Монти молчит, пока я ставлю пустую рамку обратно на его стол.

— Заткнись.

Он смеется. — Я ничего не говорил.

Я засовываю фотографию Миллер под ленту, провожу большим пальцем по обоим краям. — Сколько лет ей здесь?

— Может быть, тринадцать?

— Она выглядит счастливой.

— Она такой и была. Она была действительно счастливым ребенком, во многом такой, как Макс.

Монти мягко напоминает, что у меня все в порядке. Это его способ убедить меня, что я делаю все правильно. Но сейчас я делаю хорошую работу только из-за девушки на фотографии рядом с фотографией моего сына.

Я снова надеваю кепку и выхожу из его кабинета.

К тому времени, как я добираюсь домой, мои руки полны покупок. В доме пусто и тихо, поэтому, поставив пакеты с покупками на кухонный столик, я направляюсь на задний двор в поисках Макса и Миллер.

Смех моего сына эхом отражается от стекла заднего слайдера, и я открываю его, чтобы обнаружить его в одном подгузнике у стола с водой, он плещется и хлопает в ладоши, переливая воду из одного маленького ведерка в другое, чуть побольше. Миллер садится на землю и хлопает вместе с ним, подбадривая его, пока он обливается водой, что идеально подходит для жаркого августовского дня.

Она ловит мой взгляд, пока я стою на заднем крыльце, и слегка машет мне рукой. Макс следует за ее рукой и с сияющей улыбкой на лице устремляется в мою сторону, подняв руки над головой и устремляясь ко мне.

— А вот и мой мальчик.

— Папа, — визжит он.

Я беру его мокрое маленькое тельце на руки, поднимаю и усаживаю себе на предплечье. Миллер следует за мной, и когда я целую своего сына, меня так и подмывает наклониться и поцеловать ее тоже. Это обычный, повседневный момент, который я хочу запечатлеть в своих воспоминаниях, потому что именно такие моменты имеют значение.

Но я не делаю этого, потому что нежные поцелуи против правил.

Я киваю в сторону дома. — Пойдем

— Малакай — ругается она. — Неуместно.

Качая головой, я позволяю ей пройти мимо нас, шлепая ее по заднице. — Запусти свои грязные мысли внутрь.

Она находит покупки на кухонном столе. — Тебе помочь это убрать?

Я даю ей секунду, чтобы разобраться в них. Она достает еще муки, сахара, коричневого сахара и молока. Лучший шоколад, который я смог найти в местном магазине выпечки. Я купил самый дорогой ванильный экстракт на полке. Я купил все виды фруктов, которые мог предложить магазин.

— Нана! — Макс кричит, когда она вытаскивает продукты.

— Что ты собираешься готовить? — спрашивает она.

— Я — нет. Ты — да.

— Интересно, а что я готовлю?

— Что пожелаешь.

Я беру Макса на руки, такое чувство, что с каждым днём он становиться все тяжелее. — У тебя не было времени на творчество, потому что мы много были в разъездах, так что сегодня вечером я позабочусь о Максе, а ты приступишь к работе. Я знаю, что ты лучше справляешься на кухне, когда кто-то пробует твои десерты, и оценивая его реакцию. Я подумал, тебе стоит вернуться к тому, что делает тебя счастливой, печь для людей которые тебе небезразличны, поэтому несколько парней из команды придут сегодня вечером. И твой отец тоже. Что бы ты ни захотела приготовить, нам захочется это съесть.

Она ничего не говорит, просто смотрит на продукты.

— Надеюсь, все в порядке.

Нос Миллер приобретает розовый оттенок, но эта девушка не плачет. — Более чем в порядке.

Она поворачивается ко мне с кривой улыбкой. — Спасибо тебе, Кай.

— Это меньшее, что я могу сделать после того, что украл тебя на все лето.

Она выглядит слишком мягкой, слишком уязвимой, чтобы я мог сопротивляться, поэтому я нарушаю ее правила, обхватывая ладонями ее голову, притягивая к своей груди и целуя в макушку. Макс, сидя на другой моей руке, переворачивается к нам, чтобы тоже приложиться к ее голове.

Она смеется, поднимая глаза и смотрит на моего очень довольного сына. — Спасибо, Баг.

