации, но сейчас она говорит искренне, потому что Монти заслуживает момента признания. Она хочет, чтобы я понял, насколько он хорош. Как он важен для нее.

Я чертовски люблю этого парня.

— Он беспокоится, что ты уйдешь на пенсию так же, как ушел он, — продолжает она.

Это то, о чем я думаю ежедневно. Если я уйду на пенсию сейчас, то избавлюсь от большого стресса. Конечно, я бы отказался от карьеры которой хотел, но это было бы ради работы, которую я люблю в миллиарды раз сильнее.

— Не надо, — шепчет она. — Услышь это от ребенка того, кто отказался именно от этого. Макс будет жить с этим чувством вины всю оставшуюся жизнь.

Вот почему она вернулась на прошлой неделе. Должно быть, Монти сказал ей дать мне еще один шанс.

— Миллер, я устал, мне тяжело. Все это гребаное время.

— Позволь мне помочь тебе. Позволь мне помочь тебе найти баланс.

Она серьезно относится к чувству вины, которое постоянно чувствует. Но почему? Я знаю Монти. Я знаю, что он за человек. Он бы отказался от всего ради своего ребенка, так же, как и я. Как она этого не понимает? Существует другой вид любви, который приходит в твою жизнь, когда у тебя есть ребенок. Монти не пожертвовал своей карьерой, он просто сменил направление из-за того, что так сильно любил эту маленькую девочку. Настолько, что он носит ее фотографию с софтбола на каждую выездную игру, только для того, чтоб положить ее на стол и смотреть на нее.

Ее глаза прыгают между моими, умоляя, но прежде чем я успеваю ответить, ослепительный свет фонарика блуждает по ее лицу.

— Эй! — кричит охранник. — Бассейн закрыт!

Поворачиваясь, я прикрываю Миллер своим телом, стоя к ней спиной, отчасти для того, чтобы свет падал на ее лицо, но в основном потому, что я чувствую себя настоящим собственником, видя ее в этом маленьком зеленом купальнике, и я не планирую делиться этим видом.

Она за моей спиной разражается приступом смеха.

— Прошу прощения за это!

Я поднимаю руки над водой. — Мы уже уходим.

Миллер продолжает хихикать.

— Я возлагал на тебя надежду, Монтгомери. И вот мы здесь, проводим с тобой одну ночь и я уже влипаю в неприятности.

— Поверь мне, — хихикает она. — У меня в планах доставить тебе гораздо больше неприятностей, чем это.

Это именно то, о чем я беспокоюсь.

Глава 12

Кай

Мы были в разъездах, совершали обход, чтобы сыграть с командой Техаса. У нас не было ни одного выходного с тех пор, как мы уехали из Чикаго, и у меня не было возможности поговорить с Монти наедине. Парни шумно спускаются по туннелю, направляясь к полю, но пока команда готовится к разминке, я тайком проскальзываю в кабинет тренера.

— Привет, Эйс, — говорит Монти, едва поднимая на меня взгляд, пока стоит над своим столом, просматривая отчеты скаутов. — Чем я могу тебе помочь?

Тихо закрыв за собой дверь, я обхожу его стол и, не говоря ни слова, заключаю его в объятия.

На мгновение он замирает с кипой бумаг в руках, но я продолжаю держать его в медвежьих объятиях. В конце концов, он бросает их на стол и обнимает меня в ответ. — Ты в порядке?

Да. Нет. Как мне сказать ему, насколько я впечатлен и в то же время раздражен? Как мне выразить свою благодарность за то, что он сделал для Миллер, не проявляя при этом гребаной привязанности к его дочери?

Отстраняясь, я толкаю его в грудь. — Пошел ты.

Монти смеется, поднимая руки вверх в знак капитуляции. — Я испытываю действительно противоречивые чувства, чувак.

— Ты отговаривал меня от выхода на пенсию, когда сам сделал ровно то же самое, по той же гребаной причине

Карие глаза Монти смягчаются, его грудь вздымается при выдохе. — Она рассказала тебе.

— Да, она сказала мне, и тебе тоже следовало бы.

— Присаживайся.

Раздраженный, я делаю, как он говорит, опускаясь в кресло по другую сторону стола.

Монти откидывается на спинку стула, сцепив пальцы под подбородком. — Я не сказал тебе, потому что это не одно и то же.

— В этом плане мы совершенно одинаковы, Монти. Ты ушел на пенсию, чтобы заботиться о своем ребенке. Почему я не могу сделать этого?

— Потому что я не был тобой, Эйс. У меня не было твоего уровня игры. Я был не твоего возраста. У меня не было такой помощи, как у тебя. Как ты думаете, почему я был так непреклонен в том, чтобы организация сделала эту работу за тебя? Я знаю, как это тяжело. Черт возьми, Кай, я знаю, через что ты проходишь, но ты не одинок в этом. У тебя есть я, у меня же не было никого.