Я медленно выхожу на свободное место, моя рука блуждает по миксеру цвета слоновой кости. — Ты купил это для меня?

— Ну, тебе не платят за то, чтобы ты присматривала за моим ребенком; я подумал, что это меньшее, что я могу сделать.

Я поворачиваю голову в его сторону, у меня вырывается испуганный смешок. — Этим летом мне точно заплатят. Воины платят мне.

— О.

Он изучает мое новое рабочее место. — Тогда я просто верну все это.

— Не смей.

Я обвиняюще поднимаю палец, но все, что это делает, — оживляет его потрясающую улыбку. — Это прекрасно, Кай. Спасибо тебе.

— Спасибо тебе. За заботу о Максе.

Он делает паузу, его голос становится мягче. — Ты ему действительно нравишься.

— Что ж, это чувство взаимно.

Я снова смотрю на миксер. — Но ты не должен был этого делать.

— Ты обещала помочь мне обрести равновесие в жизни. Я подумал, что попытаюсь помочь тебе обрести твою радость.

Мое сердце разрывается от этого, раскрываясь так, как я этого не хочу. Он слишком хорош, слишком добр. Чертовски сексуальный в этой кепке задом наперед и с обнаженной татуированной ногой. Мужские бедра… кто бы мог подумать, что это мой новый криптонит?

— Итак, что дальше?

Он небрежно откидывается на стойку, скрестив лодыжки. — После твоего интервью для Food & Wine”.

Что дальше? Я еще не думала так далеко.

Всю свою жизнь я преуспевала в достижениях. Питчер американского софтбола в старших классах. Проверьте. Лучшая в классе кулинарной школы. Проверьте. Названа выдающейся, получив высшую награду в своей отрасли. Проверьте.

Итак, что происходит после того, как больше не остается галочек для поиска?

— Я… я не знаю.

— Твой долг будет возвращен?

— Какой долг?

— Несуществующий долг, перед Монти за то, что он удочерил тебя. Это то, что ты имела в виду в Майами, верно? Ты чувствуешь себя в долгу перед ним за то, чем он пожертвовал ради тебя.

Ради всего святого. Это свойственно для мужчин постарше? Для родителей-одиночек? Или я настолько очевиден?

— Я не такой тупой, Миллер. Ты любишь его, но тебя никогда нет рядом. Поэтому ты держался подальше? Потому что чувствуешь себя виноватой?

— Ты не можешь быть таким зрелым и интуитивным хотя бы на две секунды?

Он сдвигается, подходя ближе. — Миллер…

Я поднимаю руки, чтобы остановить его. — Я просто… после всего, что он для меня сделал, он заслуживает жить той жизнью, которую упустил.

Брови Кая сводятся. — Жизнь, которую он упустил? Он скучает по тебе.

— Не говори так.

— Это правда. Раньше он никогда не говорил тебе. Ты знала это? Мы с ним близки, а я думал, что ты ребенок. Я думаю, он так сильно скучал по тебе, что ему было больно вспоминать о тебе. А теперь? За те недели, что тебя нет рядом, он не затыкался. Он сияет, как гребенная ёлка На Рождество. Тут не за что чувствовать себя виноватым.

Я не отвечаю, потому что мне не обязательно вести с ним этот разговор. Я не хочу вести этот разговор ни с кем, включая себя.

Он вздыхает, чувствуя себя побежденным. — Кухня в твоём распоряжении, пока ты здесь. Придумай свои рецепты. Научись готовить чтоб твое масло не подгорало, как у новичка.

— Заткнись, — смеюсь я, позволяя напряжению рассеяться.

— Но, Миллер, у нас возникнут реальные проблемы, если эта статья и награда из-за которых ты так переживаешь, вызваны каким-то неуместным чувством вины. Как будто ты в долгу перед своим отцом за то, что он сделал, и думаешь, что можешь отплатить ему похвалами.

— Я просто хочу, чтобы он гордился мной. В конце концов, он заслуживает впечатляющую дочь.

— Есть, как минимум, один человек, который тобой гордится. — Он улыбнулся. — Я.

Я закатываю глаза. — Ты ненавидел меня еще пять дней назад.

— Это преувеличение.

— Извини, шесть дней назад.

— Ты меня напугала.

— Да, — смеюсь я. — Поняла.

