— Лунниты мертвы, она жива. Что вам ещё надо?

— Говори, как ты с ними заключил контракт.

— Контракт? Пф... нет, устная договорённость с щедрой предоплатой. А в моём деле это означает только одно. Меня собирались убить сразу после.

Настоятель сощурился, глядя в спокойные, даже слишком, глаза. Опыт морского налётчика и воина говорит о правдивости слов. Но правдивые слова отлично прячут ложь. А наёмники — мастера врать и нарушать клятвы. Но сейчас есть проблемы поважнее старого наёмника, увы, неотвратимые. Фестиваль сорван. Паломники разнесут эту весть по всем Осколкам, а со слухами она долетит даже за Стеклянную Пустыню и Осколки Звёзд. Репутация запачкана, и пятна эти смываются только кровью.

С противоположной стены за допросом наблюдает резной образ Мардока: воин в полном шлеме, вооружённый мечом и щитом. Резчик был далёк от таланта, но грубые удары резцом — только на пользу образу бога войны.

— Поднимите. — Скомандовал настоятель.

Монахи спрятали клинки и, рывком, взяв подмышки, подняли Вилгора. Тот охнул, качнулся, невольно дёрнув руками к голове. Петля впилась в горло, и старик торопливо вернул руки на место, напряг шею, силясь ослабить хватку. Один из монахов, с явной неохотой, помог.

— Может, путы срежете? — Прохрипел наёмник.

— Потом, может быть. Рассказывай.

— Да что тут рассказывать? Пришли ко мне двое в масках и предложили золото за прелестную головку вон той девчули.

— И ты согласился.

— Нет, конечно! Я что, дурак? Мы торговались. Сошлись на пригоршне изумрудов аванса и после добрый мешочек драгоценных камней, всё вместе — эквивалент десяти тысяч золотых. Я ещё хотел сторговать хорошую кобылку, но они упёрлись.

— Наёмники...

— Верные последователи Мардока, прошу заметить. — Вилгор улыбнулся. — Без нас война была бы скучной.

— Вас следовало отнести к Аргантосу.

— Возможно, но богам виднее.

Роан забормотал сквозь дурманный сон, и все разом повернулись к нему. Даже сейчас лицо парня пугающе спокойное, без гримас или чего подобного. Умом настоятель понимает, что это следствие старых ран, но чувства приходят в смятение стоит взглянуть в это лицо. Тишь приложила ладонь тыльной стороной ко лбу парня, чему-то кивнула и жестами сообщила, что он в норме. Настоятель же задержал взор на Роане.

Подумать только, перед ним кандидат в императоры. Ха... старая мечта служителей культа, и не одного.

Илмириты грезят о том, как возрождённая империя наладит сообщение с самыми дальними уголками мира. С чем сами они справиться не могут, как бы не старались.

Мардониты впадают в божественную эйфорию при мыслях об объединительных войнах. Когда ни один Осколок не останется в стороне, а кровь пропитает землю на глубину трёх копий! Горнило, что отсеет слабых воинов и глупых военачальников, а победитель воистину будет воплощением бога.

Да, пожалуй, все культы, кроме Аргантоса и Луннисы, мечтают о возрождении Империи. Вот только одних мечт мало. Нужен человек, способный встать во главе армий и государства. Тот, кого признает знать, не только за право силы, но и по праву крови. И вот, мальчишка лежит перед ним, едва живой.

Настоятель поджал губы. Попытался рассмотреть в нём хоть что-то особое, кроме шрамов, но нет. Ничего. Тем не менее в нём достаточно благородная кровь, а упорство достойно восхищения. Как и умение наживать врагов. Беда одна: он не прошёл испытание фестивалем, никто не прошёл. Даже если продолжить соревнование, то с такой раной он ничего не сможет. Будь хоть трижды избранный судьбой или богами.

Наёмник откашлялся, привлекая внимание, и настоятель вздрогнул, повернулся к нему.

— Мальчишка ведь особенный, да? — Вилгор сощурился, хитро улыбаясь.

— В какой-то мере.