Глава 27

Миллер

Вайолет: Пожалуйста, скажи мне, что ты закрепила свои новые рецепты и вернулась к работе на кухне? Кроме того, в следующий вторник состоится фотосессия Food & Wine. Они будут в доме в 6 утра, чтобы все подготовить.

Я: Завершаю приготовление рецептов сегодня вечером. Кай все приготовил специально для меня. Это действительно вкусно. А во вторник я не могу.

У Кая выездная игра.

Вайолет: Ты не можешь воздержаться от одной поездки? Я уверена, что он справится с одной поездкой сам. Это важно.

Я: Нет, я не могу пропустить это. Как насчет следующей пятницы?

Вайолет: Я уточню у координатора съемок. Шеф-повар Мейвен спросил меня, в какой день ты планируешь быть в Калифорнии. Ты помнишь что сегодня 1-е? Ты будешь выезжать из Чикаго в воскресенье, 29-го, верно?

Я: Верно. Через две недели.

Вайолет: Слава Богу. Мир кулинарии скучает по тебе, Миллер. У меня полный почтовый ящик писем от фуд-блогеров, желающих взять у тебя интервью о твоем небольшом летнем перерыве, не говоря уже о том, что за последние пару недель я уже добавила в твое расписание еще один год консалтинговых выступлений!

Я: Отлично. Не могу дождаться.

Вайолет: Твой сарказм звучит громко и ясно, шеф. Это захватывающе. Для тебя это только начало. Увидимся через две недели!

— Это то самое, — объявляет Исайя, указывая на последнюю тарелку, которую я ставлю перед ним.

Он называет каждый мой десерт “то самое” на сегодняшний вечер.

Коди стонет с набитым ртом, глаза Трэвиса расширяются, а мой папа просто гордо улыбается, как и весь вечер. Я поймала себя на том, что сначала ищу его одобрения, прежде чем смотреть на всех остальных.

— А это что такое?

Исайя зачерпывает ложкой второй, но Кай отбрасывает ложку в сторону, чтобы наполнить свою, потому что у него еще не было возможности попробовать.

Я вытираю руки полотенцем, перекинутым через плечо. — Это лимонный творог, глазированный клубникой. Легкий привкус, который вы ощущаете на языке, — это домашний поп-рок в сочетании с розовым сорбетом. Там также есть немного острого перца, который представляет собой горошину перца, в которой немного больше травяных и цветочных нот. Обычно его оставляют для приготовления, но я думаю, что он хорошо сочетается с лимоном.

Все мальчики перестают жевать и смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова. Когда я говорю о десерте с коллегами, меня понимают, но когда я объясняю это другим, не связанным с отраслью, кажется, что я говорю с ними на другом языке.

— Я понятия не имею, что это значит, — говорит Исайя. — Но это потрясающе, и ты должен сделать это для журнала.

— Мне кажется, вкусовой профиль слишком летний для осеннего выпуска статьи, но я увидела клубнику и лимон и подумала, какого черта. Я немного позабавлюсь и поэкспериментирую.

Я неплохо поэкспериментировала. Готовлю пять новых десертов для мальчиков. Цилиндрик из темного шоколада с кремом-пралине с копченым фундуком, о котором я подумала, когда мы были в пекарне в Бостоне, имел мгновенный успех, и я даже впечатлилась, когда приготовила чизкейк с моцареллой и ежевичным компотом.

Я ничего не сожгла, ни с какой частью приготовления не было проблем. Я была счастлива и взволнована возможностью накормить людей, о которых я стала заботиться, больше, чем я думала, что способна. Я испытываю такое огромное облегчение от осознания того, что я все еще могу преуспеть в том, что у меня получается лучше всего.

— Папа, что ты об этом думаешь?

Единственный человек, на которого я хочу произвести впечатление, откусывает еще кусочек лимонного творога. — Феноменально. Как всегда.

Я чувствую, как моя улыбка сияет в свете ламп на кухне, когда я вижу, как он гордится мной. Вот почему я делаю то, что я делаю, чтобы убедиться, что он знает, что я делаю со своей жизнью нечто такое, чтоб он не жалел что отказался от своей собственной карьеры.