— Нет. Я имею в виду, ты сразу понравилась Максу. Это меня взбесило. Я беспокоюсь о том, что он может привязаться.

Подождите. Что?

Я подумала, что поначалу Кая пугало то, как я высказывала свое мнение, или отсутствие опыта ухода за детьми. Мне ни разу не показалось, что он беспокоился о том, что я общаюсь с его сыном.

— Первое, что произошло в жизни Макса, — то, что ушла женщина, которая должна была его любить. Я не хочу, чтобы он привык к тому, что люди, которых он любит, покидают его.

— Но я уеду.

— Так ты и сказала. — Он смиренно выдыхает. — Мы разберемся с этим, когда доберемся туда. На данный момент я хочу, чтобы он получал как можно больше удовольствия от поездок с командой, и я думаю, что ты — ключ к этому. Он счастлив. С тобой он в безопасности. С остальным мы разберемся в сентябре.

Мы разберемся с этим. Мы разберемся. Не только Макс.

Его рука лежит на стойке прямо рядом со мной, когда он опирается на свои ладони, и я инстинктивно накрываю ее своей. Кай обхватывает большим пальцем мои пальцы, мягко поглаживая кожу там.

— Почему ты так мил со мной?

Он не смотрит на меня, только пялится на наши руки. — Я ни хрена не понимаю, Милли.

Господи.

Трахните меня, каждый раз, когда он произносит это имя, оно еще больше проникает в мои вены, еще больше разбивает мое сердце.

Кай нависает надо мной, его льдисто-голубые глаза останавливаются на мне, прежде чем они опускаются на мои губы. Я хочу сбить с него эту бейсболку, провести руками по его волосам, просто чтобы вспомнить, каково это.

— Почему ты пялишься на мои губы?

— Я этого не делал. — говорит он, глядя прямо на них.

— Ты попытаешься поцеловать меня снова, папочка-бейсболист? Я думала, это не обсуждается.

Он моргает, увеличивая расстояние между нами. — Так и есть.

— О Боже мой, Кай. Ты собирался нарушить свое собственное правило и поцеловать меня!

— Нет, Миллер, не собирался.

— Я думала, что теперь я Миллс ?

Он качает головой. — Ты все разрушаешь. Ты знаешь это?

Я не могу скрыть улыбку, мне хочется подразнить его за это.

— Как сильно ты ненавидишь себя за то, что хочешь поцеловать меня?

Уперев руки в бедра, Кай в отчаянии запрокидывает голову, глядя в потолок.

— Поверь мне, если я когда-нибудь поцелую тебя снова, это будет моим последним средством заставить тебя замолчать.

— Хорошо, тогда я продолжу говорить.

Он стреляет в меня кинжалами.

— Мне нравится, как сильно ты ненавидишь то, что тебя влечет ко мне.

Кай закатывает глаза. — Да, ты и я…

Начинает загораться радионяня, и из динамика доносится крик Макса.

Кай направляется в комнату своего сына, но прежде чем он успевает уйти, я кладу руку ему на грудь, чтобы остановить его. — Я уложу его.

— Но сегодня у тебя выходной.

Я пожимаю плечами. — Мне не нужен выходной. Я оставлю тебя сидеть и терзаться из-за того факта, что ты собирался снова поцеловать дочь своего тренера. — я направляюсь в комнату Макса, но говорю ему ещё кое-что, чтобы он знал, что его влечение не одностороннее. — И прикрой свои бедра. Мы здесь профессионалы. Технически, я работаю на тебя, и я даже не знала, что у меня слабость к мужским ногам, пока не появился ты со всей этой татуированной кожей и поджарыми мышцами.

— Я?

Его голова откидывается назад. — А как насчет тебя? У меня встает, когда я смотрю на твои ноги.

Мы замолкаем, на кухне слишком долго воцаряется тишина.

Я разражаюсь смехом, мы оба не можем удержаться от улыбок, как сумасшедшие, глядя друг на друга с другого конца комнаты. — Да, абсолютно профессионалы.

Глава 19

Миллер

На следующей неделе я все свободное время провожу в доме Кая. Либо на кухне, либо с Максом, и когда Кай возвращается домой с работы после игр, я нахожу способы задержаться подольше, хотя вдохновение еще не пришло.

Очевидно, что это мое дело, если даже потрясающая, ультрасовременная кухня с совершенно новыми инструментами не может заставить меня творить.