– А второй?

– Дикус тоже не ангел, но он хотя бы не наслаждается болью других. Мне на него плевать, только он нас не отпустит.

– Ты вообще ничего не боишься? – недоверчиво и вместе с тем уважительно спросил Тик.

– Нет. – Лала даже не задумалась над ответом.

– Какая ты… странная…

– Обычно меня зовут длинной уродиной. Странная звучит лучше.

– Госпожа Лала, ты очень красивая.

– Ну тебя!

– Правда-правда! – горячо прошептал Тик. – Просто ты этого не знаешь.

– Хватит болтовни, давай лучше мы с тобой…

Лала не договорила, вместо слов Тик услышал сдавленный выдох. Лала смотрела мимо него. Он съежился и медленно обернулся: по прошлогодней хвое ползла небольшая змея. Тик перевел глаза на Лалу и недоверчиво хмыкнул:

– Ты чего? Это же просто гадючка, от ее укуса не умрешь. Да и не нужны мы ей.

Лала выпустила застрявший в груди воздух только тогда, когда змея ушуршала прочь:

– Боюсь змей.

– Ты? Змей?

Он прыснул, но тут же замолчал – к ним подошли охотники проверить веревки. Тик, облизывая потрескавшиеся кровящие губы, сказал:

– Благородные господа, дайте нам напиться!

– Не сдохнешь.

– Эрл, ну что ты за скотина! Он ребенок совсем! – Лала с такой ненавистью посмотрела на охотника, что тот поежился.

– Не свети мне своими уродскими глазами, чертово отродье! Выколю!

– А хозяин потом тебе выколет! – огрызнулась она.

– Ну так завяжу, сиди как крот в потемках!

Эрл принес несвежую тряпку и больно затянул Лале глаза:

– Доброй ночи, ведьма! Скоро тебе будет не до снов.

Когда он ушел, Лала шепнула Тику:

– Ты здесь?

– Да, – так же шепотом ответил он.

– Надо сделать одну очень странную вещь.

– Говори, – в голосе Тика проскользнул интерес.

– В моем правом ухе восковая заглушка, достаточно большая, просто волосы скрывают. Ее надо вынуть.

– У меня руки связаны.

– Но не пальцы же! – нетерпеливо и даже сердито ответила Лала.

Тик помолчал, переваривая бесконечные странности спутницы, потом ответил:

– Хорошо, когда они уснут. Только мне кажется, тот, второй, на тебя смотрит все время. Он хочет что-то сделать, чует мое сердце.

Охотники сидели у костра недолго. Перед тем как уйти в шалаш, Дикус подошел проверить веревки на Лале, но при этом ощупал ее всю, и пальцы у него дрожали. Никто не касался ее так, кроме капитана Ростера. Свежее воспоминание накатило мерзкой волной, сердце заколотилось, и она снова увидела мысли Дикуса, грязные и бесхитростные. Причмокивая, он шепнул ей, что, если она будет благоразумной, получит в замке нового защитника.

Когда Дикус ушел, насвистывая и пошатываясь, Лала с Тиком притихли и сидели молча до тех пор, пока разговоры в шалаше не сменились мощным храпом. Тогда Тик, исцарапав Лале все ухо, вытащил заглушку.

– Спасибо, – шепнула ему Лала. – Теперь спи.

Звуки обрушились на Лалу красочным занавесом из разновеликих фигур. Тугая повязка не пропускала лунный свет под веки, но там хватало своей яркости. Лала видела ломаный синий скрип деревьев, свист ночной птицы выглядел бесконечной цепочкой дымчато-сизых колечек, и давешняя гадюка проползла – звук ее был похож на сыплющуюся сверху струю серебристого песка. Этот песок почему-то взволновал Лалу. Она задумалась: а какого цвета песок в ее пустыне? Белый, красный, а может, серый? Или светло-бежевый? Образы наползали друг на друга, и никуда было от них не деться. Но тут она увидела звук, которого ждала. Пульсирующий куб, большой. Шаги человека. И пусть Дикус был ей до плеча, мощи ему хватало. Он крался, полагая, что шорох опавшей хвои под ногами теряется в какофонии ночного леса. Но видение куба было четким и точно показывало, откуда его ждать.