— Скван... — Протянул Вилгор, будто пробуя имя на вкус, как вино. — Славное имя, овеянное легендами и преданиями. Мореходы, военачальники и короли. Скваны. Род, утративший всё ещё до Раздробления.

— К чему ты это?

Старик сморщил нос и шумно втянул воздух, сказал:

— Наёмники чуют прибыль, иначе нам не выжить. Деньги! А сейчас, я чувствую особенное напряжение, то самое, которое сулит богатства, немыслимые в обычной заварухе.

Настоятель молча смотрит на него. Даже огонь в камине притих и прижался к поленьям, что только начали рассыпаться на рубиновые угли.

— Простому человеку лунниты смерти желать не будут, а мардониты не поднимут такой переполох. Я ведь прав?

Улыбка наёмника всё ширится, вот в отсветах огня сверкнули желтоватые зубы.

— Допустим, ты в чём-то прав.

— А что, если я и мой отряд предложим маленькую помощь?

Роан очнулся от раскатистого грома за стеной. В теле тянущая слабость, как у марионетки с обрезанными нитями. Взгляд упёрся в потолок, поперечные балки из толстой лиственницы, окованный зелёной бронзой. Будто неведомые строители опасались прорыва через крышу. Комнату заливает рассеянный свет, сложно понять утро или вечер. Гром повторился. Тягучий и мощный, на мгновение заложило уши, раскаты резонируют в груди. Парень повернулся направо, каменная стена, на лево, комната маленькая и явно в одной из башен храма-крепости. На полу выцветший ковёр крупной вязки, у окна — грубо сколоченный стол и табурет. На окне решётка.

Толстое одеяло прижимает к кровати, под ним так тепло и уютно. Роан поднялся, откинув и, окунаясь в холодный воздух, едва сдержал вскрик. Схватился за бок и обнаружил себя голым. На месте раны следы шва и молодая, нежно-розовая кожица, готовая лопнуть от неосторожного прикосновения. Борясь с острым желанием зарыться под одеяло, слез с кровати и поковылял к окну. Тело слушается нехотя, будто забыло, как двигаться, но с каждым шагом движения становятся увереннее.

Одежды нигде нет, у окна, где больше света, стали заметны потёки мазей на старых ранах и следы забора крови пиявками. Роан упёр ладони в подоконник и посмотрел через мутное стекло на серую степь за крепостной стеной. Осень выпила все краски мира, оставив серость и грязь. По небу вяло ползут бугристые тучи, за ними объёмно грохает, изредка сверкает. Воздух даже в комнате пахнет грозой, настоящей, безумной стихией, что стремится уничтожить мир.

Насмотревшись вдоволь, пошёл к двери и толкнул, та не поддалась. Ниже ручки, темнее врезной, замок из чёрного металла, скважина таких размеров, что большой палец пролезет. Роан загремел кулаком по доскам, крикнул. На той стороне почти сразу закопошились, лязгнул металл, внутри замка грюкнуло и дверь отворилась. Дюжий монах быстро глянул на Роана, кивнул и сказал:

— Сейчас вам принесут одежду.

— И еду. — Просипел Роан, замолк, пытаясь понять, почему голос такой, и добавил. — И вина.

— Сначала одежда.

— Тогда уж мытьё, а потом одежда.

Рона провёл ногтем по рёбрам и продемонстрировал охраннику потемневшую каёмку, затем сам оглядел ногти. Отрасли значительно, ещё чуть, и ими можно будет драться. Монах подвигал бровями, кивнул.

— Да пожалуй, надо. Ждите.

Дверь захлопнулась и вновь грюкнул замок. Роан вернулся на кровать, гадая о причинах такого отношения. Он точно не пленник и не заключённый. Но и свободным не назвать. Его вылечили, заботились как минимум неделю. Выходит... что? Роан мотнул головой. Какая разница? Фестиваль закончился, победил другой и, возможно, получил благословение бога Войны. Не он. Всё путешествие было зря. Эллион зря погиб!

Парень сгорбился на кровати, спрятал лицо в ладонях. Ненавистное, бесчувственное лицо. Ногти впились в кожу над бровями, потянули вниз, словно пытаясь снять личину. Хочется орать, выброситься из окна, но там решётка!