Лала дрожала, но не от страха. Это было радостное возбуждение хищника. Дикус наклонился к ней сзади – она видела зубастые лиловые спирали его дыхания и точно могла определить расстояние до него. Как это получается, она не успела задуматься. Сцепив связанные руки в замок, Лала резко подняла их, будто замахнулась топором, и вложила в удар всю злость на того, кто стоит за ее спиной. Хрустнула переносица. Звук этот выглядел как лопающийся раскаленный камень бурого цвета. Упавший Дикус зашипел, держась за окровавленный нос, но ничего толком не успел понять. Ориентируясь только на звук, Лала нашла его горло.

Когда Дикус перестал шевелиться, она тихонько позвала:

– Тик, ты где?

– Тут, – прозвучал радостный шепот совсем рядом. Мальчик, еле слышно шурша хвоей, подполз к ней.

– Можешь развязать меня?

– Нет, – так же тихо просипел Тик, – но у этого, которого ты… у него нож был за поясом.

– Точно. Сними тогда повязку с глаз.

Смесь образов, настоящих и звуковых, на миг затуманила сознание Лалы, но она быстро справилась и помогла Тику сесть.

– Можешь идти?

– У меня ноги связаны!

– У меня тоже, но если делать очень маленькие шаги, то получается. Если не хочешь так, то ползи на четвереньках. Но времени у нас нет. Эрл как дикий зверь, все чувствует и ко всему готов.

При виде разодранного горла Дикуса Тика чуть не вырвало. Стараясь не смотреть на выпученные, еще не мутные глаза, отражающие луну, Тик помогал Лале искать нож. Только вот ножа не было.

– Ну да, зачем ему нож, когда к девице идет. Тут бутылка нужна, – по-стариковски пробурчал Тик.

– Что? – Лала не удержалась и прыснула.

– Что слышала. Я маленький, но не тупой. Я знаю, зачем к тебе Дикус приходил. Чтобы девица благосклонной была, ее надобно не ножом стращать, а сладостями да вином угощать.

Бутылка нашлась, небольшая и плоская, удобная для всадников. Пока Лала разглядывала ее, Тик подобрал камень и стукнул по стеклу.

– Ш-ш-ш! – зашипела Лала, но было поздно.

– Дикус? – сонно прозвучало из шалаша.

Лала рухнула на землю, потянув за собой Тика, но тот успел схватить осколок:

– Быстро, госпожа, руки!

Пока мальчик перепиливал ворсистую грубую веревку, Эрл еще пару раз позвал напарника, а потом стал с руганью выбираться из шалаша.

– Шевелись, Тик!

– Да-да, почти! Теперь ноги!

– Нет, сначала давай тебя!

– Ты важнее, ты с ним справишься и меня выручишь!

– Заткнись! Ему не нужна твоя жизнь!

Лала выхватила у Тика осколок и стала лихорадочно пилить веревку на ногах мальчика. Ругань Эрла яркими бордовыми вспышками застилала ей все, и она полоснула прямо по руке Тика. Он вскрикнул, и Эрл метнулся в их сторону. Лала закрыла глаза и продолжила на ощупь. Тень, в которой они укрылись, предательски сдвинулась – луна выглянула из-за облака. Плоское серебристое светило улыбалось, освещая пленников до мельчайшей черточки. Оно же четко обрисовало фигуру Эрла, заряжающего арбалет. Последняя веревка упала, и пленники побежали.

Свист стрелы Лала увидела, как только Эрл нажал на спусковой рычаг. Дернув Тика за руку, Лала лишь немного изменила положение цели – стрела попала в ногу мальчика. Тик вскрикнул, и охотник радостно загоготал:

– Готов, ублюдок!

Лала остановилась, легко отбросила Тика в ближайший куст и повернулась к Эрлу. Всхлипывания мальчика, испуганный галдеж разбуженного леса, гогот охотника, наслоившись на ночную картинку, напрочь лишили ее возможности четко видеть. Она закрыла глаза и пошла вперед. Она видела, как дышит Эрл, как бьется его сердце, как он сглатывает слюну. Она видела его дикий страх, расползающийся чернильным пятном. Кадык, острое и твердое отличие мужской шеи от женской. Один четкий, сильный и невероятно быстрый удар сжатого до крови из-под ногтей кулака. Хруст, клекот, мгновенно линяющее пятно страха и затухающие бордовые вспышки – пульсация умирающего сердца. Гулкая бурая клякса – удар тела о хвойный лесной ковер.

Когда она нашла Тика, тот поскуливал, как раненый волчонок, и держался за ногу. Стрела застряла у него в икре. Лала отнесла его в шалаш и уже там вытащила стрелу, залив рану содержимым брошенной Эрлом бутылки.